Питер Джеймс - Одержимость Страница 10

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами и подумала о лице на фотографии, изображающей гениталии. Как? Как оно попало туда? Может, это чья-то гнусная шутка?

– Примите мои соболезнования.

– Спасибо. – Он печально улыбнулся и кивнул.

– Она… – Алекс не могла найти подходящего слова.

– Рак.

Алекс кивнула, не зная, что сказать.

– Ужасно.

Перед ней снова встало лицо Фабиана. Она резко поднялась, но остановилась в недоумении: зачем она вставала?

– Я… я принесу кофе.

– Нет-нет, спасибо.

– Вы что предпочитаете – кофе или чай… или виски… или что-нибудь другое?

– Нет, спасибо, ничего не надо.

Но она уже шла на кухню – ей отчаянно требовалось минутку побыть одной, чтобы взять себя в руки. Она приготовила кофе, открыла пачку шоколадного печенья и уже собиралась вернуться в гостиную, когда в глаза ей бросилась визитка на кухонном столе. На ней было имя Айрис Тремейн и адрес в Эрлс-Корт. Алекс швырнула карточку в мусорное ведро, потом вытащила и положила на стол. Взяла поднос и вернулась в гостиную.

– Пожалуйста, берите молоко и сахар.

– Спасибо.

Она чувствовала его вопросительный взгляд и спрашивала себя: «Я выгляжу ужасно? Совсем потерянной?»

– Да. – Глаз у него снова дернулся. – Фотографии навевают воспоминания. Они могут быть очень полезны. Боль со временем проходит, поверьте мне.

Он улыбнулся и нервно откусил печенье, словно опасаясь, как бы оно не укусило его в ответ.

Она перехватила его взгляд, брошенный на вазу с увядающими розами.

– Фабиан прислал их мне на день рождения. Он всегда дарил мне красные розы, они ему нравились.

– Вы… гм… садовничаете?

– Я, к сожалению, в этом плане безнадежна. Мой муж садовничает.

– Насколько я понимаю, вы разъехались?

– Да. Мой муж занимался рекламным делом… но настоящей его любовью всегда было виноделие. И он решил бросить все и заняться выращиванием винограда. К сожалению, загородная жизнь не для меня.

– Очень трудно это – жить за городом; иногда все слишком уж безмятежно.

– Да.

– Вы, кажется, литературный агент.

Она кивнула.

– Я сам пишу книгу. Небольшую.

Алекс ощутила разочарование: не это ли и привело его к ней?

– У вас есть издатель?

– Ну, мне до конца еще далеко… не уверен, что она будет заслуживать внимания.

– Если вы хотите, чтобы я посмотрела…

– Нет-нет, я бы не хотел вас беспокоить. Может быть, если я ее закончу.

– Еще кофе?

– Печенье, с вашего разрешения. – Он подался вперед и взял еще одно печенье с тарелки. – Знаете, вам, возможно, принес бы облегчение разговор с друзьями сына. Нередко мы так мало знаем о наших близких, пока они с нами, но после их ухода мы можем узнать о них много хорошего. Это большое утешение.

– Спасибо. Хороший совет. Но вообще-то, он был одиночкой. Я знаю только двух его близких приятелей, и один из них погиб вместе с ним.

Священник покачал головой:

– Некоторые вещи очень трудно понять, миссис Хайтауэр.

– Да, – кивнула Алекс.

– Но вы, похоже, из тех людей, которые умеют держать себя в руках.

– Да. – Она вздохнула. – Это я умею. Более или менее.

Она улыбнулась, гость улыбнулся в ответ, помешал кофе.

– У вас есть какие-либо… – она помолчала, покраснела, – представления о спиритизме?

Его лицо помрачнело, словно набежала туча.

– Я бы не рекомендовал вам заниматься этим, миссис Хайтауэр, категорически не рекомендовал. Вы уже… – Он замолчал, подыскивая нужные слова.

– Нет, вовсе нет. Просто мне кое-кто посоветовал.

– Я знаю, что ничего, кроме горя, это не приносит. Никогда ничего хорошего.

Внезапно, судя по его виду, он почувствовал себя неловко, словно понял, что пора уходить.

– Я не верю ни в какой спиритизм.

– Это очень разумно. Если какой-то друг вам предлагает такие вещи, то он и не друг вовсе. Молитва, любовь, добрые воспоминания и время залечат раны. Ничего хорошего из попытки общения с умершим не выйдет, ничего, кроме разочарования и… – Он замешкался.

– И?..

– В мире существует много злых сил, миссис Хайтауэр. В мире много зла, и те, кто становится на дорожку оккультизма, подвергают опасности не только себя, но и других.

Она кивнула:

– Я не собираюсь становиться на эту дорожку.

– Хорошо. – Он улыбнулся. – Хотите, помолимся вместе?

– Помолимся? – Она моргнула и почувствовала, что краснеет. – Да… мм… спасибо, – смущенно сказала она.

Священник закрыл глаза, и они вместе прочли «Отче наш». Потом он стал читать другие молитвы, а она сидела, плотно сомкнув веки. Ей это казалось странным – они вдвоем в ее гостиной, но когда она открыла глаза, то почувствовала, что укрепилась духом, стала сильнее.

– Хотите, чтобы я заглянул еще раз?

– В любое время, когда будете проходить мимо.

Он ушел, словно торопился покинуть ее дом. Когда Алекс спросила о спиритизме, в нем что-то изменилось: появилась какая-то озабоченность, которую она не смогла рассеять.

Закрыв входную дверь, Алекс двинулась назад по коридору. На лестнице, ведущей в проявочную, горел свет, и она подумала: не спуститься ли ей, не посмотреть ли еще раз на фотографию? Нет, решила она, лучше сделать это утром, при свете дня, когда она отдохнет и глаза не будут ее обманывать. Она вздохнула; рано или поздно ей придется заняться комнатой Фабиана, что-то сделать с его одеждой, вещами.

Вдруг она подумала: а не оставил ли он завещания?

Алекс поднялась в спальню сына, включила свет. Комната казалась очень мирной, почти приветливой. У кровати стояли его тапочки, приготовленные Мимсой; глупая Мимса, с улыбкой подумала Алекс. Горничная восприняла известие болезненно. Бурный поток чувств – лучший способ выпустить скорбь, Алекс знала это и на миг позавидовала простоте Мимсы, ее латиноамериканскому темпераменту. Хорошо бы и ей когда-нибудь вот так научиться выпускать эмоции.

Холодные глаза Фабиана строго взирали на нее с портрета на стене.

– Не смотри на меня так, дорогой, – сказала она и опустила веки. – Господи, позаботься о моем дорогом сыне Фабиане, защити его, где бы он ни был.

Она открыла глаза, почувствовала, что они увлажнились, села на его кровать и тихо зарыдала.

Потом встала, взглянула на фотографию спортивного «ягуара» на стене и громадные стилизованные цветные постеры старых автомобилей. Его библиотечка – несколько рядов научной фантастики, книг по астрономии. Телескоп у окна – подарок Дэвида сыну на шестнадцатилетие. Алекс подошла, сняла крышечку с объектива, посмотрела в окуляр. Она помнила, как Фабиан терпеливо называл ей созвездия и планеты – Большая Медведица, Уран, Юпитер, – он знал их все. Но она так толком и не запомнила ни одной, даже Большой ковш с трудом узнавала. Теперь она смотрела на звезды. Они казались громадными. Может быть, Фабиан где-то там, среди них?

Открыв ящик комода, она принялась рыться в его носках – ядовито-зеленых, желтых, розовых. Он всегда носил яркие носки. Что-то на дне ящика привлекло ее внимание, и она сдвинула носки в сторону. Там лежала почтовая открытка с изображением длинного здания из красного кирпича, с магазинами и уличными кафе. Торговый комплекс «Куинси-маркет», Бостон, Массачусетс. Под этой были и другие открытки – все с видами Бостона: река, Массачусетский технологический институт, гавань. «Здесь произошло Бостонское чаепитие»[11] – гласила надпись. «Странно, – подумала Алекс, – он никогда не был в Штатах, даже не говорил про Америку». Откуда эти открытки на дне ящика – он словно прятал их здесь.

Той ночью она спала, не выключая света, как в детстве. Со временем это пройдет, заверил ее священник. Она заснула, потом проснулась, уставилась на зеленоватое мерцание часов и некоторое время лежала в ужасе, прислушиваясь к тишине ночи и ощущая покалывание во всем теле. Посмотрела на потолок, потом на стену, за которой была комната Фабиана.

Надпись на экране. Лицо Фабиана на фотографии.

Потом Алекс крепко сомкнула веки и попыталась вытеснить эти видения. Вытеснить всё.

8

В Кембридж Алекс ехала под мелким дождем – такая же погода стояла, когда она везла Фабиана на первый семестр. Странно, в памяти остаются какие-то незначительные детали. Машина, набитая его вещами. Их разговор. «Ну, ты не думал еще о том, чем бы хотел заниматься после Кембриджа, дорогой?»

Он тогда смотрел перед собой, словно размышляя.

– Нет, – без обиняков ответил Фабиан, но сделал это как-то уж слишком быстро.

Священник был прав: родители очень мало знают о детях, как бы они ни ластились к тебе, сколько бы роз ни дарили, как бы остро ни чувствовали твое настроение. Она вспомнила тот день, когда сообщила Фабиану, что они с Дэвидом расходятся. «Я ждал этого много лет», – сказал он, подошел и поцеловал ее. Странный, высокий и худой как жердь сын, который с годами стал покрепче, не таким, как в детстве, – со слабой грудью, жуткими вспышками ярости, беспричинными перепадами настроения. Бывало, он никого не хотел видеть и долгими часами сидел, запершись у себя в комнате.