Энн Райс - МЕМНОХ-ДЬЯВОЛ Страница 10

На столах лежало множество книг. Да, похоже, он действительно любил книги. Я видел великолепные экземпляры, напечатанные на веленевой бумаге; попадались и очень древние, с пергаментными страницами. Но были среди них и современные издания: книги по философии, религии, мемуары известных людей и военных корреспондентов, книги, рассказывающие о событиях недавнего прошлого, и даже несколько поэтических сборников.

Труды по истории религии Мирчи Элиаде - это, скорее всего, подарок Доры. Рядом с ними лежала совсем новенькая «История Бога», написанная женщиной по имени Карен Армстронг, еще какие-то книги о поиске смысла жизни. Увесистые тома. И забавные - во всяком случае, для таких, как я. Все эти книги он явно читал, ибо от них исходил его запах, его, а не Доры.

Похоже, он проводил здесь гораздо больше времени, чем я предполагал.

Я еще раз внимательно осмотрел все вокруг и принюхался. Да, он приходил сюда очень часто и… с кем-то еще. И этот кто-то здесь умер! Надо же, я не знал. Итак, этот убийца, наркоделец, был влюблен в молодого человека, и отношения между ними были весьма серьезные. Все происходило здесь, в этой берлоге. В голове у меня замелькали обрывки событий, но это не были зрительные образы - скорее нечто более впечатляющее, действовавшее на уровне эмоции, противостоять которым гораздо сложнее. Молодой человек скончался совсем недавно.

Столкнись я со своей жертвой в то время, когда умирал его друг, я бы, наверное, прошел мимо и нашел другой объект для преследования. И все же… Он был таким аппетитным…

Тем временем он уже поднимался по ступенькам внутренней потайной лестницы - шел осторожно, сжав пальцами рукоятку спрятанного под пальто пистолета. Выглядело это весьма банально, прямо как в голливудских фильмах, хотя во многих других отношениях его никак нельзя было назвать человеком предсказуемым. Впрочем, те, кто так или иначе связан с наркобизнесом, в большинстве своем весьма эксцентричны.

Наконец он подошел к двери в квартиру и увидел, что она открыта. Какой всплеск ярости! Я скользнул в тень, спрятавшись в углу как раз напротив величественной гранитной статуи, между двумя покрытыми пылью святыми. Увидеть меня в темной комнате он не мог - для этого ему нужно было включить хотя бы одну из галогенных ламп, да и они освещали лишь небольшое пространство вокруг.

Он стоял, прислушиваясь, пытаясь уловить чужое присутствие, просчитывая в уме возможные варианты. Ему была ненавистна даже мысль о том, что кто-то посмел вторгнуться в его владения. Несмотря на то, что он был один, об отступлении не могло быть и речи - он намеревался тщательно обследовать квартиру и готов был на все, вплоть до убийства. Нет, никто не мог знать об этом убежище; скорее всего, сюда пролез какой-нибудь проклятый мелкий воришка, наконец, рассудил он и в ярости мысленно обрушил на наглеца целый шквал злобных проклятий. Вытащив пистолет и держа его наготове, он принялся методично обходить комнату за комнатой - те самые, в которых я только что побывал. Я слышал, как щелкали выключатели, видел, как вспыхнул в прихожей свет.

Откуда у него такая уверенность, что в квартире, кроме него, никого нет? Ведь спрятаться здесь мог, по сути, кто угодно и где угодно. Я-то точно знал, что мы с ним одни. Но он? На чем было основано его убеждение? Возможно, все дело в той особенности его характера, которая позволяла ему оставаться живым и безнаказанным до сих пор в причудливой смеси изобретательности и беспечности?

И вот наконец настал восхитительный момент - он полностью убедился, что действительно один в своем логове.

Только тогда он вошел в гостиную - я отчетливо видел его силуэт на фоне освещенного из прихожей проема двери, в то время как меня, стоящего в густой тени, он заметить никак не мог, - убрал свою девятимиллиметровую пушку в наплечную кобуру и медленно стянул с рук перчатки.

Даже в неярком свете я отчетливо видел каждую деталь его облика, все то, что привлекало и восхищало меня в этом человеке.

У него были мягкие черные волосы, азиатского типа лицо - определить национальность более точно я бы не решился: такие лица можно встретить и у индийцев, и у японцев, и у цыган; он мог оказаться даже итальянцем или греком, - хитрые, очень темные, почти черные глаза и удивительно гармоничная фигура. Эта гармония, симметрия и соразмерность всех частей тела была, пожалуй, едва ли не единственной особенностью, которую унаследовала от него Дора. Однако в отличие от светлокожей дочери - должно быть, у матери Доры кожа отливала просто молочной белизной - он обладал кожей цвета жженого сахара.

Внезапно я почувствовал, что он забеспокоился. Повернувшись ко мне спиной, он пристально уставился на какой-то предмет, вызвавший его тревогу. Я тут был явно ни при чем, поскольку ни к чему даже не прикоснулся. Настороженное, взвинченное состояние не позволяло ему логически мыслить и на какое-то время разрушило завесу между моим и его разумом.

Высокий, в длинном пальто и великолепных, ручной работы ботинках с Савил-роу, которые пользуются неизменным спросом во всех магазинах мира, он шагнул вперед, в сторону, противоположную той, где прятался я. И только тут из множества образов, роившихся в моей голове, ярко высветился один, и я понял, что предметом, столь встревожившим и смутившим его, была гранитная статуя.

Мне стало ясно, что он понятия не имел ни о том, кого изображает эта скульптура, ни о том, как она попала в его коллекцию. Опасливо озираясь по сторонам, словно боясь, что кто-то все же скрывается рядом, он приблизился к статуе, потом обернулся, еще раз обвел комнату внимательным взглядом и вновь вытащил из кобуры оружие.

Он тщательно перебирал в уме все возможные версии. Был один торговец, которому хватило бы ума притащить сюда это и оставить потом дверь открытой. Однако, прежде чем ехать, он бы непременно позвонил.

Интересно, откуда она? Из Месопотамии? Или из Ассирии? Неожиданно, вопреки всем доводам здравого смысла, он протянул руку и погладил гранитную поверхность. Господи, какая великолепная вещь! Он был просто в восторге и потому вел себя глупо.

Ведь рядом мог оказаться кто-то из его врагов. Но, с другой стороны, с чего бы это гангстеру или федеральному агенту заявляться сюда с такими подарками?

Как бы то ни было, при виде столь совершенного произведения искусства он не испытывал ничего, кроме восхищения. Мне же по-прежнему не удавалось как следует рассмотреть статую. Чтобы лучше видеть, надо было снять очки с фиолетовыми стеклами, однако я не осмеливался даже пошевелиться, ибо мне нравилось видеть его восторг, едва ли не преклонение перед новым шедевром, ощущать его безграничное желание заполучить статую в свою коллекцию. Именно эта неуемная жажда обладания и привлекала меня в нем в первую очередь.

Он уже не мог думать ни о чем другом - только о прекрасно исполненной резьбе, о том, что, судя по определенным признакам, выполнена она не в древние времена, а относительно недавно, скорее всего в семнадцатом веке, что падший ангел изображен с удивительным мастерством и выглядит совсем как живой.

Падший ангел… Мой любитель искусства рассматривал его со всех сторон, ощупывал, гладил по лицу, волосам… разве что не вставал на цыпочки и не целовал камень. Черт побери, но я-то ничего толком не видел! И как он только мирится с такой темнотой! Впрочем, он стоял почти вплотную к статуе, в то время как я маялся футах в двадцати, зажатый между двумя святыми.

Наконец он включил одну из галогенных ламп, внешне напоминавшую охотящегося жука-богомола, и повернул ее тонкую металлическую лапку так» чтобы луч света упал на лицо ангела. Теперь мне отчетливо 6ыли видны оба профиля: и статуи, и… Потрясающе! Этот человек был охвачен истинной страстью и даже иногда тихо вскрикивал от вожделения. Его уже совершенно не интересовало, кто принес сюда это чудо, он простил неизвестному посетителю даже незапертую дверь и совершенно не вспоминал о возможной угрозе. Он вновь спрятал пистолет в кобуру, причем сделал это машинально, казалось даже не сознавая, что тот вообще был у него в руках, потом все же поднялся на цыпочки, пытаясь оказаться лицом к лицу с ужасным и устрашающе-грозным ангелом. Оперенные крылья! Не голые, как у рептилии, а оперенные! А лицо… Изображенное в классическом стиле, с четкими линиями и чуть удлиненным носом. И все же в обращенном ко мне в профиль лице присутствовала некая жестокость, я бы даже сказал - свирепость. И почему статуя черная? Быть может, это - святой Михаил, в праведном гневе низвергающий демонов в ад? Нет, волосы слишком густые и растрепанные. И потом… доспехи, нагрудник… И только в этот момент я разглядел самую важную деталь: козлиные ноги и копыта! Дьявол!

Я вновь содрогнулся. Совсем как у того существа, которое я видел! Нет, глупо даже думать об этом. Кроме того, я не ощущал близкого присутствия моего преследователя. Не было ни головокружения, ни дезориентации. Откровенно говоря, я даже не испытывал страха. Только дрожь в предвкушении ожидавшего меня впереди наслаждения - больше ничего.