Сергей Анисимов - Кома Страница 10

Без нескольких минут пять в ординаторскую вбежала запыхавшаяся, весело его поприветствовавшая доктор. Как-то не удосужившийся до этого момента поинтересоваться тем, с кем ему выпало сегодня ночевать на «скором дне» Николай удивлённо на неё уставился, раскинув руки в кресле в классическом жесте мышки из анекдота: «Где моя колбаска?».

- Ольга Андреевна, а что, снова Вы сегодня?

- А как же!

Доктор, чиркнув застёжкой, содрала с себя рыжую кожаную куртку, и сунулась в угловой шкаф, загремев там сыплющимися на пол вешалками.

- Вера почувствовала себя плохо, да домой ушла пораньше, - сказала она изнутри. - Ну так мы с ней, с одобрения начальства, и поменялись на 20-е.

Ольга Андреевна - это было «официальное» имя больничного ординатора, которую Николай мельком знал ещё по старым стройотрядам из «братских» по общей зоне или райопу, но с которой он так и не перешёл на «ты». Последний раз на его памяти она дежурила как раз две ночи назад, перед той благополучно закончившейся историей с нераспознанным гепатитом, а это он и сам без лишней гордости воспринял бы как по меньшей мере «тяжеловато». Ради денег, видимо.

В пять с копейками в ординаторскую вошёл завотделением, спокойно посмотревший на удовлетворившую его картину - ординатор Роон и молодой интерн сидят за столами, перебирая стопки «историй болезни», снятые к началу дежурства с сестринских постов. От профессора пахло хорошей туалетной водой и предчувствием выходного дня. Впрочем, этим последним пахло уже отовсюду.

- Всё нормально, Ольга Андреевна?

В принципе, ничего такого не случилось бы, если бы завотделением назвал её просто «Олей», и Николай даже удивился, что тот озаботился на полное обращение всего-то из-за его присутствия.

- Да, Владимир Анатольевич, спасибо. Я перед выходными много поступлений не ожидаю?

- Всякое может быть. Дачный сезон не начался ещё, так что все сердечники в городе. А что, Вы снова дежурите сегодня?

- Да, Вера Дудник заболела. Я поменялась.

- А, ну тогда всего хорошего. Смотрите внимательно, чтобы опять чего не вышло...

Ординатор Ольга ровно улыбпулась, и, сделав многозначный жест ладошкой и зевнув на ходу, профессор вышел, кивпув на прощанье Николаю. Ну, вот и началось официальное дежурство.

Вечер прошёл без особенностей - только часам к восьми на отделение из приёмного прислали, в сопровождении санитарки лет семнадцати, мужчину с тёмным и грубым лицом строительного рабочего. Двигался мужчина с трудом, прижимая к себе пакет с больничными принадлежностями и шаркая тапками.

- Почему не на кресле не привезли? - Спросил Николай у санитарки, спокойно пожавшей на его вопрос плечами. - Что, трудно было?

Девушка посмотрела на него, как на идиота, вручила оформленную двумя этажами ниже пустую склейку «истории болезни» и ушла по полутёмному коридору, покачивая бёдрами, как взрослая. В другое время он остановил бы соплячку и по крайней мере высказал бы ей, что именно, по его мнению, входит в понятие «медицинская субординация», - но при привалившемся к стенке больном было не до этого, и Николай просто мысленно плюпул.

- Вам привезти коляску? - спросил он больного сам, но тот только покачал головой, и минут за пять дотопал по коридору до мужской палаты, номер которой был уже выписан, пусть и карандашом, в углу «истории».

Уложив больного, Николай супулся к Ольге Андреевне, смотрящей вечерний выпуск новостей по тусклому телевизору в комнате отдыха составляющей заднюю часть собственно ординаторской, и договорился с ней, что примет больного сам.

- Раз первый пришёл, значит сейчас ещё кто-нибудь будет, - сказала Ольга, попиливая каким-то женским приспособлением короткие круглые ногти. - Примета такая.

Ну, примета, - так примета, ничего против этого Николай не имел.

Темнолицему больному по фамилии Агаджаманян было всего 47, но выглядел он здорово старше - температура у него была сильно за 39. Выругавшись про себя, Николай поклялся дойти до приёмного отделения и поговорить с дежурящими сегодня врачами, как только будет такая возможность. После этого - в хорошем темпе, чтобы не слишком больного утомлять, он провёл весь опрос и осмотр, на ходу ведя запись на разграфленный лист кривоватым «на коленке» почерком. Поколебавшись, он записал в собственном блокноте на пункт «Предварительный диагноз» пиелонефрит под вопросом, и для переноса потом в чистый ещё лист назначенных анализов - все положенные.

Когда он закончил, больной Агаджаманян с кряхтением потопал в направлении указанного ему туалета, получив приказ подождать там доктора, не заходя пока вовнутрь. От коляски он снова отказался. Сам Николай быстро дошёл до процедурного кабинета. Поздоровавшись с дежурившей сегодняшней ночью девочкой-третьекурсницей с лечебного факультета, он забрал с полки одноразовый бумажный стаканчик и футляр с пластиковыми полосками мочевых тест-систем. Использующийся на отделении как раз для таких случаев южнокорейский «Урискан-10» был отчаянно просрочен по сроку годности, но основные параметры пиелонефрита он выдал вполне чётко, и через пару минут, с удовольствием от собственной догадливости, доктор Ляхин повёл больного на место. Если у Агаджаманяна случайно нет сочетания тяжёлого парагриппа, радикулита и гонореи, то это действительно пиелонефрит. Однако Ольга Андреевна не развалится, если посмотрит больного сама, и скажет, что думает по этому поводу. В этом её работа, собственно, и состоит.

В «рабочей» ординаторской Ольги Андреевны не оказалось, а когда Николай загляпул в комнату отдыха, телевизор там оказался выключен, а свет погашен. Он уже собирался закрыть дверь и пройтись по коридору, заглянув по ещё одному разу к своим больным, пока они ещё не совсем улеглись спать, когда почувствовал, что что-то не так. Остановившись на пороге и давая глазам привыкнуть к полумраку, понимая, что такого странного щекочущего ощущения мурашек, бегущих по телу вместе с пульсом он не испытывал давно, Николай осторожно сдвинулся влево, протягивая руку к невидимому выключателю. В этот момент закрывавшая правую часть комнаты створка не до конца открытой двери прыгпула на него, и из «мёртвой зоны», оттуда же, справа, широко вышагнула глухо-тёмная человеческая фигура. Не задумавшись, не приостановившись чтобы рассмотреть происходящее, даже не успевший открыть рот, чтобы позвать Ольгу Николай шагнул вперёд и влево, и рубящий, нацеленный на его горло удар пришёлся в загиб брошенной им кверху правой руки. Крутапувшись в обратную сторону, вбок, он хотел ответить встречно-косым, скользящим по чужой вытянутой руке толчком, как учат совсем уж начинающих айкидошников, но внезапно для самого себя прервал едва начатое движение и заломил дёрнувшемуся человеку руку назад, через его собственное плечо. Проделанное движение, смазанный, дурацкий приём, сведённый из двух, был неожиданным для него самого, растерявшегося. Из-за этого он чуть не повалился на рухнувшего как подкошенный, затылком вниз, чужака, - едва успев перешагнуть вбок и мягко опуститься вместе с ним, впечатав в пол чужой, хрустнувший, остро заломленный локоть.

«Опа!» - громко сказал кто-то в его голове, и совершенно обалдевший от происходящего Николай ударил пытающегося вывернуться человека по губам, ещё сильнее наваливаясь телом на его совсем уж согнувшуюся дугой руку. Незнакомец зашипел от боли, но не крикнул и дёрнулся ещё раз, попытавшись крутануться на полу и взбрыкнув ногой. То ли случайно, то ли нет, он влепил прямо в дверь, - со стуком закрывшуюся, и последним источником света в комнате, где глухие шторы на памяти Николая открывались буквально пару раз осталась струйка света из щели под ней. Теперь человек, елозя, попытался вывернуть другую руку, одновременно упираясь затылком и ногами в пол и выгибаясь. Ещё одна попытка вывернуться, и ещё один удар - совсем уж на ощупь, но тоже попавший в цель. После этого оба на секунду затихли, продолжая напрягаться, но не двигаясь.

- Ну ладно, - неожиданно спокойным голосом произнёс лежащий, глядя, судя по ощущениям, прямо в лицо согнувшегося над ним на одном колене Николая. - Отпусти меня.

Сказанное было настолько ненормальным, что он чуть было действительно не отпустил захват. Судя по всему, сказался отработанный на тренировках рефлекс: отпустить, после того, как приём доведён до конца. Похлопать по полу непонятный человек не догадался, и Николай моргнул на мелькнувшую в голове мысль, что если бы тот добавил это к сказанному, то точно заставил бы его отпустить себя и удовлетворённо разогнуться.

- Я кому сказал, отпусти!

Теперь интонация стала уверенно-повелительной, хотя голос по-прежнему оставался тихим, и несколько пришедший в себя обладатель сравнительно невысокого спортивного разряда наказал это рывком загнутой ладони на себя, что наконец-то заставило человека вскрикнуть от невыдержанной боли.