Людмила Милевская - Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает Страница 9

— Что-о?

— Ужин готовила.

— Да-а?

Сообщение брата потрясло Евдокию — пожалуй, даже больше истории с кровью. Ева была известной лентяйкой и неумехой. Единственное, что она сносно умела делать, так это выколачивать своими длинными пальцами из рояля какие-то звуки. Порой, даже волшебные звуки — в остальном же Ева полный профан.

— Боб, не ешь у нее ничего, — испуганно предостерегла Евдокия. — Еву я очень люблю, но не доверю ей даже пожарить глазунью. Даже укроп не доверю с грядки сорвать. Она совершенно не умеет готовить. Она вообще ничего не умеет.

Теперь удивился Борис:

— Да ну! А мне она сказала, что любит шить, вязать, а в стряпне просто фанатка.

— Не может быть! — поразилась Евдокия.

Борис рассердился:

— Выходит, я лгу?

— Не ты…

Она растерялась и, заподозрив неладное, настороженно спросила:

— Боб, а как Ева все это время себя вела?

Борису вопрос не понравился.

— Как порядочная женщина, — буркнул он.

— Это как?

Он понял, к чему сестра клонит, и окончательно разозлился:

— Ты не знаешь как ведут себя порядочные женщины?

— Откуда мне знать?

— Они провоцируют, но не дают, — рявкнул Борис, чем окончательно Евдокию расстроил.

— Значит я непорядочная, — пропищала она.

Ему стало смешно:

— Что, совсем не даешь?

— Нет, не провоцирую.

— Не провоцируешь? Нужели сразу даешь? — шутливо испугался Борис, поддразнивая Евдокию.

— Иди ты к черту, пошляк! — рассердилась она. — Что ты себе позволяешь?

— Что?

— Ты не забыл? Я твоя младшая сестра, а ты меня гадостям учишь.

— Гадостям?! Ха! Учитывая, что я не женат, а ты давно уже замужем, нужно подумать кто кого раньше научит. Как раз брак и кишит всеми гадостями, — парировал Боб и миролюбиво добавил: — Ладно, Дуняша, хватит нам цапаться.

— Никто и не цапается, всего лишь хотела предостеречь тебя, братец: смотри в оба, как бы дурака из тебя не слепили. Кое-кто это очень умеет, хоть и не скульптор, а музыкант.

— Я понял, о ком идет речь, но Ева ведет себя скромно. И ей не до меня. Говорю тебе, кровь действительно появляется на этих чертовых клавишах. Уже третий раз. Когда Ева готовила ужин…

Евдокия фыркнула, но промолчала.

— Когда Ева готовила ужин, — настойчиво повторил Борис и мягко продолжил, — я сделал вид, что хочу помыть руки, но завернул в кабинет вместо ванной.

— И что?

— На клавишах снова была кровь.

Хмыкнув, Евдокия спросила:

— А балконная дверь?

— Закрыта.

— Ужас какой! — против своего желания содрогнулась она.

Борис согласился:

— В том-то и дело. Кстати, Ева об этом не знает. Кровь я вытер, ничего ей не сказав.

— А потом? Что было потом? — нетерпеливо воскликнула Евдокия.

— Потом мы ужинали.

— Ха-ха!

Борис раздраженно повторил:

— Да! Мы ели!

— Что?

— То, что она приготовила!

— И как?

— Очень вкусно! — бодро заверил Борис.

Евдокию передернуло.

— Брр! Может скажешь, что это было? — брезгливо поинтересовалась она.

— Котлеты по-киевски. И ты, сестренка, совсем неправа: Ева отлично готовит.

— Ева отлично дурит тебя, — не скрывая торжества, сообщила Евдокия. — Даже обезьяне под силу достать готовую котлету из вакуумной упаковки и сунуть ее в микроволновку.

— Выходит, и Ева что-то умеет, — рассмеялся Борис, — выходит, и она на что-то способна.

— Тебе виднее, — ядовито заключила Евдокия.

— Сестренка, ты злючка.

Евдокия подумала: «Вижу, вы спелись, мои котлеты ты никогда не хвалил».

Но упрекнуть брата вслух она не решилась — не посочувствует, засмеет.

— Это странно, — удивился Борис, — не даешь мне сказать ни слова. Вот и пойми этих женщин. Речь о жутких вещах, а сестрицу мою беспокоя котлеты. Почему ты всегда зависаешь на пустяках? Тебе что, не интересно про кровь?

— Уже не интересно!

— Почему?!

— Я абсолютно уверена, что Ева всех нас искустно дурит, — отрезала Евдокия. — Осталось выяснить, зачем ей это понадобилось.

— Так давай выяснять.

— А я чем, по-твоему, занимаюсь? Это ты зависаешь на мелочах: капли, лужицы — все ерунда. Истина только в котлетах!

— Вот она, женская логика! — поразился Борис. — Убей, не пойму о чем идет речь. Дуня, куда ты клонишь?

— Если дашь мне два-три часа, я тебя просвещу, — заверила Евдокия, чем привела брата у ужас.

Он завопил:

— Нет-нет! Не сейчас! Давай, лучше я тебя просвещу.

— Бесполезно, — не согласилась она. — Твой разум молчит, после котлет в тебе остался только самец.

Борис обиделся:

— Почему это?

— Мясо способствует созданию адреналина, а уж Ева знает на какие подвиги направить этот гормон.

— Слишком ты стала начитанная.

— Не забывай: мой муж медик, — напомнила Евдокия. — Поэтому я могла бы продолжить, каким непоправимым химическим изменениям теперь подвергнется твой организм после злосчастной котлеты.

— А может быть лучше продолжу я, ведь я начал первым.

— Так и быть, попробуй, — сжалилась сестра.

— А тут и пробовать нечего. После ужина раздался телефонный звонок…

— Соседка!

— Соседка.

Евдокия немедленно вставила:

— Представляю чего ты наслушался.

— Да, женщины немного поговорили, — мягко согласился Борис.

— Немного? Ах да, минут сорок болтали, не больше, меня же ты упрекать начинаешь уже в первые секунды разговора с подругой.

— Ева отправилась открывать дверь соседке, — не обращая внимания на очередную ремарку сестры, деловито продолжил Борис, — я же времени не терял. Заметь, перед этим мы с Евой находились в одной комнате и ни на секунду не расставались. Так вот, Ева пошла к соседке, а я снова метнулся к роялю.

— И что?

— Опять кровь на клавишах.

— А Ева?

Борис рассердился:

— Что — Ева?

— Ева-то где?

— Сейчас?

— Ну конечно!

— Она в столовой, с соседкой беседует, а я, пользуясь этим, тебе звоню. Дуня, здесь чертовщина какая-то: опять (уже в третий раз!) на клавишах кровь. Заметь, Ева снова об этом не знает.

— Это ты так думаешь, — ехидно вставила Евдокия.

— А как еще я думать могу, если мы с ней не расставались? Дуня, пойми, Ева на кухне была, потом в столовой. Она стопроцентно в кабинет не ходила.

— Боб, не хочу тебя обижать, но иногда ты бываешь ужасно рассеянным…

— Не смей делать из меня дурака! — вспылил Борис. — Или ты забыла, что я здесь по твоей просьбе?! Сначала ты впутываешь меня, а потом… Ты что, издеваешься?

Евдокия пошла на попятную:

— Ладно-ладно, пусть так, как ты говоришь, но от меня-то чего ты хочешь? Ведь не за тем же ты мне звонишь, чтобы впечатлениями поделиться.

— Само собой, не за тем. Дуняша, мне нужен совет врача.

Она испугалась:

— Речь о муже?

— Да, я хочу эту кровь сдать на анализ. Чья она: животного или человека? Или это вообще не кровь. Короче, Леня рядом?

— Да.

— Тогда передай, пожалуйста, трубку ему.

Затея совсем не понравилась Евдокие.

— Об этом не может быть речи! — закричала она, с ужасом представляя, что Лагутин узнает о деятельности, которую жена развернула за мужней спиной, нарушив все свои обещания и его запреты.

Борис удивился:

— Не может быть речи? Почему?

— Сейчас объяснить я тебе не могу, но поверь (умоляю!) на слово: у меня от этого могут быть неприятности. И очень большие. Вплоть до развода, — воскликнула Евдокия, нарочно сгущая краси.

Но разве этим Бориса проймешь — каким-то разводом. В развод-то он и не поверил:

— Глупости, пустяки. Леонид Палыч поймет. Он трезво мыслит, тем более, что я сам ему все объясню.

«Ха! Трезво мыслит и потому в кровь на клавишах непременно поверит — вот она, хваленая мужская логика!» — подивилась Евдокия и заявила:

— Как раз твоего объяснения мне слышать и не хотелось бы. Я не позволю с ним говорить.

— Ладно, обойдусь без тебя, — разозлился Борис и чертыхнулся: — Черт возьми, зря только время потратил! И это моя родная сестра! — сокрушился он и вопросил: — От кого же еще мне ждать помощи?

— Боб, миленький, ты пойми…

Но Евдокия не успела оправдаться перед братом: он прекратил разговор, не стал ее слушать. Трубку она укладывала в карман с таким рассеянным видом, что Лагутин тревожно спросил:

— Что-то случилось?

— Нет-нет, все в порядке, — вздрогнув, поспешила ответить она и нервно оглянулась на пса.

Пес не шевелился и почти не дышал.

В его желудке (тесном от частого голода) тяжелел ресторанный ужин. Ничего подобного пес не едал даже во времена своего младенчества — когда он не ходил, а катался толстым смешным клубком и с изумлением пробовал взрослую пищу. Он тогда был прелестным молочным щенком, забалованным щедрым братом-туристом.