Мэри Кларк - Пепел розы

Мэри Хиггинс Кларк

Пепел розы

Моим сокурсникам по академии

Вилла-Мария в этот особый год,

отдельный поклон с любовью и уважением

Джоан Лэмотт Най, Джун Лэнгрэн

Крэбтри, Марджори Лэшли Квиндэн,

Джоан Моллой Хоффман

и памяти Дороти Байбл Дэвис

Не усыпайте могилу ее

Бутонами роз, так ею прежде любимыми.

Ни ароматом, ни прелестью их

Ей не дано теперь насладиться.

Он все время пытался изгнать мысли о Сьюзан. Иногда ему удавалось на несколько часов обрести покой и даже немного поспать ночью. Только так он мог нормально жить.

Он все еще любит ее? Или ненавидит? Он и сам толком не понимал. Она была такой красивой… Блестящие насмешливые глаза, копна темных волос, губы, которые так призывно улыбались и так легко надувались, словно у ребенка, которому отказали в сладком.

В его воспоминаниях Сьюзан навсегда осталась такой, какой была в последнюю минуту жизни: поддразнивала его, а потом отвернулась.

И вот теперь, почти одиннадцать лет спустя, эта Кэрри Макграт тревожит Сьюзан, не дает ей покоиться с миром. Вопросы, снова какие-то вопросы. Просто невыносимо. Ее необходимо остановить.

Пусть мертвые хоронят мертвых, а… Старая поговорка, подумал он, но очень правильная. Макграт нужно остановить. Любой ценой.

Среда, 11 октября

Кэрри огладила юбку темно-зеленого костюма, поправила тонкую золотую цепочку на шее и пробежалась пальцами по пепельным волосам, спадающим до плеч. После обеда она металась как сумасшедшая. В половине третьего ушла из зала суда, забрала Робин из школы, проехала по забитой 17-й и 4-й автостраде через мост Джорджа Вашингтона в Манхэттен и наконец добралась до врача, едва успев к четырем часам, когда Робин был назначен прием.

После этой безумной гонки Кэрри была способна только сидеть и ждать, когда их вызовут в кабинет. Ей хотелось побыть с Робин, пока девочке снимают швы, однако медсестра была непреклонна: доктор Смит никому не разрешает присутствовать на процедурах.

— Но Робин всего десять! — запротестовала Кэрри, но тут же умолкла. Надо благодарить бога, что после несчастного случая им повезло попасть к доктору Смиту. Медсестры в больнице «Сен-Люк Рузвельт» заверили ее, что он великолепный пластический хирург, а врач из «скорой помощи» назвал его волшебником.

Вспоминая тот день неделю назад, Кэрри поняла, что еще не оправилась от потрясения. Тогда она допоздна задержалась в суде Хакенсека, готовила материалы по делу об убийстве, на котором выступала обвинителем, воспользовавшись тем, что отец Робин, ее бывший муж Боб Кинеллен, неожиданно пригласил дочь в цирк, а потом на ужин.

В половине седьмого затрезвонил телефон. Звонил Боб. Произошел несчастный случай, на выезде с парковки в его «ягуар» врезался фургон, и осколки стекла поранили Робин лицо. Ее срочно отвезли в «Сен-Люк Рузвельт» и вызвали пластического хирурга. Больше ранений у девочки нет, ее уже осмотрели.

Кэрри встряхнула головой, прогоняя ужасные воспоминания о том, как в ужасе мчалась в Нью-Йорк. Ее душили рыдания, она бесконечно повторяла «пожалуйста» и молча молилась: «Пожалуйста, Господи, не дай Робин умереть! Она — все, что у меня есть. Пожалуйста. Она совсем еще ребенок. Не отнимай ее у меня…»

Когда она приехала, Робин уже отвезли в операционную, и Кэрри пришлось дожидаться в приемной. Боб был рядом с ней. И не рядом. Кэрри до сих пор испытывала огромное облегчение, вспоминая, как к ней подошел доктор Смит и успокаивающе произнес:

— К счастью, порезы неглубокие, шрамов не останется. Приведите ее ко мне через неделю.

Робин быстро пришла в себя и пропустила в школе всего два дня. Она даже немного гордилась своими повязками и только сегодня, по пути к врачу, со страхом спросила:

— Со мной ведь все будет нормально, мама? Шрамов правда не останется?

Робин была красивой девочкой: изящный овал лица, высокий лоб, тонкие черты, большие синие глаза. Копия отца. Кэрри стала уверять ее, что все будет хорошо, а заодно — и саму себя.

Чтобы отвлечься, Кэрри оглядела приемную. Со вкусом обставленная комната, несколько диванов, кресла, обивка в мелкий цветочек. Приглушенный свет, роскошные ковры.

Среди ожидавших вызова пациентов была женщина лет сорока или чуть больше, с перевязанным носом. Еще одна, немножко испуганная, доверительно делилась со своей привлекательной спутницей:

— Теперь я рада, что ты заставила меня прийти. Ты просто потрясающе выглядишь.

И правда, мысленно согласилась Кэрри, доставая из сумочки пудреницу. Щелкнув крышкой, посмотрела на себя в зеркальце и решила, что сейчас выглядит в точности на свои тридцать шесть. Она знала, что многие считают ее красивой, но все равно переживала из-за внешности. Кэрри провела пуховкой по переносице, стараясь замаскировать противные веснушки, внимательно изучила глаза и решила, что, когда она такая усталая, их светло-карий цвет тускнеет. Она заправила за ухо прядь волос и, со вздохом захлопнув пудреницу, пригладила челку, нуждавшуюся в стрижке.

Кэрри тревожно уставилась на дверь кабинета.

Неужели нужно столько времени, чтобы снять швы, недоумевала она. Может, возникли осложнения?

Через минуту дверь распахнулась, и Кэрри с надеждой поднялась. Однако вышла не Робин, а женщина лет двадцати с небольшим. Ее броское красивое лицо обрамляли пышные темные волосы.

Интересно, она всегда так роскошно выглядит? — размышляла Кэрри, изучая высокие скулы женщины, ее прямой нос, пухлые, четко очерченные губы, большие блестящие глаза, брови вразлет.

Будто почувствовав, что на нее смотрят, женщина недоуменно взглянула на Кэрри.

У той перехватило дыхание. Она явно знала эту женщину. Кэрри сглотнула: во рту внезапно пересохло. Она уже видела это лицо…

Когда красавица скрылась, Кэрри подошла к секретарю и спросила, как зовут даму, которая вышла из кабинета, объяснив, что ей показалось, будто они знакомы.

Однако имя — Барбара Томпкинс — ничего ей не сказало. Наверное, показалось, решила Кэрри. Но стоило ей вернуться в свое кресло, как у нее возникло сильное ощущение дежавю. Настолько пронзительное, что Кэрри вздрогнула, словно от озноба.

Кейт Карпентер немного неодобрительно поглядывала на пациентов в приемной. Уже четыре года она работала медсестрой и ассистенткой у доктора Чарльза Смита, которого считала гением.

Но у нее самой никогда не возникало желания подправить себе лицо. Кейт было под пятьдесят, полноватая, симпатичная, волосы с проседью. Друзьям свое нежелание прибегать к пластической хирургии она объясняла так: «Что человек видит в зеркале, тем и должен довольствоваться».

Она всем сердцем сочувствовала пациентам, которые действительно нуждались в помощи, но к мужчинам и женщинам, делавшим одну операцию за другой в неустанной погоне за физическим совершенством, испытывала легкое презрение.

— С другой стороны, — говорила она мужу, — благодаря этим людям я хорошо зарабатываю.

Иногда Кейт удивлялась, почему не уходит от доктора Смита. Он так резок со всеми: и с пациентами, и с персоналом, иногда даже груб. Редко хвалит, но никогда не упустит возможности указать на малейшую промашку. Хотя, размышляла она, платят ей более чем хорошо, да и наблюдать за работой доктора — сплошное удовольствие.

Но в последнее время Кейт стала замечать, что у доктора то и дело случаются приступы раздражительности. Оскорбленные его поведением потенциальные клиенты, которых привлекала его репутация гениального хирурга, нередко отказывались от операции после первой консультации. Он был вежлив и заботлив только с пациентками, соглашавшимися на «особую» внешность, и это тоже беспокоило Кейт.

Вдобавок последние месяцы доктор держался отстраненно, даже отчужденно. Порой, когда Кейт обращалась к нему, он смотрел на нее пустым взглядом, словно мысленно был где-то очень далеко.

Кейт взглянула на часы. Как она и думала, закончив осмотр Барбары Томпкинс, последней пациентки, получившей «особую» внешность, доктор заперся в своем личном кабинете.

Чем он там занимается? — недоумевала она. Должен бы понять, что опаздывает. Та девочка, Робин, уже полчаса сидит одна в холле, а в приемной собралась длинная очередь пациентов. Но Кейт заметила, что после того, как доктор принимал кого-то из своих «особых» пациенток, ему всегда требовалось время побыть одному.

— Миссис Карпентер…

Вздрогнув, медсестра подняла голову. Рядом с ней стоял доктор Смит, его глаза за стеклами очков казались колючими льдинками.

— По-моему, мы заставили Робин Кинеллен слишком долго ждать, — обвиняющим тоном бросил он.

— Мне совсем не понравился этот доктор Смит, мамочка, — заявила Робин, когда Кэрри выехала с парковки на 9-ю улицу рядом с Пятой авеню.