Далия Трускиновская - Женщина четвертой категории Страница 8

Метла осталась в подвале, и потому я кинулась разбираться совсем безоружная.

За кустами, у самой стенки, из торчащего на уровне моей талии крана била холодная вода. Рядом стоял почти намыленный бомж. Клочья пены мало что закрывали – даже подслеповатая бабка догадалась бы, что мужик голый. А в двух шагах от бомжа дико хохотала Лягусик и тыкала в него пальчиком. Брызки воды летели на нее, но она была совершенно невменяема, взвизгивала и еще что-то сквозь хохот приговаривала.

Я схватила Лягусика в охапку и поволокла прочь. К счастью, подвальная дверь была рядом, и никто из жильцов нас не заметил. Минуты две спустя она вдруг перестала хохотать, захлопала глазами, взгляд сделался чуточку осмысленнее, и наконец раздался тихий, робкий трогательный голосок:

– Ой, а что это такое было?..

Тогда только до меня дошло, что бедная девочка испытала сильное потрясение, и хорошо еще, что все кончилось обычной истерикой.

Я с большим трудом успокоила Лягусика. Я объяснила ей, что именно этот бомж – какой-то редкий, неслыханный экземпляр, может, даже вовсе инопланетянин, устроенный не так, как нормальные люди. И даже хорошо, что он, испуганный визгом и хохотом, сбежал как был, прикрытый лишь клочьями пены! Лягусик выслушала и возразила: что-то этакое время от времени описывается в дамских романах, но там голый герой, стоит ему только обнажиться, вызывает у героини-девственницы бурный восторг, и дальше уже начинается море страсти, тут же, в кустах возле крана, Лягусик никакого восторга в себе не обнаружила.

Тут я ничего сказать не могла – вот если бы потребовалась цитата из Яши Квасильевой, я бы ответила с блеском. А дамские романы – не мое дело.

Я отвлеклась? Ой, честное слово, отвлеклась! Прямо как Яша Квасильева! Она тоже вдруг начинает вспоминать какую-нибудь историю, которая случилась с ее свекровью сорок лет назад, и вспоминает целых шесть страниц, так что, когда вдруг появляется очередной труп, не сразу понимаешь, откуда это он свалился.

Так вот, непонятная бомжиха услышала слово «помыть», подпрыгнула и замахала руками. То ли обрадовалась, то ли переполошилась – я так и не поняла. Однако время было уже очень позднее.

– Лясенька, солнышко, ты ложись спать, а я нашу гостью помою, – ласково сказала я. Лягусик – добрая душа, чувствительное сердце, но если ее сейчас удастся уложить, то она утром, проснувшись, и не вспомнит, что вечером собиралась кого-то облагодетельствовать.

– А ты, Люстрочка, сама справишься?

Я прямо умилилась. Лягусик так трогательно проявляет свою заботу обо мне! Каждый раз, когда я зимним утром, которое на самом деле еще ночь, надеваю ватник, валенки и беру свою знаменитую лопату, она тоже сквозь сон спрашивает, справлюсь ли я без ее помощи. Я не хочу ее огорчать – ведь помощница из нее никакая. И бодро отвечаю, что работы там – на полчаса, не больше. Лягусик кротко улыбается и спит дальше.

– Справлюсь, конечно. Только это нужно проделать на улице, у крана, чтобы вшей в душевой не натрясти. Пойдем, крошка! – это уже относилось к бомжихе. Она явно не понимала, и тогда я рушительно взяла ее за руку и потащила из подвала.

Во дворе я развернула ее лицом к помойке.

– А теперь звездуй отсюда, пока рожа цела! Ща у меня метлой огребешь! Ходют тут всякие!

И для надежности я еще дала нашей гостье пинка под зад. Бомжиха так и полетела вперед. Потом я побродила по двору, ожидая, пока угомонится Лягусик, а в голове опять образовались непонятные залежи картофельных очистков.

Могла ли администрация кафе, которому Наталья подрядилась чистить картошку, прислать киллера? Убийство теперь – не такое уж дорогое удовольствие, можно нанять человечка и за двести долларов, но какие такие счеты у Натальи с владельцами кафешки, если они на двести долларов не поскупились? Нет, это – не вариант.

Ничего не придумав, я легла спать.

Утром по хорошей погоде, оставив Лягусика смотреть сладкие сны, я вышла помахать метлой и встретила Агнессу Софокловну с болонкой. Очевидно, у всех старушек – свои странности. Вот Натальина матушка – царица Клеопатра, а от Агнессы Софокловны я ни разу не слышала матерного слова. Тем не менее всегда можно понять, что она имеет в виду.

Я проводила ее на пустырь, а сама пошла к помойке. Там можно найти немало интересного. Я вот однажды выкопала из контейнера почти новую зимнюю курточку для моего Лягусика.

У помойки лежал на кирпичной приступочке толстенький томик с парочкой на обложке. Я обрадовалась – эту серию Лягусик больше всего любит. Она уже прочитала «Искру страсти», «Огонь страсти», «Пламя страсти», «Факел страсти», «Вспышку страсти», «Жар страсти», а теперь мне повезло – какая-то добрая душа вынесла на помойку «Пожар страсти».

Я отряхнула находку и поспешила обрадовать Лягусика, но столкнулась с Агнессой Софокловной.

– Люстрочка, детка, у меня ручку в ванной заедает, – пожаловалась старушка.

В прошлый раз я ей приклеила отлетевшую кафелину и получила банку растворимого кофе, где еще оставалось больше трети. Так что стоило подняться со старушкой на четвертый этаж и подергать ручку.

В Юльке иногда просыпается телепатия. Обычно она реагирует на деньги. Несколько раз бывало – как с Натальей расплатятся за заказ, так тут же к ней летит рыдающая Юлька, умоляя о политическом убежище. Причем знать об этом Юлька не могла, она действительно угадывала.

Вот и сейчас, стоило мне отвинтить ручку, раздался телефонный звонок.

– Детка, не поверишь, но это тебя.

Я взяла трубку.

– Люстрель, кошмар! – завопила Юлька. – Это не тот бык!

– То есть как – не тот?

– Этот – просто бык, а ей нужен этот, Осирис, что ли?

– Ну и где я ей возьму Осириса?

– Она говорит, он там на стенке!

– Как на стенке?!?

Среди всякого хлама, который нуждается в реставрации, у Натальи был хлам, так сказать, не имеющий исторической ценности. Она съездила в Египет и привезла оттуда прорву сувениров. Разумеется, большую часть этого добра прихватизировала бабка Клеопатра, но кое-что осталось. Например, кусок папируса, на котором в две краски, черную и красную, действительно был изображен рогатый бык, окруженный всякими выкрутасами и загогулинами.

Наталья поместила его в рамочку и повесила над диваном, а размером он был с половину газетного листа, не больше.

Я беззвучно прокляла дурную бабку Клеопатру, из-за которой перлась через пол-Москвы с идиотской гипсовой фигурой за плечами.

– Люстрель, умоляю! Она меня выгонит, если ей сию минуту не будет этот траханный бык! Она совсем озверела… ой! Ваше величество, доброе утро!

Я подумала, что старуха их здорово вышколила. И вообще надо бы показать бабку Клеопатру Яше Квасильевой, это же настоящий персонаж из ее романа. Глядишь, бабка и пригодится.

Юлька меж тем лебезила перед старухой, очевидно, делая вид, что телефонная трубка в ее руке – не трубка, а так, непонятно что. Старуха басом приказывала бросить кого-то из придворных в бассейн с крокодилами, а Юлька обещала сделать это сию минуту, вот только позавтракает.

– Люстрель? Я тебя умоляю! Привези этого быка ну хоть под бюст! Я по гроб жизни!..

– По гроб жизни – это слишком много, а мне бы рублей тридцать. Я ночью того быка тащила, чуть не сдохла, теперь – этого…

– Нет проблем! Так через час под бюстом?

Тридцать рублей на дороге не валяются. Я согласилась. И пошла доделывать дверную ручку.

– Не хотела бы я дожить до исторических галлюцинаций, – глядя, как я управляюсь с отверткой, задумчиво сказала Агнесса Софокловна. – Люстрочка, ты представляешь меня в образе царицы Савской? Или королевы Марго?

– Вам это не грозит, – ответила я. – А у нее, если верить Наталье, всегда была мания величия.

– У нее, деточка, комплекс неполноценности был, – поправила умная старушка. – Вот она и компенсирует. Чего-то она от жизни недополучила.

– Быка Осириса… – буркнула я.

– Тоже не исключено.

Старушка так усмехнулась, что мне сделалось неловко. Мы с ней явно подразумевали под «быком Осирисом» совершенно разные вещи. Но заводить светскую беседу было некогда – да и мое чувство хорошего вкуса против такой беседы протестовало. Прикиньте – за круглым столиком на одной ноге сидят, попивая кофеек, с одной стороны – чистенькая старушка в черных нитяных перчатках и в кружевной наколке, а с другой – тетка в сером и грязном дворницком халате, с брезентовыми рукавицами за поясом и метлой у бедра.

Поэтому я приняла в вознаграждение за ручку десять рублей и поспешила к себе в подвал – переодеваться и завтракать.

Казалось бы, что могла успеть Лягусик, пока я спозаранку махала метлой и бегала к Агнессе Софокловне? Разве что почитать в кроватке дамский роман и почистить зубы. Ан нет. Когда я вернулась, она мазала бутерброд очередному бомжу. Уж как она его подобрала, не вылезая из подвала и, возможно, из постели – я не поняла.