Юлия Удалова - Миткаль

Юлия Удалова

Миткаль

Глава 1. Первый день

Мне давно не снились кошмары.

– Хогошая, догогая, я тебя юбью! – говорил он высоким голосом, сжимая в своих влажных красных ладонях мою руку. – Носью я не могу уснуть, потому сто постоянно о тебе думаю!

Он стоял так близко, что я могла хорошо рассмотреть катышки на его синтетической майке цвета серой спаржи. Беспокойные пальцы нервно поглаживали моё запястье.

– Неузеи ты совсем меня не юбишь? – глаза цвета кока-колы с выдохшимся газом, простоявшей на солнцепеке как минимум неделю, смотрели жалобно и внимательно. – Я так юбью тебя… моя богиня… моя звезда…

Давно не стриженые пегие волосы обрамляли лицо неопрятными патлами. Левое плечо он держал заметно выше другого.

– Моя! Моя! Моя! Моя! Моя! Моя! – повторял он громче и громче.

Я попыталась вырвать руку, но не смогла: ломкие корявые пальцы сжались с неожиданной силой, и он потянул меня к себе.

Вздрогнув, я проснулась, потирая запястье. Поднеся его к глазам, увидела красноватые следы пальцев, отпечатавшиеся на коже. Пригляделась – никаких следов на руке нет.

Виновато тусклое освещение… И дурной сон… Передо мной продолжало стоять это плоское лицо, умоляющее и одновременно агрессивное.

Ну что за наваждение? Я вытащила мобильник из кармана джинсов. На экране светились цифры 03.25. В темноте за стеклом автобуса стремительно сменяли друг друга огромные деревья. Свет в салоне был притушен до максимума. Вокруг все спали.

Сон, сон, сон. Я не услышу этого голоса, перевирающего больше половины согласных в словах, и не увижу этого лица, которое было бы у Петрарки, если поэт страдал олигофренией в стадии дебильности. Я больше не испытаю щемящей гадливой жалости. Выдохнув, я откинулась на удобную спинку сиденья, испытывая чувство, граничащее со счастьем. Моя история очень глупая, но выход, который я нашла, кажется единственно возможным. Наверное, это неправильно, но постепенно я прихожу к тому, что жалость – самое отвратительное чувство на свете. В первую очередь – для самого жалеющего.

Я включила плеер и закрыла глаза.

Не живет на воле зверь из зоопарка.

Наше прошлое исправить не дано.

Мы когда-то все замешкались на старте.

Беги! Беги!.. *Здесь и далее в тексте использованы стихи К. Ш. Меладзе на песни В. Ш. Меладзе. Данные стихи являются собственностью их автора

В сон я провалилась, словно в чёрную дыру. Даже плеер не выключила.

Мне снился сумрачный осенний лес, которому не было конца и края. А больше ничего.

Ровно в 9.00 автобус въехал на небольшую отгороженную площадку и замер, а я вдруг подумала, что мне не хочется из него выходить. С одной стороны виднелось небольшое полукруглое здание вокзала, на крыше которого большими зелёными буквами было написано название города. С другой стороны наступал лес: голубоватые лапы елей свешивались сквозь тонкие прутья забора.

Вот я и приехала.

Почему утро кажется таким бессолнечным и душным?

Подхватив сумку с вещами, я выпрыгнула из автобуса последней и в нерешительности замерла, оглядываясь по сторонам. Интересно, встретит ли меня дядя? Я говорила ему и о дне и о времени своего прибытия. Но что-то подсказывает, что добираться до его дома придется самой. Хорошо хоть, есть адрес.

Прежде, чем толкнуть мутную стеклянную дверь здания автовокзала, я оглянулась на автобус. От города, в котором я родилась и выросла, меня отделяет теперь почти полстраны. Я усмехнулась. Чтобы пересечь такое значительное расстояние, нужны действительно веские причины. Очень-очень веские.

С трудом разузнав, какой нужен троллейбус, дождалась его и села у окна в обнимку с сумкой. Город мне нравился – улицы с невысокими домами утопали в колючей темной зелени елей и сосен. Несмотря на раннее утро, было сумрачно, сумрачно и жарко. И довольно безлюдно. Вылинявшее, точно старые джинсы, небо выглядывало из-за домов. Когда я ехала сюда, то прочитала, что зимы здесь не столько холодные, сколько очень длинные. И почти каждый день идет снег.

Но сейчас лето. Очень жаркое лето.

Дом моего дяди, если он дал мне правильный адрес, а я его правильно расслышала, искала я долго. Сумка вдруг стала очень тяжелой, накатило ощущение глухой бесприютности. Зачем? В родном городе в моем доме любимый кот смотрит в окно на сквер, в котором скамейки выкрашены в нежно-розовый цвет и плафоны фонарей кажутся большими жемчужинами. А на одной из скамеек сидит обращающий внимание прохожих своей нелепостью человек и повторяет: «Где моя звезда? Где моя юбимая? Посему её давно не видно? Она зе не мога бгосить меня?». Я тряхнула головой, отгоняя картину, которую увидела почти наяву.

Сейчас главное – чтобы дядя оказался дома, иначе придется неизвестно сколько торчать под забором, ожидая его. Я уже не говорю о том, что может выйти какая-нибудь ошибка с адресом. Что делать тогда?

Дом был большой, и какой-то надменный. Возможно, так казалось из-за того, что он стоял на склоне холма немного на отшибе, а возможно из-за того, что находился ближе всех к черте темного леса. У дома был и второй этаж, но что больше всего меня удивило – мезонин с крышей, поддерживаемый четырьмя колоннами и украшенный резными деревянными перильцами. Необычный дом. Что можно сказать о его владельце? Какой-нибудь любитель старины… Который не встретил собственную племянницу.

Странно и по-чужому затренькал звонок. Открывать мне не торопились. Я уже прикидывала, куда лучше пойти, чтобы попытаться разыскать дядюшку, когда крашеная зелёной краской деревянная дверь отворилась, и на пороге возник мужчина в синем бархатном халате и синей бархатной феске. На вид ему было лет сорок пять, невысокий, светловолосый, с глазами, словно затянутыми пленкой, надежно скрывающей это зеркало души от посторонних. Банальное «Вам кого?» даже не прозвучало. Судя по всему, этот человек далек от банальностей. И его высокомерно-вопросительный взгляд красноречивее слов.

– Здравствуйте, дядя, – скромненько сказала я. – Я – Ева. Я вам звонила. Я – ваша племянница, – последнее предложение вышло совсем тихо и неуверенно.

Я видела его всего лишь раз, и то в детстве, поэтому совершенно не помнила. Когда три недели назад я, найдя в отцовской записной книжке номер, накарябанный выцветшими чернилами, позвонила, то совершенно не надеялась, что кто-то вообще возьмет трубку.

И вот сейчас он стоял и смотрел на меня, как смотрит швейцар при входе в дорогущий ресторан на явно неплатёжеспособного клиента, пытающегося проникнуть в его вотчину. В его святая святых.

Молчание затягивалось.

– Приехала-таки, – резюмировал дядя вместо приветствия и посторонился, пропуская меня в дом, из чего я сделала вывод, что и неплатежеспособным клиентам иногда везет.

– Это плохо? – поинтересовалась я, внедряясь в коридор с бежевыми стенами и сияющими люстрами.

Дядюшка ничего не ответил. При светлом цвете волос и бровей у него была рыжая бородка жабо. Я видела его от силы минут десять, но уже могла сделать вывод, что с ним придется несладко.

Чёрт, может, не всё ещё потеряно?

– Итак? – промолвил дядя тягуче, усадив меня за старинный круглый стол, стоящий в центре огромной кухни, пол которой был вымощен синими и красными плитками.

Сейчас на столе сиротливо примостилась коробка кексов с вишней, которую я купила по дороге, и две чашки. Фарфоровая, с кофе – дядина. Керамическая, с чаем – моя. На ней было крупно выбито: «Попили? Боле не задерживаю!»

Боже, мне уже все до такой степени ясно, что и говорить ничего не хочется. Хочется лишь спросить, почему он разрешил мне приехать. Что я и сделала.

Дядюшка медлил, крупными пальцами постукивая по гладкой поверхности стола. Я крутила на среднем пальце правой руки тонкое кольцо с небольшой жемчужиной. Я всегда делала это, когда нервничала.

– Что заставило тебя позвонить мне и попросить о помощи и крове, – начал дядюшка и толстые пальцы его удобно взялись за изящно выгнутую ручку чашки, – мне абсолютно безразлично. Даже более того, я не задумываясь, отказал бы тебе, потому что терпеть не могу глупеньких беспомощных расбор-клоунесс, считающих себя акулками. Если б не одно крохотное но. В моём доме надолго не задерживается ни одна уборщица. Последнюю я выгнал как раз перед твоим звонком. И я подумал, раз ты вынуждена обращаться ко мне, то у тебя нет выхода. А раз у тебя нет выхода, то ты стерпишь все, что угодно, и мне не надо будет мучиться с поиском все новых и новых помоесосалок. Опять же, ты уже приедешь, настроишься, потратишь деньги на билет… Куда ты пойдешь? Некуда!

Странно, но эта откровенность мне даже понравилась. Дядя не стал строить из себя доброжелательного родственника, и пошел напрямую. А ведь он прав. Я в далёком незнакомом городе, где единственный человек, которого я знаю – вот этот дядюшка, собирающийся использовать меня в качестве обслуживающего персонала. Я даже на нормальную работу устроиться не могу, потому что только месяц назад окончила среднюю школу и ещё несовершеннолетняя.