Вильям Хортсберг - Сердце Ангела Страница 10

— Неужели? И кто он?

— Неважно. Это было давным-давно. Пожалуйста, входите и присаживайтесь. Невежливо с моей стороны держать вас в прихожей.

Я последовал за ней из полутемного холла в просторную жилую студию с высоким потолком. Мебелью служила убогая коллекция предметов, относящихся к ранним трофеям Армии Спасения, оживленная пестрыми шотландскими покрывалами и многочисленными вышитыми подушечками.

Несколько прекрасных туркестанских ковриков необычных форм и расцветок на полу лишь усиливали ощущение, будто я нахожусь в лавке старьевщика. До самого потолка громоздились всевозможные фикусы и пальмы. Из подвесных кашпо свешивались зеленые стебли комнатных цветов. В закрытых стеклянных террариумах исходили паром миниатюрные тропические леса.

— Прекрасная комната, — заметил я, отдавая ей пальто, которое она положила на спинку кушетки.

— В самом деле, прекрасная. Я очень счастлива здесь. — Вдруг ее перебил резкий свисток из кухни. — Не хотите чаю? Я как раз поставила чайник перед вашим приходом.

— Если вас это не затруднит.

— Ничуть. Вода уже кипит. Какой вы предпочитаете: «Дарджелинг», жасминовый или «улонг»?

— На ваш вкус. Я мало разбираюсь в этом.

Она одарила меня вялой улыбкой и торопливо удалилась, чтобы заняться свистящим чайником. Я осмотрелся внимательней.

Везде, где только находилось место, теснились экзотические безделушки. Вещицы наподобие храмовых флейт, молитвенных мельниц, индейских фетишей и сделанных из папье-маше воплощений Вишну, вылезающих из пастей рыб и черепах. На книжной полке поблескивал ацтекский обсидиановый кинжал. Я заглянул в раскиданные как попало томики и обнаружил несколько книг по китайской и тибетской магии.

Когда М. Круземарк принесла серебряный поднос с чайным сервизом, я стоял у окна, думая об исчезнувшем кольце доктора Фаулера. Она поставила поднос на низенький столик у кушетки и присоединилась ко мне. На противоположной стороне Седьмой авеню, на крыше здания Осборн-Апартментс, стоял большой дом с белыми дорическими колоннами, напоминая запрятанную на полку корону, — он был похож на особняки в федеральном стиле.

— Кто-то купил дом Джефферсона [Джефферсон, Томас (1743–1826) — третий президент США, идеолог бурж. — дем. направления в период Войны за независимость в Северной Америке (1775–1783). Среди множества профессий имел также профессию архитектора. Построил свой собственный дом. «Монтичелло» и многие здания для университета Вирджинии.] и перенес его туда? — пошутил я.

— Особняк принадлежит Эрлу Блэквеллу. Он дает восхитительные приемы. Интересное зрелище.

Она вернулась к кушетке. Я последовал за ней.

— Знакомое лицо, — кивнул я на выполненный маслом портрет пожилого пирата во фраке.

— Мой отец. Этан Круземарк. — Струйка чая закружилась в прозрачных фарфоровых чашках.

Плотно сжатые губы изогнуты в зловещей улыбке; в зеленых, как у дочери, глазах — коварство и жестокость.

— Кажется, он судостроитель? Я помню его фото в «Форбесе».

— Он ненавидел живопись маслом. Говорил, что повесить у себя такой портрет — все равно что повесить зеркало с замерзшим отражением. Сливки или лимон?

— Пожалуй, ничего. Она подала мне чашку.

— Портрет был написан в прошлом году. По-моему, сходство поразительное.

— Симпатичный мужчина.

— Симпатичный мужчина. Она кивнула.

— Поверите ли, ему за шестьдесят. Он всегда выглядел на десять лет моложе своего возраста. В его гороскопе Солнце в аспекте сто двадцать градусов с Юпитером, очень благоприятный аспект.

Я пропустил ее «мумбо-юмбо» мимо ушей и сказал, что он похож на просоленного морского капитана из пиратских фильмов, которые я смотрел в детстве.

— Совершенно верно. Когда я училась в колледже, все девчонки в общежитии думали, что он Кларк Гейбл.

Я попробовал чай. По вкусу он напоминал перезрелый персик.

— Мой брат знавал одну девушку по фамилии Круземарк, когда учился в Принстоне, — заметил я. — Она приехала в Уэлсли и предсказала ему судьбу на выпускном бале.

— Наверное, моя сестра Маргарет, — сказала она. — Я Миллисент. Мы близнецы. В нашей семье она — черная колдунья, а я — белая.

Я вдруг почувствовал себя так, как, должно быть, чувствует себя кладоискатель, обнаруживший, что найденный им сундук пуст.

— А ваша сестра живет здесь, в Нью-Йорке? — беззаботно продолжал я, уже зная ответ.

— Конечно, нет. Мэгги уехала в Париж больше десяти лет назад. Я не видела ее целую вечность. А как звать вашего брата?

Вся моя легенда лопнула как мыльный пузырь.

— Джек, — сказал я.

— Не помню, чтобы Мэгги хоть раз упоминала Джека. Впрочем, тогда в ее жизни было множество молодых людей. Мне необходимо задать вам несколько вопросов, чтобы я смогла начертить вашу карту. — Она потянулась к кожаному блокноту.

— Валяйте. — Я выбил из пачки сигарету и сунул ее в рот. Миллисент Круземарк помахала перед лицом ладонью, словно подсушивая лак на ногтях.

— Пожалуйста, не надо. У меня аллергия на дым.

— Извините. — Я сунул сигарету за ухо.

— Вы родились второго июня тысяча девятьсот двадцатого года, — начала она, — уже одного этого достаточно, чтобы узнать о вас немало интересного.

— Я весь внимание.

Миллисент Круземарк уставилась на меня своим хищным взглядом.

— Я знаю, что вы прирожденный актер, — сказала она. — Вы меняете лица инстинктивно, как хамелеон, меняющий цвет. И хотя вы из тех, кто пытается во всем дойти до сути, ложь слетает с ваших губ без колебаний.

— Неплохо. Продолжайте.

— Ваша способность играть разные роли имеет и свою темную сторону: вы попадаете в ловушку, когда сталкиваетесь с двойственной природой вашей личности. Скажем так: вы зачастую оказываетесь жертвой собственных сомнений. «Неужели это сделал я?» — вот ваша постоянная забота. Жестокость дается вам легко, но вы никак не можете смириться с тем, что причиняете боль другим. С одной стороны, вы действуете настойчиво и планомерно, а с другой — во многом полагаетесь на интуицию. — Она улыбнулась. — Что касается женщин, то вы предпочитаете молоденьких и темнокожих.

— Пять с плюсом, — похвалил я. — Вы недаром получаете деньги. — В самом деле, аналитик, который умеет так глубоко заглядывать в чужие секреты, стоит двадцати пяти долларов в час. Но вот заковыка: она предсказывала мою судьбу, исходя из дня рождения Джонни Фаворита. — Вы не подскажете, где мне подцепить темнокожую девочку?

— Я расскажу гораздо больше, как только получу все данные. — Белая колдунья принялась царапать карандашом в своем блокноте. — Девушку вашей мечты не гарантирую, но могу несколько развить эту тему. Я отмечу сейчас положение звезд на этот месяц, и мы увидим, как они повлияют на вашу карту. По сути, не только на вашу, но и на карту того юноши, о котором я упомянула. Ваши гороскопы, несомненно, схожи.

— Я полностью в вашем распоряжении.

Миллисент Круземарк нахмурилась, изучая свои записи.

— В настоящее время вам предстоит большая опасность. Недавно, не более недели назад, вы повстречались со смертью. Покойный не был вашим хорошим знакомым, и все же вы очень обеспокоены его кончиной. Здесь присутствует медицинская профессия. Возможно, вы сами вскоре окажетесь в больнице: неблагоприятные аспекты очень сильны. Берегитесь незнакомцев.

Я не сводил глаз с этой странной женщины в черном и чувствовал, как холодные щупальца оплетают мое сердце. Во рту пересохло. Откуда она все это знала? Я с трудом разлепил губы и выдавал из себя:

— Что это за украшение у вас на шее?

— Это? — Рука женщины замерла у горла, словно птица, отдыхающая в полете. — Обычный пентакль. Приносит удачу.

Пентакль доктора Фаулера не принес ему особой удачи, но ведь он и не носил его, когда умер. Или кто-то забрал кольцо после того, как убил старика?

— Мне нужна дополнительная информация, — сообщила Миллисент Круземарк, и ее золотой карандашик завис над бумагой, как дротик перед броском. — Когда и где родилась ваша невеста? Мне нужен точный час и место, чтобы я смогла определить долготу и широту. Кстати, вы не сказали мне, где родились.

Я напридумывал что-то и демонстративно взглянул на часы перед тем, как поставить чашку. Мы поднялись одновременно.

— Спасибо за чай.

Она проводила меня до двери и сказала, что карты будут готовы на следующей неделе. Я обещал позвонить, и мы пожали друг другу руки с механической учтивостью заводных солдатиков.

Глава двенадцатая

Спускаясь в лифте, я вспомнил о сигарете за ухом и закурил, как только вышел на улицу. Мартовский ветер был чистым и свежим. До встречи с Верноном Хайдом оставалось больше часа. Я медленно шел по Седьмой авеню, пытаясь найти объяснение беспричинному страху, охватившему меня в квартире-оранжерее гадалки. Я знал, что дело не обошлось без мошенничества, ничего не значащих слов — классических уловок всех предсказателей. «Берегись незнакомцев». Обычное дерьмо, за которое выкладываешь свои денежки. Она надула меня «вещим» голосом и гипнотическим взглядом.