Тина Ларсен - И не надо слез!

Annotation

Садист, державший в страхе весь поселок, вошел во вкус. Жизнь в Нью-Эдеме превратилась в настоящий кошмар. Ужасное происшествие случилось в ночь со вторника на среду, когда перед окном миссис Энтони возникло привидение. Во всяком случае, она утверждала, что это было привидение, так как ни у одного живого существа нет светящегося лица, которое то расплывается, то вновь обретает четкий контур. И это не могло быть галлюцинацией: женщина, хоть и была прикована к постели, но болезненными фантазиями не страдала…

Без сомнения, визит миссис Энтони нанес не феномен из потустороннего мира, а кто-то здешний, очень злой и подлый, намеренно испугал тяжелобольную женщину, доведя ее до инфаркта.

Тина Ларсен

Тина Ларсен

И не надо слез…

Любовь между жизнью и смертью

Садист, державший в страхе весь поселок, вошел во вкус. Жизнь в Нью-Эдеме превратилась в настоящий кошмар. Ужасное происшествие случилось в ночь со вторника на среду, когда перед окном миссис Энтони возникло привидение. Во всяком случае, она утверждала, что это было привидение, так как ни у одного живого существа нет светящегося лица, которое то расплывается, то вновь обретает четкий контур. И это не могло быть галлюцинацией: женщина, хоть и была прикована к постели, но болезненными фантазиями не страдала…

Без сомнения, визит миссис Энтони нанес не феномен из потустороннего мира, а кто-то здешний, очень злой и подлый, намеренно испугал тяжелобольную женщину, доведя ее до инфаркта.

Была середина дня. Солнце щедро освещало просторную гостиную. Августа Квэндиш положила телефонную трубку на рычаг и улыбнулась, как человек, получивший любопытное известие.

– Недавно Мальвине Кросби пришло одно из этих гнусных писем, – сообщила она дочери с волнением в голосе. – А вчера – Бонни Баттеркап. А ведь она жена нашего участкового полицейского. Ну ни верх ли это наглости?

Сьюзен резко поставила утюг на стол:

– Это не просто издевка, а личный выпад против сержанта Баттеркапа!

– Дик неладно скроен, да крепко сшит! В отличие от своей неженки жены. Говорят, что с ней случился нервный припадок, когда она прочитала эту писульку. Впрочем, Бонни всегда была жеманной недотрогой. Я с ужасом думаю, кто станет следующей жертвой анонимного писаки?

Сьюзен раздраженно сжала губы:

– Этот подлый крючкотвор сеет среди нас раздор и смятение. Надеюсь, полиция положит конец его гнусностям, и мы все снова сможем спокойно спать.

– Нас обеих эта напасть пока миновала, – проговорила мистрис Квэндиш проникновенным голосом.

– Этот звучит как сожаление, мама.

– А что? Это было бы хоть каким-то развлечением.

Девушка пожала плечами:

– Лично я легко обойдусь без оскорблений сумасшедшего.

– Даже преподобного Хопкинса этот злобный чертополох уколол своей ядовитой колючкой, – продолжала Августа. – А вдруг его обвинения в адрес нашего священника не беспочвенны?

– Глупости. Иногда мне кажется, что ты рада этому скандалу, мама. Ты слишком много об этом болтаешь!

Пухленькая, все еще красивая зрелая женщина бросила нетерпеливый взгляд на инвалидное кресло, к которому была прикована последние шесть лет.

– Поселковые сплетни – это теперь мое единственное удовольствие, – парировала она раздраженно.

– Прости меня, – Сьюзен нежно погладила мать по голове. – Я вовсе не хотела тебя критиковать. Но если бы кто-нибудь это услышал, то мог бы подумать, что анонимные письма – дело твоих рук.

Августа ухмыльнулась:

– Хочешь – верь, хочешь – нет, но я рада, что у нас наконец-то что-то произошло: неведомая рука подсыпала острого перцу в наш приторный компот.

Девушка рассмеялась:

– Ты неисправима, мама! А как ты думаешь, кто автор этих идиотских писем?

– Не паникуй, дорогая, это точно не я!

– Я прекрасно знаю это, мама. Ты единственный человек вне всяких подозрений.

Эти слова звучали легкомысленно, ведь если не знать, какой Августа Квэндиш доброжелательный и порядочный человек, можно было бы предположить, что эта еще не старая парализованная женщина от жуткой скуки и затаенной злобы на весь мир бомбардирует соседей грязными анонимными письмами и злорадно наблюдает, как болезненно они на них реагируют.

Августа бросила на дочь быстрый взгляд:

– Это действительно так? Как жаль, однако! Хотя очень глупо полностью исключать меня из числа подозреваемых.

– Знаешь, дорогая, теперь я буду сама относить твои письма на почту.

– Правильно, – заявила Августа, снова приходя в лихорадочное возбуждение, – тем более что и твоя невиновность очевидна, ведь ты уже несколько месяцев не была в Бостоне.

– Верно, но смогу ли я это доказать в случае необходимости?

– У нас тут простаков нет. Понятно, что ты обеспечиваешь мне алиби, а я – тебе. Ничего неопровержимого. Здесь все под подозрением. Это и придает делу особый драйв.

– Ну почему ты относишься к этому эпистолярному террору, как к веселой забаве? Ведь это не игра, а большое зло, которое разрушает наше общество и рвет сложившиеся связи, заставляя подозревать друг друга. Мы не сможем больше жить по-человечески, пока не поймаем этого извращенца.

Это было чистой правдой. Поселок подвергался реальной опасности: разрушалось прежнее гармоничное и благополучное существование. Около трех месяцев назад какой-то аноним начал забрасывать жителей старинного поселка Нью-Эдем на побережье Атлантического океана гнусными письмами, посылая свои отравленные стрелы без разбора, невзирая на чины и репутации. Несчастные жертвы уличались в вопиющих преступлениях, при этом письма были составлены так, что было понятно – анонима надо искать среди своих!

Все анонимные письма отправлялись из расположенного в десяти милях Бостона, с которым у поселка было прямое автобусное сообщение. Многие жители Нью-Эдема ездили в Бостон на работу или за покупками. И то, что письма имели бостонский почтовый штемпель, было лишним доказательством хитрости анонима.

Пока что не было обнаружено никаких улик и не выдвигалось никаких серьезных предположений по поводу автора писем. Подобная почтовая бумага продавалась в любом супермаркете, тексты были составлены из вырезанных из газет заглавных букв, а адреса на конвертах написаны тушью по трафарету. Таким образом, поиск автора мерзких анонимок представлялся весьма затруднительным.

В то время как преступник посмеивался, терроризируя поселок, его жители становились все нервознее. Росло всеобщее недоверие всех ко всем. В сердцах людей поселился страх. В поселке, бывшем со дня своего основания сущим раем, воцарилась атмосфера растревоженного улья. В земной сад Нью-Эдема прокрался подлый змей так же, как и в небесный Эдем. Поселку угрожала опасность стать потерянным раем.

– Анонимщик определенно не мужчина, – продолжала Августа. – Я думаю, это женщина. Брошенная женщина, которая агрессивно вымещает свою неудовлетворенность на окружающих. Твой отец думает так же – мы говорили с ним по телефону. А он прекрасно разбирается в людях и очень редко ошибается.

– Очень может быть, – рассеянно подхватила Сьюзен.

Среди ее друзей и знакомых не было никого, кого бы она считала способным на такую подлость. Она с детства знала всех жителей поселка. Это были респектабельные люди, чьи семьи жили здесь поколениями. Сегодня представители этих семей построили себе красивые виллы, в которых современный комфорт гармонично сочетался с очарованием ушедших эпох. В Нью-Эдеме жилось спокойно и благополучно, без показной роскоши – хвастливое выставление напоказ своего богатства считалось предосудительным. «Изысканно, но скромно» – гласил неписанный, но строго соблюдаемый всеми закон, опирающийся на известные десять заповедей.

Жители этого маленького прибрежного поселка считали себя счастливее всего остального мира. Они сочувственно и немного свысока смотрели на обитателей мегаполисов, проводивших свою жизнь в асфальтовых джунглях с их непереносимым шумом, отвратительной едой и ужасающей преступностью. Они испытывали искреннее чувство общности, рожденное из единых ценностей и единого происхождения, и глубоко дорожили им. В сложившейся иерархии каждый занимал предназначенное ему место, будь то в школе, в церкви или на кладбище. Бывало, что кто-нибудь выпадал из обоймы. Его открыто не осуждали, но крутили у виска: зачем менять освященную традициями безмятежную жизнь на непредсказуемое и полное опасностей существование в грешном мире за границами райского оазиса.