Наталья Александрова - Мамочка в законе Страница 9

— Василий открыл дверь своими ключами и вошел в прихожую. Васенька, это ты? — донесся из комнаты мамочкин голос.

— Конечно я, мамочка, кто же еще! — Василий повесил пальто, вошел в мамочкину комнату и увидел обычную картину: мамочка, в лиловом спортивном костюме, крутила педали велотренажера.

— Мамочка, не переутомляйся! — Вася подошел к ней и чмокнул в щеку. Щека была намазана питательным кремом с запахом кокоса, и Василий вытер губы носовым платком, прежде чем закончить фразу: — Тебе могут быть вредны чрезмерные нагрузки.

— Ты намекаешь на мой возраст? — Мамочка хихикнула. — Это невежливо! Васенька, ты не забыл, что у нас кончились йогурты?

— Конечно мамочка, я купил твой любимый — яблоко с грушей.

— Но, я надеюсь, не жирный?

— Конечно нет, полтора процента.

— Умница! — Мамочка замедлила вращение педалей, затем остановилась и слезла с тренажера. Придирчиво осмотрев сына, она проговорила: — Тебе пора к парикмахеру. Ты очень зарос. Запишу тебя на следующий вторник к Марианне.

— Хорошо, мамочка, — Василий плюхнулся в кожаное кресло. — Чем ты сегодня занималась?

— Как обычно. Пробежка, бассейн, визит к косметологу… в моем возрасте нельзя запускать себя.

— Ты прекрасно выглядишь, мамочка.

— Кстати, Вася, я сегодня разговаривала с Олимпиадой Степановной. Ты помнишь Олимпиаду?

— Московскую? На которой был мишка — талисман?

— Перестань придуриваться! Мою старинную подругу Олимпиаду Степановну Свешникову!

— Ну конечно, мамочка, я помню Олимпиаду Степановну! Кто же не помнит Олимпиаду Степановну!

— Так вот, у нее есть племянница. То есть не совсем племянница, более дальняя родственница, но это не важно. Очаровательная девушка, с прекрасным характером, высшим образованием и средней музыкальной школой. Играет на фортепьяно, говорит на трех языках…

— И вышивает болгарским крестом похоронные саваны, — насмешливо закончил за нее Василий.

— Прекрати! Действительно чудная девушка!

— И сколько лет этому сокровищу?

— Всего тридцать пять!

— Я себе представляю! — Василий сладко потянулся. — Мамочка, я тебя умоляю, оставь эти дурацкие хлопоты! Если я захочу жениться, я сам найду себе подходящую невесту.

— Васенька, как ты можешь так говорить! Я твоя мать, я хочу, наконец, дожить до внуков! Я вижу, что ты слишком скромен, стеснителен, не умеешь ухаживать за девушками, и я не могу пустить такое важное дело на самотек! Ты совершенно не разбираешься в женщинах, и тебя может обвести вокруг пальца первая попавшаяся вертихвостка!

— Моя единственная женщина — это ты! — Василий снова потянулся к мамочке, чмокнул ее в намазанную кремом щеку и вытер губы. — Нам хорошо вдвоем, и больше никто нам не нужен.

— Глупости! — Мамочка недовольно отстранилась. — Тебе уже не двадцать лет! И даже не тридцать! Я хочу дожить до внуков! Я хочу их понянчить! Ну, это, допустим, перебор, но хотя бы увидеть их!

— Доживешь, обязательно доживешь, мамочка, — примирительно проговорил Василий, — ты проживешь еще сто лет! Ты в прекрасной форме и очень хорошо выглядишь!

— Что у тебя на работе? — озабоченно проговорила женщина. — Надеюсь, ты помирился с начальником?

— Да, мамочка, — Василий снова потянулся, — я помирился с начальником. Он обещал мне повышение.

— Вот видишь, — мамочка торжествующе вскинула голову, — мать плохого не посоветует! Очень важно правильно держать себя с начальством и сослуживцами, всячески избегать конфликтов, но при этом не позволять никому садиться себе на шею…

— Да-да, мамочка, — Василий зевнул, — а мы сегодня будем ужинать?

— Ты прекрасно знаешь, Васенька, что сама я после семи часов ничего не ем, но для тебя я приготовила запеченную лососину. Ты ведь любишь запеченную лососину?

— Обожаю! Я обожаю запеченную лососину и обожаю тебя, мамочка! — Василий еще раз звучно чмокнул ее в щеку и не стал на этот раз вытирать губы — крем уже впитался в кожу. — Ну кто еще будет так меня кормить!

— Я тебя предупреждала! — трагическим театральным голосом воскликнула Лола. — Я говорила тебе, что из этого не выйдет ничего хорошего! Я говорила, что ты обязательно влипнешь в неприятности и втянешь в них меня!

Леня сидел в глубоком кресле и любовался своей боевой подругой. В гневе она была особенно хороша.

«Все-таки в ней действительно пропадает выдающаяся драматическая актриса, — думал он, — вот сейчас, например, она явно играет Медею… или леди Макбет? Нет, пожалуй, все-таки Медею. Только не надо ей об этом говорить, а то она возгордится и перестанет работать».

Пу И, наоборот, очень не любил, когда хозяйка так бушевала. Он вообще не любил шума, громких голосов и бурных страстей. Чихуахуа предпочитал похулиганить в тишине, когда никого нет дома, а потом отдыхать на Долиной кровати, и чтобы было много орехового печенья. Зато Перришону происходящее очень нравилось. Попугай и сам любил поговорить на повышенных тонах, и сейчас он старательно запоминал Полины интонации, чтобы позднее использовать их в одном из своих маленьких моноспектаклей.

— А теперь, когда у тебя ничего не получилось, ты приходишь ко мне и обращаешься за помощью. Где же ты был раньше, когда я предупреждала тебя и отговаривала ввязываться в это дело?

Леня почувствовал, что Лола начинает выдыхаться и теперь уже можно вставить реплику в ее вдохновенный монолог.

— Лолочка, девочка моя, — проговорил он как можно мягче, — я думаю, что женское платье мне не пойдет.

— Что? — изумленно переспросила Лола. — Женское платье? Леня, ты что — сменил сексуальную ориентацию?

Произошло именно то, на что Леня рассчитывал: его подруга удивилась и утратила свой полемический задор. Она смотрела на Леню, широко открыв глаза, и ждала объяснений. Собственно, это тоже было игрой. Леня прекрасно знал, что Лолке давно уже надоело сидеть в четырех стенах, что ей хочется развлечься, и уговорить ее заняться вместе с ним делом не составит для Лени большого труда.

— Ничего я не менял, — терпеливо ответил Маркиз, — просто для того, чтобы подцепить на крючок брачного афериста, нужна женщина. Так сказать, в качестве наживки. Конечно, ты была бы лучше всех, но из твоего эффектного выступления я понял, что тебя эта роль не интересует. Никакой другой женщине поручить ее я не могу — во-первых, потому что никому, кроме тебя, не доверяю, а во-вторых, никто, кроме тебя, не сыграет эту роль на должном художественном уровне. Так что придется мне самому переодеваться в женщину. А женское платье мне, как я только что сказал, не пойдет…

Леня был замечательный психолог. Если бы он принялся уговаривать Лолу, воздействовать на ее сознательность и чувство долга, приводить ей многочисленные убедительные доводы — у него наверняка ничего бы не вышло. Но, подпустив небольшую дозу грубой лести и показав, насколько она незаменима, Маркиз добился своего.

— Ладно, черт с тобой, — проговорила Лола, усаживаясь в кресло напротив Маркиза, — говори, что нужно сыграть. Все равно ведь ты от меня ни за что не отстанешь…

Пу И понял, что больше шума и криков не будет, и ловко вскочил на колени к хозяйке. Лола не сразу осознала, что он сидит у нее на коленях, а осознав, ласково почесала за ухом, вполголоса проговорив:

— Только ты, Пуишечка, любишь меня совершенно бескорыстно, не заставляешь выполнять трудоемкие и опасные задания…

Пу И посмотрел на хозяйку очень красноречиво, и ее рука сама потянулась к вазочке с ореховым печеньем.

— Итак, — повторила Лола, — что я должна сыграть?

— Самую простую из твоих обычных ролей — роль богатой скучающей дамочки. Это ты играла уже десятки раз, и никаких проблем не должно возникнуть. Единственное, что нужно, — всячески подчеркнуть твою беспредельную обеспеченность. Обвешаться украшениями, как новогодняя елка, напялить дорогое безвкусное платье…

— Почему обязательно безвкусное? — обиделась Лола. — Это, в конце концов, унизительно!

Потому что ты непременно должна играть дамочку не только богатую, но и глупую — короче, легкую добычу для брачного афериста. Женщина с тонким вкусом, как правило, бывает неглупа, и Василий может насторожиться и не клюнуть на такую приманку…

— Василий? — удивленно повторила Лола. — Его еще и зовут Василием! Фи, какая пошлость!

— У него еще и фамилия — Зайкин, — посмеиваясь, сообщил Леня, — должен заметить, что она ему очень подходит. И имя тоже, да вот ты сама скоро увидишь.

— Все-таки я не понимаю, — протянула Лола уже нормальным голосом, без наигранной театральной интонации, — если известно, что этот Зайкин упер марки или что там еще, то отчего твой заказчик не наймет каких-нибудь крутых ребят, чтобы вытрясти из него если не марки, которых, надо думать, у него уже нет, то хотя бы имя человека, которому он их продал?