Иоанна Хмелевская - Убить меня Страница 9

– Труп был женского пола, зовут его Эва Томпкинс, ехал он в отпуск из Англии в Краков. Так? Или я – законченная идиотка и понятие «дедукция» мне чуждо. Что скажете?

Не очень-то они были потрясены, во всяком случае, изумления не показали. Помолчав немного, комиссар вежливо меня заверил:

– Ни в коем случае, пани совсем не идиотка. Только вот откуда вы все это узнали?

Тут я совсем разбушевалась:

– Ну конечно, полиция в своем репертуаре! Сами слова лишнего не скажут, а из тебя все жилы вытянут! И стоит рот открыть, как ты тут же становишься как минимум подозреваемым. Ладно, власти могут не доверять общественности, но кто дал им право сомневаться в умении этой общественности соображать?! У вас-то самих с соображением… Впрочем, слушайте. Так получилось, что по краковскому адресу покойной Эвы Томпкинс проживает моя хорошая приятельница и помощница. Что это вы так смотрите? Повторяю – так получилось. Именно в той квартире, куда якобы поехала Эва Томпкинс. Причем живет моя знакомая там недавно, до этого квартира два года стояла пустой, а у покойной Эвы в Кракове могли быть родные и знакомые, могли знать о пустой квартире и сообщить безопасный адрес, по которому Эву никто не найдет. Может, она хотела скрыться от всех, уединиться?.. Так что логическая цепочка вполне напрашивалась. Я из Польши. В багажнике машины на голландской парковке найден труп. А моей подруге названивает голландская полиция, которая разыскивает Эву Томпкинс, якобы проживающую по ее адресу. Значит, покойница, скорее всего, тоже из Польши. Эй, постойте, а откуда стало известно, что этот тип подъехал именно тогда, когда я там уже стояла?

Оба так смутились, что я сразу поняла – правды не скажут. Но они сказали.

– Хотите верьте, хотите нет, мы этого сами не знаем. Следствие ведет полиция Голландии, их инспектор не стал вдаваться в подробности своего расследования, просто попросил об услуге – переговорить с пани. А откуда известно? Наверняка кто-то видел.

– Только меня?

– Нет, водителя второй машины тоже. И нас интересует главным образом он.

Я немного помолчала, остывая.

– Хорошо, расскажу все – что видела, что слышала, что думаю. Включайте свою штуковину. И пусть ваш Юрек-Вагон получит мои показания полностью, в развернутом, так сказать, виде.

– Как пани сказала? Какой, простите, вагон?

– О Езус… А вы сами в состоянии произнести его фамилию? Знаете, в Амстердаме есть улица, название которой прочесть невозможно, что-то вроде Неееувереенеобгоняяй. Мне еще там напялили на колесо желтый башмак.

Мы вернулись к делу. Кажется, полицейские пришли к выводу, что я особа несдержанная, импульсивная и, следовательно, правдивая. Комиссар включил магнитофон.

– Что пани известно об Эве Томпкинс?

– Абсолютно ничего. Первый раз я услышала ее имя от моей приятельницы из Кракова.

– Пожалуйста, опишите человека, который вышел из «мерседеса». По возможности поподробнее.

Рост метр восемьдесят два – восемьдесят четыре, – медленно начала я. – Определять расстояния и размеры я умею, пан комисcap. Плечистость… средняя. Не толстый, не тощий, в самый раз. Если бы пригласил меня на танец, я бы не отказалась. Без бороды и усов, хорошо выбрит. Лицо… челюсть такая… решительная, подбородок немного выступает, губы узкие, но хорошей формы. Очень красивые брови, мне бы такие, но не столь густые. Глаза светлые, цвет определить не берусь, для этого на стоянке было темновато. Густые длинные ресницы, вполне годится на роль первого любовника в кино. Нос… к сожалению, без особых примет, нос как нос. Общее впечатление – красивый мужчина, но какой-то такой… холодный. Четверть века назад мог бы за мной приударить, не исключено, что успешно. Если бы в нем что-нибудь… сверкнуло. Там, на стоянке, что-то в нем показалось мне неприятным. Как бы это поточнее выразиться?.. О, поняла – я ему не понравилась.

– Ничего удивительного, – заметил комиссар. – Когда везешь труп в багажнике…

– А возраст вы во внимание не принимаете? – сладким голоском спросила я.

Возрастом я их точно ошарашила. Они долго переваривали мое замечание, потом комиссар все же уточнил:

– Чей возраст пани имеет в виду? Да, кстати, как бы вы определили его возраст?

– Черт его знает. Не сопляк, но и не старый хрыч.

– Попытайтесь все же уточнить, ведь вы его видели вблизи.

– Постараюсь, хотя и не ручаюсь за точность. Если бы за нежелание постараться мне пригрозили отрубить голову, я назвала бы… что-то в районе сорока – сорока пяти лет. Приблизительно.

– Вы видели, что он делал потом?

– Нет, он очень быстро прошел мимо меня и растворился во тьме. Припустил сильный дождь, под таким редко кто ходит прогулочным шагом. Я оказалась к нему почти спиной, точнее, боком и не смотрела вслед, знаю лишь, что шел он в направлении выезда со стоянки. Я же стала вытаскивать вещи из машины и не знаю, что он делал потом. Мог и казачка плясать, не видела.

– Портрет по памяти! – вырвалось у молодого.

Комиссар уточнил:

– Как вы считаете, можно с вашей помощью составить фоторобот?

– Отчего же… Если меня не подведет зрительная память…

Хлопнула дверь. На сей раз это был Витек. Я торопливо сообщила ему, что у меня в гостях господа полицейские, а я свидетель и даю важные показания, так что не могу отвлекаться на разгрузку машины, придется ему заниматься этим самому, а чай для него и Малгоси находится на самом дне одной из огромных сумок на заднем сиденье. Витек, не особенно заинтересовавшись моими показаниями, отправился на разгрузочные работы.

Полицейские же, похоже, покончили со своей задачей. Испросив разрешения, если понадобится, нанести мне еще визит и даже, в случае необходимости, пригласить меня в комендатуру полиции, они распрощались.

А я поспешила к Витеку.

Прошло порядочно времени, пока я отошла от дорожной усталости и домашних хлопот. Дел накопилось немало: подготовить двадцать грязных рубашек сына к сдаче в прачечную; разобрать книжный завал, образовавшийся в салоне; перекачать файлы из ноутбука в настольный компьютер; сгонять за продуктами; накормить кошек; наконец, проверить, все ли в порядке на участке.

Мартусе я позвонила уже поздним вечером.

– Нет этой бабы, – не дожидаясь моих расспросов, объявила она. – Представляешь, целый день звоню, никто не подходит к телефону. Сбежала она, что ли?

– Судя по тому, что делалось у меня…

– А что у тебя делалось?

– Приходила полиция, с меня снимали свидетельские показания.

– С ума сойти! И что?

Я пересказала свою беседу с полицией, а потом резюмировала:

– Твоя баба, скорее всего, сбежала. А Эва Томпкинс мертва, и это ее труп обнаружен в багажнике машины, что припарковалась рядом со мной в этом Зволле. Теперь понимаешь, почему и я причастна к этой истории? Представляешь, подъезжает тип и паркуется рядом, а у него в багажнике труп. Судя по всему, Эвы Томпкинс.

– Что ты говоришь! – ужаснулась Мартуся.

– Во всяком случае, я пришла к такому выводу, а полиция не стала мои выводы опровергать…

Инспектор Рейкееваген ухватился за пришедший из Польши факс, как дьявол за душу пройдохи.

Сделан бы огромный шаг вперед, теперь имелось описание внешности подозреваемого. Конечно, если эта баба не наврала с три короба. Однако польская полиция уверяла, что свидетельница дала правдивые показания. Да, фоторобот оказался очень кстати!

Вскоре голландцам опять потребовалась помощь польских коллег. Домработница Эвы Томпкинс бесследно исчезла, и разумнее всего было разыскивать ее на родине, то есть в Польше. Поскольку у инспектора имелся польский адрес исчезнувшей леди, он снова обратился к полякам – с просьбой проверить, нет ли ее дома. На сей раз он оформил все необходимые документы, что потребовало уйму времени, уж очень неясной представлялась связь обнаруженного в Голландии английского трупа польского происхождения с польской уборщицей.

К тому же супруг Эвы, мистер Томпкинс, по-прежнему не давал о себе знать. Домработница сказала инспектору, что Томпкинс уехал то ли в отпуск, то ли в командировку, причем за неделю до смерти жены. Объявлять его в розыск оснований не было. Оставалось надеяться, что однажды он объявится сам по себе.

Уже на следующий день инспектор узнал, что Ядвиги Гонсовской в Польше нет. Да, она официально проживает в каких-то Ломянках под Варшавой, а Варшава, кажется, столица этой страны, но ее квартира стоит пустой – нет там ни ее родителей, ни ее младшей сестры, ни ее еще более младшего брата, всех их словно корова языком слизнула. Дом оставили под присмотром соседки, которая поливает цветочки и кормит кошку.

Более того, польские коллеги преподнесли голландскому собрату неожиданный подарок – устроили нечто вроде конференции на двух языках. Инспектор Рейкееваген позвонил в квартиру соседки, телефон которой любезно сообщили поляки, и лично допросил упомянутую особу. Других возможностей для связи у него не было. Похоже, в этой подваршавской дыре не слышали ни о компьютере, ни об Интернете, ни об эсэмэс-сообщениях. По словам соседки, она до смерти боялась всех этих новомодных штучек.