Людмила Милевская - Жених со знаком качества, или Летняя форма надежды Страница 9

По моей спине прошелся мороз. Только слежки мне не хватало. И что теперь делать? А-а, была не была, я решил идти ва-банк.

– Тогда пройдемте в мою машину, – инфернальным тоном попросил я. – У меня для вас архиважная новость.

– Говорите здесь, – возразила она.

– Нет, будет лучше, если вы перед этим присядете, – заверил я и решительно потащил ее к своему автомобилю.

Она упиралась, но не слишком энергично, поэтому минуту спустя мы оба оказались на передних сидениях моего «Вольво». Как только двери закрылись, я повернул ключ в замке зажигания и категорично выжал сцепление.

– Что происходит? – закричала она. – Вы меня похищаете?

– Вынужден это сделать, – искренне сожалея, сознался я.

– Ах вот как! Но это непросто!

И Лидия произвела попытку открыть дверь, но автоматика в моей машине работала исправно.

– Не надо глупостей, – воскликнул я. – Сегодня вы их немало сделали.

– Вы что, маньяк? – закричала она.

Должен отметить, она была в панике. Я сжалился над бедняжкой и сказал правду:

– Я честный и добрый человек, но, увы, напоил вас ядом. Вы обречены.

Глава 5

Мое сообщение не произвело на Лидию должного впечатления.

– Что за чушь? – рассердилась она. – Ничем вы меня не поили. И сейчас же остановите машину, в противном случае разобью стекло…

Она внезапно осеклась и радостно хлопнула себя по лбу:

– Ха! Вот я дура! У меня же есть газовый пистолет!

И Лидия полезла в сумочку. Я резко затормозил, с укоризной взглянул на нее и сказал:

– Вам бы сейчас о душе молиться, а не баловать с оружием. Я не шучу, в моем бокале был яд. Страшный яд.

Она усмехнулась:

– Почему же я до сих пор жива?

Я пожал плечами:

– Яды разные бывают: от одних погибают сей же момент, от других…

– Через сто лет, – закончила она за меня и рассмеялась.

– Напрасно хохочете. Яд концентрированный, им можно отравить всю Москву. Сам удивлен, что он так долго действует, но наука шагнула далеко… Вы и не представляете, что эти химики могут придумать. А если принять во внимание мою теорию, то и вовсе страшно становится. Коль я до такого додумался, то чем же химики хуже? Так что, дорогая, мне не до шуток.

Честное слово, думал, что вот теперь-то Лидия начнет волосы рвать на себе, она же лениво поинтересовалась:

– Вы что, ученый?

– Да, профессор и теоретик, доктор наук. Три месяца в году читаю лекции в Оксфорде, остальное время посвящаю своей теории.

– Я вам не верю, – заявила она.

– Не верите, что я профессор или что я теоретик?

– Да нет, что в бокале был яд. Зачем вам, такому, травиться?

– Какому «такому»?

– Благополучному.

Я снисходительно посмотрел на нее:

– Откуда ты знаешь, девочка, о моих бедах. Причины у меня веские, уж поверь.

Лидия тряхнула челкой и заявила:

– А я не верю!

– Ах, не веришь! Не веришь! – воскликнул я и, горячась, достал из кармана пустой флакон. – Вот! Вот, – потрясая флаконом, вопил я, – не веришь? Не веришь, а здесь был яд, а теперь, видишь, видишь, пусто…

Это смешно. К столько слабому и неубедительному аргументу я прибег от отчаяния, однако подействовал на Лидию именно он. В глазах ее появился испуг.

– Так это правда? Правда? – залепетала она и залилась слезами. – О, боже! Боже!!! Как вы жестоки! За что? За что вы меня отравили?

– Случайно. Мне очень жаль, – оправдывался я, но в конце концов разозлился и закричал: – Никто тебя, девочка, не просил хватать мой бокал! Сплошные у меня от тебя неприятности! Думаешь, счастье большое тебя тут катать?

– Но мы же никуда не едем, – всхлипывая напомнила она.

– Потому что ты угрожаешь, тратишь зря драгоценное время.

В глазах ее появилась надежда:

– Куда вы меня везли?

Я смутился и, пряча черные мысли, солгал:

– Вез вас спасать. В моем доме есть противоядие…

Лидия ахнула и закричала:

– Так почему мы стоим?! Скорей везите меня туда! Скорей! Скорей! Умоляю!

Несмотря на то, что я действительно жил совсем близко, Лидия все же успела мне запарить мозги. В подъезд я влетел, как угорелый, волоча ее за собой, – совсем забыл, что надо было для конспирации сначала подняться в квартиру самому, а потом незаметно впустить Лидию. Зачем соседям знать кто у меня в гостях.

Просто чудо, что мы никого не встретили.

Едва мы вошли в квартиру, как Лидия завыла о своей загубленной жизни.

– О, как я несчастна! Как мне не везет! – причитала она.

Я ее попросил:

– Пожалуйста, кричи потише. Соседи могут услышать тебя.

– И что за диво? – изумилась она.

– В моей квартире почти не бывает женщин, а те, которые бывают, не кричат. Соседи подумают черт-те что.

Лидия отмахнулась:

– Да ну, все правильно они подумают.

Я метнулся к холодильнику (там у меня хранятся лекарства), извлек с полки пузырек корвалолу и все содержимое вылил в бокал, добавил туда настойки пустырника, валериановых капель, подумав, плеснул полбутылки касторки. Для убедительности. И кое-чего еще, может просто воды, может соку или растительного масла.

Когда поднес Лидии эту жуткую смесь, она отшатнулась:

– Что это?

– Противоядие. Пейте быстрей.

Она понюхала и, глядя с подозрением, спросила:

– А почему оно пахнет корвалолом?

– По качану! – рассердился я. – Откуда мне знать, что тут фармацевты нахимичили? Пейте скорей, дорога каждая секунда!

Лидия испуганно тряхнула челкой, зажмурилась, брезгливо зажала нос и залпом опорожнила трехсотграммовый бокал. Я был восхищен: сам бы под расстрелом эту гадость не выпил бы.

А Лидия выпила и прилегла на диван помирать.

– Ох, – стонала она, выворачивая наизнанку мне душу, – что-то плохо, совсем плохо, видит бог, все хуже и хуже.

– Девочка моя, потерпи, скоро противоядие начнет действовать, – уговаривал я ее, нервно поглядывая на часы и отмечая, что теперь-то бедняжка скоро умрет: двести граммов касторки, плюс болтушка из карвалола, валидола и пустырника и т. д. и т. п. – это что-то! Я бы точно не выжил…

Однако, умирала Лидия как-то настораживающе долго. Я отнес ее в спальню и рискнул позвонить матери.

– Мама, я насчет яда. Ты не в курсе, он быстродействующий?

Мать поняла меня с полуслова.

– Как раз нет, – охотно пояснила она, – в том-то и дело, что первое время не действует совсем. Как бы не действует, а сам тайно ведет свою разрушительную работу.

Я в панике бросил трубку и помчался в спальню смотреть на Лидию. Она лежала на моей кровати, свернувшись калачиком и держась за живот.

«Бедная девушка, – горестно подумал я, – такая свежая, такая красивая, а внутри нее уже идет разрушительная работа. Катастрофа!»

Лидия заметила меня и сказала:

– Мне кажется, я умру.

Я рассердился:

– Глупости. Ты будешь жить, ты молода и красива.

– Нет-нет, – покачала головой она. – Противоядие не работает. После него мне стало еще хуже.

Вдруг она приподнялась и спросила:

– Вы правда считаете меня красивой?

Я хотел ей ответить, но запищал телефон. Звонили из агентства.

– Билеты заказывали? – спросил механический (то ли женский, то ли мужской) голос.

– Да, да, – заверил я.

– Один билет на автобус?

– Да, один билет на автобус.

– Все. Ждите. Завтра вам принесут.

И голос исчез, вместо него раздались гудки.

Лидия, а она, приподнявшись на локтях, напряженно вслушивалась в разговор, сразу откинулась на подушку и спросила:

– Зачем вам автобус? Вы же хотели умереть?

– Это я позже захотел, после того, как заказал билеты, понимаете, – начал оправдываться я, но она меня оборвала:

– Да ладно, какая теперь разница. Я умираю. Вместо вас.

Схватившись за голову, я нервно забегал по комнате, приговаривая:

– Как глупо, как глупо все получилось…

Лидия попросила:

– Не надо, не корите себя. Это судьба. Кому суждено утонуть, тот не сгорит. Значит пришла моя пора, а не ваша. Лучше присядьте на кровать, ко мне поближе.

Я присел и погладил ее по волосам. Она остановила мою руку и спросила:

– Как вас зовут? Мы до сих пор не познакомились.

– Почему же, я знаю как вас зовут, а меня зовут Роберт.

– Вас зовут Роберт? – удивилась она.

– Да, меня мама так назвала.

– В честь Роберта Рождественского?

Я пожал плечами:

– Не знаю. Никогда ее об этом не спрашивал.

– Почему?

– Мама не терпит, когда ее перебивают.

Лидия вздохнула:

– Да, все женщины любят поговорить, но это не всегда плохо.

– Согласен, – кивнул я.

– А зачем вам автобус? – спросила она.

– Хотел уехать в деревню.

– В деревню? Зачем?

– Работать, – ответил я, собираясь этим и ограничиться, но вдруг меня понесло.

Все, накопленное в душе годами, выплеснулось вдруг на эту бедную, умирающую девушку. Уже позже я понял, что так откровенно можно разговаривать только с человеком, не собирающимся задерживаться на этом свете. Я рассказал ей про все: и про свое одиночество, и про то, как оглушающе тихо и убийственно тоскливо в моей квартире, где годами не бывает людей. Пожаловался на друзей: они слишком редко ко мне заглядывают. Пожаловался на ту рыжую девчонку, которая испортила мне жизнь: видеть ее в своих снах, а потом бесконечно искать в других женщинах – еще то испытание. Пожаловался на работу: теоретики и философы обречены на затворничество. Они дичают, месяцами не видят людей, если, конечно, крепко работают. Поеду в деревню, там буду не один: там будут петь мне птицы… И там не будет Светланы, исчезнет соблазн ей позвонить…