Дин Кунц - Отродье ночи (Шорохи)

Дин Кунц

Отродье ночи (Шорохи)

Часть I

Живые и мертвые

Силы, влияющие на нашу жизнь, внешние воздействия, которые формируют и создают человека, зачастую подобны дразняще неразличимым, едва понятным шорохам в отдельной комнате.

Глава 1

В четверг вечером содрогался весь Лос-Анджелес: дребезжали стекла в оконных рамах, весело позвякивали, хотя не было ветра, колокольчики во внутренних дворах, в некоторых домах с полок попадали и разбились тарелки.

С началом часа пик основным сообщением программы новостей КФВБ стало известие о землетрясении. По шкале Рихтера колебания составили 4,8 балла. Но уже к концу часа пик КФВБ поместила эту новость после репортажа о серии террористических взрывов в Риме и сообщения о столкновении пяти автомобилей на Санта-Моника Фриуэй. Разрушений в городе не было. К полудню лишь несколько лос-анджелесцев (в основном те, что переехали на запад не раньше прошлого года) сочли вчерашнее событие достойным упоминания за ленчем.

Человек в дымчато-сером фургоне марки «додж» даже не почувствовал, как вздрогнула земля. Он находился на северо-западной окраине города, направляясь на юг по Сан-Диего Фриуэй, когда началось землетрясение. Так как в движущейся машине толчки не ощущаются, он узнал о случившемся в придорожном ресторанчике, куда зашел позавтракать. Он тотчас понял, что землетрясение — это знамение, которое предназначено именно ему. Знак был послан либо уверить его, что миссия будет успешной, либо предупредить о неудаче. Что же в действительности?

Такие мысли занимали его за завтраком. Это был спортивно сложенный — шесть футов четыре дюйма, двести тридцать фунтов (одни мускулы!) — мужчина. Он заказал два яйца, бекон, жаркое, гренки и стакан молока. Процесс еды словно загипнотизировал его: методично двигались челюсти, взгляд сосредоточен на блюде. Мужчина заказал оладьи и еще молока. После оладьев он съел творожный омлет с тремя ломтиками канадского бекона, еще одну порцию гренок и запил все апельсиновым соком.

Когда он заказал третий завтрак, на кухне уже вовсю обсуждали необычного посетителя. Этот столик обслуживала смешливая рыжеволосая официантка Хелен. За это время и другие официантки под разными предлогами проходили мимо, разглядывая сидящего за столиком. Посетитель, казалось, не обращал на них никакого внимания.

Когда, наконец, он попросил у Хелен счет, та сказала:

— Вы, должно быть, лесоруб или кто-нибудь в этом роде.

Он взглянул на нее и изобразил улыбку. Хотя никогда раньше он не бывал в ресторанах и впервые увидел Хелен всего полтора часа назад, он знал, что официантка скажет в следующую минуту.

Та самодовольно захихикала, глядя ему в глаза.

— Ты ел за троих.

— Да.

Хелен стояла, опершись бедром о край стола, подавшись слегка вперед.

— Но все, что ты съел... В тебе ни складки жира.

Все еще улыбаясь, он представил ее в постели. Вот он обнимает ее, пальцы обхватывают шею, сжимаются, сжимаются, пока лицо не начинает наливаться кровью и глаза не лезут из орбит.

Она по-прежнему стояла перед ним, словно пытаясь понять, удовлетворял ли этот человек все свои потребности так же самоотверженно, как он удовлетворял чувство голода.

— Должно быть, физические упражнения?

— Поднимаю тяжести.

— Как Арнольд Шварценеггер?

— Да.

У нее была нежная, тонкая шея. Он мог бы сломать ее, как сухую ветку, и мысль об этом приятно подействовала на него.

— Какие сильные руки, — мягко продолжала Хелен. Рубашка с короткими рукавами не скрывала пары крепких, мускулистых рук. — Железками можно и не так накачаться.

— Что ж, это идея, — сказал он. — Но к тому же у меня хороший обмен веществ.

— Что?

— Калории сгорают из-за нервов.

— Ты? Нервы?

— Да, нервы, как у сиамского кота.

— Мне так не кажется. Вряд ли что-нибудь сможет вывести тебя из равновесия.

Хелен было около тридцати — лет на десять моложе его — и она положительно нравилась ему. За ней можно было поухаживать, но ровно столько, чтобы она потом не винила его, оказавшись с ним в постели. Конечно, в таком случае ее придется убить. Он должен будет перерезать ей горло, но, право же, не хотелось этого делать. Не стоило вообще рисковать.

Он дал ей хорошие чаевые, расплатился и вышел. После прохлады зала, навеваемой кондиционерами, он окунулся в сентябрьскую жару. Направляясь к машине, он чувствовал, что Хелен провожает его взглядом, но не оглянулся.

Затем он остановился на стоянке в тени пальмы у торгового центра, выбрав место подальше от входа. Он пробрался по проходу между сидений в грузовое отделение фургона и, опустив бамбуковую занавеску, отделявшую кабину, растянулся на толстом в дырах матрасе. Всю ночь он ехал не останавливаясь от самой Санта-Хелены. Теперь после плотного завтрака его клонило ко сну.

Спустя четыре часа он проснулся от страшного сна. Обливаясь потом, дрожащей рукой он вцепился в матрас, а другой что-то пытался ударить в воздухе. Крик застрял в горле, губы пересохли, тело бросало то в жар, то в холод.

Он забыл, где находится. Кромешную темноту прорезали три тонкие полоски слабого света, пробивавшегося сквозь щели в бамбуковой шторке. Воздух был теплый и спертый. Он сел, нащупал металлическую стенку, из темноты медленно проступали знакомые очертания. Убедившись, что это фургон, он облегченно вздохнул и откинулся на матрас. Он попытался вспомнить, что же так напугало его во сне, и не мог. Почти каждую ночь его мучили кошмары, он вскакивал с пересохшим горлом и надрывно колотящимся сердцем, но никогда кошмар не оставался в памяти.

Темнота фургона настораживала. Ухо ловило слабые шорохи, а от мягких, приглушенных звуков волосы вставали дыбом, хотя он и понимал, что все это ему только кажется. Он поднял бамбуковую шторку и некоторое время сидел, моргая, пока глаза не привыкли к свету. Из-под матраса он извлек узел, перевязанный темно-коричневой веревкой. Здесь лежала одежда, в которую были спрятаны два больших ножа. Много времени ушло на затачивание узких лезвий. Взяв нож, он пережил странные чувства, словно это был нож колдуна, наделенный магической силой, теперь переходящей к нему.

Полуденная тень пальмы переместилась, и теперь солнечный свет проникал сквозь ветровое стекло и падал на лезвие. Острие ножа холодно поблескивало.

Когда он рассматривал нож, его тонкие губы медленно растягивались в улыбку. Несмотря на кошмар, сон освежил и придал ему сил. Он был абсолютно уверен, что утреннее землетрясение — это добрый знак.

Он найдет эту женщину сегодня же. По крайней мере, в среду. Он представил себе ее нежное теплое тело, безупречно чистую кожу и расплылся в улыбке.

В четверг после обеда Хилари Томас делала покупки на Беверли-Хиллз. Вернувшись вечером домой, она припарковала свой кофейного цвета «мерседес» на круговой дорожке у входа. Наконец дизайнеры женской одежды позволили женщинам выглядеть женственными, и Хилари удалось купить все то, что отсутствовало в течение последних пяти лет, пока в моде была одежда военного покроя. Трижды Хилари выезжала и возвращалась с полным багажником.

Вынимая последние свертки, она почувствовала на себе чужой взгляд. Она выпрямилась и огляделась. Заходящее солнце клонилось за большие дома, окрашивая все в золотой цвет. На газоне играли двое ребятишек, по тротуару, примерно у следующего квартала, весело шлепал ушастый коккер-спаниель. Но вся округа была погружена в абсолютную, чуть ли не сверхъестественную тишину. На противоположной стороне улицы стояли два автомобиля и фургон «додж», но в них, как она видела, никого не было.

— Лезут в голову разные глупости, — подумала она. Кто мог смотреть? Но отнеся последние свертки и вернувшись, чтобы поставить машину в гараж, она вновь почувствовала на себе чей-то взгляд.

Около полуночи, когда Хилари полулежала в кровати с книгой в руках, ей показалось, что снизу раздаются какие-то звуки. Отложив книгу, она прислушалась.

Шелест. На кухне. У задней двери. Прямо под спальней. Она выскользнула из постели и накинула халат, халат темно-синего цвета, купленный накануне.

В верхнем ящике ночного столика лежал заряженный револьвер 32-го калибра. Она постояла, прислушиваясь к шорохам внизу, затем взяла револьвер.

Может быть, это обычные шорохи, которые время от времени слышны в домах. Однако она живет здесь всего шесть месяцев и ничего подобного еще не слыхала.

Остановившись на площадке, Хилари посмотрела вниз, в темноту, и спросила:

— Кто здесь?

Ответа не последовало.

Выставив вперед правую руку с револьвером, она спустилась вниз, пересекла гостиную, с трудом сдерживая дыхание и безуспешно пытаясь придать руке, держащей оружие, подобающую твердость. Хилари зажигала свет во всех комнатах подряд, приближаясь к задней части дома. Она все еще различала странные звуки, но все стихло, когда Хилари вошла на кухню.