Джеффри Дивер - Брошенные тела

Джеффри Дивер

Брошенные тела

Робби Берроузу посвящается

«Легчайший путь к постижению Вселенной лежит через дремучую лесную чашу».

I

АПРЕЛЬ

Тишина.

В лесу по берегам озера Мондак царило полнейшее безмолвие, столь не похожее на бурлящий хаос большого города, где супруги проводили рабочие дни.

Тишину нарушали время от времени лишь отдаленное уханье совы да бессмысленно призывная лягушачья трель.

И вдруг — какие-то посторонние звуки.

Шуршание листвы, внезапный треск ветки или сухого сучка под ногой.

Кто-то идет?

Нет, не может быть. Все загородные дома у озера в этот зябкий апрельский вечер пусты.

Эмма Фельдман, молодая женщина чуть за тридцать, поставила бокал с мартини на обеденный стол, за которым сидела напротив мужа. Заправив за ухо темную прядь вьющихся волос, она поднялась и подошла к одному из мрачноватых кухонных окон. За стеклом виднелись лишь густые заросли кедров, можжевельника и темнохвойных елей, которыми был покрыт круто уходящий вверх холм с камнями, напоминавшими растрескавшуюся желтоватую кость.

Муж приподнял голову и спросил:

— Что там такое?

Она пожала плечами и вернулась на место.

— Не знаю. Ничего не видно.

Снаружи снова стало тихо.

Эмма, стройная и прямая, как одна из березок, видневшихся почти за каждым из многочисленных окон дома, сбросила с плеч синий пиджак, оставшись в того же цвета юбке и белой блузке. Одежда юриста. Волосы собраны сзади в пучок. Прическа юриста. Она была в чулках, но уже без туфель.

Стивен, обратив взор к бару, тоже снял пиджак и избавился от помятого галстука в полоску. Тридцатишестилетний мужчина в голубой рубашке с копной густых непослушных волос, он уже успел обзавестись приличных размеров животиком, свисавшим на пояс зеленовато-синих брюк. Эмма не придавала этому значения. Она всегда считала его симпатягой и не собиралась менять своего мнения.

— Ну-ка, посмотрим, что у нас тут. — Он кивнул на расположенную наверху гостевую комнату, доставая из сумки огромную бутылку натурального овощного сока с густой мякотью. Их подруга из Чикаго, приглашенная провести с ними эти два выходных, в последнее время баловалась «жидкой» диетой, вливая в себя совершенно отвратительные на вкус напитки.

Эмма прочитала состав на этикетке и наморщила носик:

— Это пусть пьет сама. А я предпочту немного водки.

— Вот за что я тебя и люблю.

Дом издал скрип, что с ним случалось нередко. Его возвели семьдесят шесть лет назад. Много дерева, минимум металла и камня. Стены прямоугольной кухни, где они сейчас стояли, были обшиты ярко-желтыми сосновыми панелями. Пол неровный. На этой частной дороге располагались три таких постройки в колониальном стиле с участками в четыре гектара. Название «дом на берегу озера» оправдывалось только тем, что озерные волны действительно плескались о скалистый берег метрах в двухстах от входной двери.

Для дома нашли место на небольшой плоской площадке с восточной стороны весьма приличной возвышенности. Лишь сдержанный темперамент обитателей Среднего Запада здесь, в штате Висконсин, не позволял им именовать эти холмы «горами», хотя многие из них уходили ввысь на добрые семьсот-восемьсот ярдов.[1] Наступало время, когда дом начинал накрывать синий предвечерний сумрак.

Эмма всматривалась в покрытую рябью поверхность озера Мондак, располагавшегося достаточно далеко от холма, чтобы можно было увидеть отражение лучей заходящего солнца. В этот день ранней весны окружающий пейзаж выглядел неряшливо, напоминая нерасчесанную мокрую шерсть крупного пса. На самом деле дом был слишком хорош, чтобы они могли его себе позволить, и достался им только потому, что срочно продавался для уплаты долгов бывшего владельца. Эмма с первого взгляда поняла, каким это будет для них идеальным загородным пристанищем.

Тишина…

Что до колониального стиля, то ему вполне соответствовала достаточно колоритная история дома.

Построил его владелец крупной чикагской мясоперерабатывающей компании перед началом Второй мировой войны. Много лет спустя выяснилось, что основу своего состояния он сколотил, торгуя мясом на черном рынке в обход введенных в военное время законов, ограничивавших продажу продуктов внутри страны, чтобы гарантировать полноценное питание для воевавших вдали от дома солдат. В 1956 году его труп выловили из озера. Вполне вероятно, что расправились с ним ветераны войны, узнавшие о его делишках. Убив хозяина, они обыскали дом в поисках припрятанных денег.

Эта смерть не имела ни малейших оснований для рождения каких-либо легенд о призраках, но Эмма и Стивен не могли удержаться от фантазий по этому поводу. Принимая гостей, они с детским любопытством следили, как, наслушавшись их россказней, кто-то нарочно оставлял свет в ванной на всю ночь, не смея и носа высунуть из своей комнаты с наступлением темноты.

Извне послышались еще два громких звука. Затем третий.

Эмма нахмурилась:

— Слышал? Опять какой-то шум снаружи.

Стивен выглянул в окно, дрожавшее под порывами ветра. Потом обернулся.

Жена украдкой поглядывала на свой дипломат.

— Думаешь, я не заметил? — недовольно спросил он.

— Чего?

— Даже не думай открывать его!

Она рассмеялась, хотя и не слишком весело.

— В эти выходные никакой работы, — сказал он. — Мы же договорились.

— А у тебя там что? — Эмма указала на рюкзак, который вместо чемоданчика привез с собой муж, одновременно стараясь откупорить банку с консервированными оливками.

— Всего два предмета, имеющие отношение к делу, ваша честь: мой роман Ле Карре и бутылочка мерло, которую я прихватил с работы. Будет ли мне позволено приобщить последнюю к доказа… — Голос его осекся. Он посмотрел в окно, через которое им по-прежнему были видны заросли кустарника, деревья и скалы цвета костей динозавра.

Эмма тоже смотрела наружу.

— Вот теперь и я что-то слышал, — сказал Стивен. Он освежил мартини жены. Она бросила в бокалы по оливке.

— Что это было?

— Помнишь о том медведе?

— Но он никогда не приближался к дому.

Они чокнулись и сделали по глотку.

— Ты, кажется, нервничаешь, — заметил Стивен. — Что тебя гложет? То дело с профсоюзом?

Изучая законность одного из корпоративных поглощений, она наткнулась на возможные махинации в профсоюзе портовых рабочих в Милуоки. Вмешались федеральные власти, и сделку на какое-то время положили под сукно, вызвав тем самым всеобщее неудовольствие.

— Нет, есть кое-что еще, — сказала Эмма. — Один из наших клиентов производит автомобильные запчасти.

— Точно! «Кеноша авто». Видишь, я в курсе? Рассказывай.

Она удивленно посмотрела на мужа.

— Ну, так вот. Их исполнительный директор оказался совершенным придурком… — И она пересказала ему дело о непредумышленном убийстве, в котором фигурировали компоненты гибридного[2] автомобильного двигателя. В результате несчастного случая пассажира убило током. — А их руководство потребовало, чтобы я вернула им всю техническую документацию. Представляешь?

— Мне гораздо интереснее другое твое дело, — сказал Стивен. — Про завещание члена палаты представителей от нашего штата… Секс и все такое.

— Тс-с-с! — встревоженно зашипела она на мужа. — Помни: я тебе не говорила об этом ни слова.

— Мой рот на замке.

Эмма выловила из бокала оливку и съела ее.

— Ну а как прошел твой день?

Стивен рассмеялся:

— Брось! Я не так много получаю, чтобы говорить о своих делах еще и после работы.

Чета Фельдманов служила блестящим примером того, что иногда даже случайная встреча может вылиться в удачный брак вопреки всему. Эмма — лучшая студентка своего курса на юридическом факультете престижного университета, которой доверили выступить с прощальной речью от имени выпускников, — происходила из богатой семьи выходцев из Милуоки и Чикаго. Стивен — бакалавр истории искусств, получивший образование в городском колледже, посвятил себя служению обществу. Друзья предрекали, что их отношения продлятся полгода максимум. Однако через восемь месяцев после первого свидания была сыграна скромная свадьба на лоне природы, куда все эти друзья и были приглашены.

Стивен выудил из пластиковой сумки треугольник сыра бри, достал пакет с крекерами и вскрыл его.

— Ладно, можно себе позволить, но только немножко.

Хруст, хруст…

Теперь нахмурился муж, а Эмма сказала:

— Милый, мне что-то немного не по себе. Ведь там действительно кто-то бродит.

Три загородных дома располагались примерно в девяти милях[3] от ближайшего магазина и бензозаправки, а от шоссе их отделяли мили полторы плохо обозначенного проселка. Национальный парк Маркетт, крупнейший из заповедников штата Висконсин, владел практически всей окружающей территорией. Лишь озеро Мондак да эти три дома были здесь небольшим островком частной собственности.