Наталья Александрова - Все против свекрови Страница 8

И Сережа начал рассказ, то и дело опасливо поглядывая на Бонни, чтобы проверить его реакцию.

– Все это из-за Пелагеи! – проговорил он, снова громко шмыгнув носом. – Она такая зануда! Прямо настоящая училка! Вечно над душой стоит и только приговаривает – это нельзя, то не смей, так не делают…

– Пелагея, говоришь? А как же насчет игровой приставки? – строго спросил дядя Вася и незаметно сделал знак Бонни.

Понятливый пес грозно зарычал и придвинулся поближе к мальчишке.

– Ой! – вскрикнул тот. – Ну да, и приставка, конечно… она такая крутая! Я о ней давно мечтал… но Пелагея все-таки зануда! – выпалив эти слова, он покосился на Бонни. Тот молчал и не двигался с места, так что мальчишка продолжил: – Ну, а я знал, что мама Пелагее оставила как раз пятнадцать тысяч. Почти хватает на приставку, двести рублей Пелагея своих бы добавила… ну, мы с Колькой и придумали…

– Чья была идея? – строго осведомился Василий Макарович. – Только чтобы не врать, а то сам знаешь… – и он выразительно взглянул на Бонни.

Бонни вошел в роль: он сделал зверскую морду, оскалил клыки и зарычал.

Сережа придвинулся поближе к дяде Васе и продолжил:

– Вообще-то я это по телевизору видел. Один пацан в Америке сам себя похитил, только он миллион долларов потребовал. Правда, его полиция поймала, когда он выкуп забирал. Ну, мы с Колькой это обсудили и решили, что, если не очень много запросить да припугнуть как следует, Пелагея в милицию не пойдет, и все обойдется… а главное, мы эту хохму с грузовиком придумали…

– А записки кто передавал?

– Это мы Петьку Сковородникова попросили… – ответил Сережа, опустив глаза. – Он в моем подъезде живет, сказал матери, что вышел за газетой, и положил перед дверью… он вообще-то про похищение ничего не знал!

– Теперь понятно, почему никто не видел курьера похитителей! – проговорил дядя Вася. – Потому что он и вправду не входил в подъезд. Он там живет. В общем, ты, человек-невидимка, пойдем домой, Пелагея Петровна тебя уже заждалась, места себе не находит! И смотри – чтобы ей не врать, а то ведь ты знаешь, как Бонни к этому относится! И еще… – добавил он, ехидно взглянув на «спасенного». – Приставки этой, как ее там, тебе теперь точно не видать как своих ушей. Потому что деньги эти Пелагея Петровна мне отдаст, за твое спасение.

Пелагея Петровна открыла дверь, всплеснула руками и попятилась, увидев перед собой зеленое лицо Василия Макаровича.

В следующую секунду она заметила за спиной детектива племянника и бросилась к нему с распростертыми объятиями:

– Сереженька, мальчик мой, как же ты побледнел и похудел! Как осунулся! Тебя там мучили? Обижали? Морили голодом? Ну, ничего, я тебя откормлю, отмою… я приготовлю твои любимые блинчики с творогом… с вишневым вареньем…

– Вообще-то, Пелагея Петровна, – проговорил дядя Вася, деликатно прокашлявшись, – вы его не очень-то поощряйте блинчиками с вареньем. Это ведь он сам свое похищение задумал, на пару с приятелем… так что вы того… проведите с ним воспитательную работу. Вы все-таки заслуженный педагог…

– Что?! – Пелагея отодвинула Сережу и встала перед ним, защищая своей грудью от Василия Макаровича и выдвинутых им обвинений. – Я вам не верю! Мой Сережа на такое не способен! Он хороший, душевный мальчик! Вы на него клевещете!

– Серый, – дядя Вася повернулся к мальчику. – О чем мы с тобой говорили? Относительно вранья?

Сережа покосился на кухню, откуда доносились восхитительные запахи, затем перевел взгляд на дверь, за которой маячила желто-зеленая морда Бонни, тяжело вздохнул и проговорил:

– Вообще-то, тетя Поля, это правда, мы с Колькой Пустышкиным все придумали. Я очень приставку игровую хотел…

– Что?! Это правда? – Пелагея Петровна снова всплеснула руками. – Как ты мог! Ведь ты знал, что я буду переживать, волноваться… а записки… записки ты тоже сам писал?

– Сам, – признался Сережа, пристально разглядывая узоры паркета.

– Как ты мог! – воскликнула Пелагея Петровна еще более пылко. – Как ты мог перепутать частицы «не» и «ни»! Как ты мог пропустить запятые перед однородными членами предложения! И самое главное – как ты мог написать «оранжавый»!

– Как хорошо, – вздохнула я, вытянув ноги и отхлебнув воды из бутылки.

В бок тут же ткнулось что-то огромное и горячее.

– Ну на, получи! – Я плеснула из бутылки прямо в раскрытую пасть величиной с дорожный саквояж.

Бонни громко сглотнул, разлив воду, и задышал тяжело.

Жара упала на наш город еще в июле, а вот уж и пол-августа прошло, а она все не прекращается. Бонни полегче, чем другим собакам, – он короткошерстный, а каково какому-нибудь косматому бобтейлу или ньюфаундленду?

Я передвинулась подальше от Бонни, от него несло жаром, как от паровозной топки.

– Посидел бы спокойно в тенечке, – сказала я, – нечего носиться, в такую-то жару…

Бонни хмыкнул – посидеть он и дома может, а на прогулке надо общаться. Правда, жара выгнала из города всех: детей, взрослых, собак… Многие собачники гуляют ночью или рано утром. А мы сегодня припозднились, я проспала. На площадке, кроме нас, никого не было, и Бонни приуныл.

Я прикрыла глаза и под чириканье мелких птичек совершенно расслабилась. Думать ни о чем не хотелось, хотелось сидеть в тенечке и грезить о несбыточном. О теплом море, о ласковых волнах, о прохладном ветерке, ласково обдувающем кожу, о ледяном стакане с коктейлем, о яхте с белым парусом и о капитане яхты – загорелом и бородатом блондине. Как в кино, в общем…

Ну и что, имеет же право человек помечтать? Я же не собираюсь про это никому рассказывать! Тем более что и рассказывать-то некому. Вот эта огромная слюнявая мордуленция песочного цвета и бывший милиционер на пенсии – вся моя семья на сегодняшний день. Они-то уж точно меня не поймут.

Снова я окунулась в приятные грезы, которые тут же прервал нетерпеливый звонок мобильного телефона. Ну, не дадут человеку спокойно помечтать!

– Василиса! – раздался в трубке запыхавшийся голос дяди Васи. – Дуй скорей сюда, у нас вроде бы клиент нарисовался!

– С чегой-то вдруг с утра пораньше?

– Звонил уже, хотел сразу явиться, еле-еле уговорил его часок повременить, – признался дядя Вася, – так что ты давай быстрее, одна нога там, другая здесь! Знаешь же, что без тебя не могу я его принять, это же человек может инфаркт получить от неожиданности, если такое лицо увидит!

– Да ладно вам, – я нехотя встала, – иду уже, не волнуйтесь!

– Быстрее давай!

После того как малолетние паршивцы облили дядю Васю зеленкой, мы перепробовали все. Мыло, гели, скрабы, тоник, спирт, всевозможные растворители. Нельзя сказать, что совсем ничего не помогло. Лицо его стало не ярко-зеленого цвета, а бледноватое. И напоминало, простите, труп недельной давности. Это Василий Макарович сам так сказал, поглядев на себя в зеркало и тяжко вздохнув. Ему, конечно, виднее, при его-то профессии…

– В общем, показываться с такой физией на люди нельзя! – решил дядя Вася. – Люди не поймут! А народ у нас теперь нервный, могут и накостылять под горячую руку!

– Ну так и посидите недельку дома, – согласилась я, – все равно такая жара стоит – днем носа на улицу не высунуть! А под покровом ночи можете выйти, только под фонарями не гуляйте!

– Издеваешься, да, – расстроился дядя Вася, – у человека несчастье, а ей все хахоньки… Да уж, повезло нам с Бонни, надо было с этой Пелагеи Петровны по тройному тарифу взять…

Ага, как же… Как только Пелагея получила в руки своего ненаглядного Сереженьку, она тут же принялась его пилить и воспитывать. А нам даже тех смехотворно малых денег, что запросил с нее дядя Вася, – и то не хотела давать. С трудом с ними рассталась. И сказала на прощанье, что за зеленку она Сережу наказывать не станет, это, мол, дядя Вася сам виноват, что вовремя не увернулся.

– Не зря она мне мою первую учительницу напомнила, – признался дядя Вася, когда Пелагея ушла. – Вот была женщина – ух! До смертного часа ее не забуду!

Парадокс заключался в том, что с Бонниной морды зеленка сошла довольно легко, просто вымыла я его пару раз специальным собачьим шампунем. Правда, потеряла при этом лет пять жизни, но кого это волнует?

Предлагала я этот шампунь дяде Васе, но он почему-то отказался.

Сейчас я убрала телефон в карман и взяла Бонни на поводок. Он замахал хвостом и рванул в сторону нашего дома.

– Бонни, ты куда? – Я изо всех сил потянула поводок. – Нам нужно к дяде Васе…

Угу, попробуйте направить бегемота направо, когда он хочет налево!

– Даже и не думай, – твердо сказала я нахальной морде, – даже и не мечтай об этом!

Не помню, говорила я или нет, но мы с Бонни живем теперь в небольшом двухэтажном доме на четыре квартиры. Одну половину занимает большое семейство – папа, мама, бабушка и двое детей. Они огородили свою часть участка красивой кованой решеткой, замостили двор плиткой, бабушка разбила цветник и даже грядку с клубникой.