Илья Деревянко - Бриллиантовый психоз Страница 10

– А может, машину тоже он? – не отставал майор. – Вдруг Звездовская ни при чем?

– При чем, ни при чем! Какая разница! – сварливо проворчал начальник ОВД. – Перестрахуемся на всякий, знаешь ли, пожарный! Лучше уничтожить десяток невиновных, чем упустить одного виновного!

– Так что прикажете с ними сделать? – спросил тугодумистый Бураков.

– Стрелять умеешь? – вопросом на вопрос ответил Бутылкин.

– Э-э-э... не то чтобы очень... – Мудак! – взвился на дыбы доведенный до белого каления подполковник. – Чему тебя, осла, только учили?!

Майор скромно промолчал, не осмелившись напомнить, что учили его, главным образом, вылизывать задницы начальства, хапать взятки, стучать на сослуживцев да фальсифицировать уголовные дела. Ольгерд Пафнутьевич разбушевался зимним ураганом, изливая потоки грязной ругани, конвульсивно дергаясь, плюясь и размахивая кулаками. Семен Петрович от греха подальше забился в угол, с трепетом взирая оттуда на беснующегося шефа. Наконец спустя полчаса гнев подполковника начал понемногу стихать.

– Раз сам не умеешь, найди того, кто умеет! – зашипел он. – Хотя бы лейтенанта Бибикина. Он вчера попал в Бу-Бу с первого выстрела. Молодец! Снайпер! Кстати, о задержанных бандитах. Поручишь их обработку Сереге Костоломову. Чтоб к обеду сознались во всех тяжких. В каких именно? Костоломов придумает. Усвоил, в рот тебя е...ть?!

– Так точно! – вытянулся в струнку Бураков. – Разрешите идти?

– Пшел!

Отпустив майора, Бутылкин уселся за стол, успокоения ради выхлебал два стакана водки и, покуривая сигарету, погрузился в сладкие мечтания. Грезилась ему скорбная похоронная процессия, медленно движущаяся к кладбищу под звуки траурного марша, два гроба – в одном Котяра, в другом Звездовская и т. д. и т. п. Приятные видения начальника ОВД продолжались довольно долго, вплоть до десяти утра. Ровно в десять в кабинет без стука ворвался дежурный лейтенант Коврижкин, заменивший увезенного в реанимацию Ежикова.

– В городе беспорядки, – с порога выпалил он. – К отделению приближается агрессивно настроенная толпа, человек двести, не меньше, под руководством функционеров лапшеушинской партии! Вооружены кольями, цепями, булыжниками. Требуют дележа графских сокровищ!

От неожиданности Ольгерд Пафнутьевич лишился дара речи.

– Прикажете вызвать ОМОН? – полувопросительно сказал Коврижкин.

– Кх-х-х-х, – выдавил подполковник.

– Слушаюсь! – козырнув, отчеканил сообразительный лейтенант.

Владилен Генрихович сдержал данное накануне обещание. Пятого июля без двух минут девять он взобрался на трибуну, наспех сооруженную из пустых водочных ящиков, которых к утру скопилось на площади изрядное количество. Стараниями партийных активистов, а главное, благодаря бесплатной выпивке толпа у здания бывшего Дома культуры собралась огромная.

– Мы не потерпим ущемления прав трудящихся! – вещал господин Лапшеушин. – Долой коррумпированных чиновников! Положить конец произволу милиции. Да здравствует справедливость! Подвыпившая аудитория разразилась бурными аплодисментами, переходящими в овацию. Польщенный депутат широко улыбнулся, продемонстрировав окружающим ровные белые фарфоровые зубы, вставленные во время недавней зарубежной поездки.

– Моя жизненная позиция, моя совесть, взгляды, убеждения взывают к защите законных требований населения, – воодушевившись, продолжал он и, незаметно для самого себя, повинуясь многолетней привычке, перешел к изложению очередной политической платформы партии «Борцы за справедливость» (как помнит читатель, платформа на данный момент была великодержавно-национал-патриотическая). Слушатели поскучнели. Их интересовали конкретные бриллианты, зарытые в усадьбе графов Коробковых, а не набившие оскомину предвыборные обещания изовравшихся политиков.

– Хорош п...болить! – выкрикнул кто-то из задних рядов.

Вооруженные велосипедными цепями охранники партийного лидера ринулись было усмирять хама, но Владилен Генрихович, вовремя опомнившийся и сообразивший, что его занесло «не в ту степь», остановил мордоворотов мановением руки.

– Критика принимается, – с фальшивым добродушием сказал он. – Перейдем непосредственно к делу!

– Во-во!.. Правильно!.. Давно пора!.. – загалдели обрадованные голоса.

– Предлагаю разделиться на две колонны, – прокричал в мегафон Лапшеушин. – Одна движется к зданию милиции, другая к городской мэрии. Надеюсь, возражений нет?!

Возражения, естественно, были. В любой революции или просто в движении за... (впрочем, безразлично за что, важен сам факт наличия движения) всегда найдется кучка оппортунистов, в корне несогласных с генеральной линией руководства и по каждому вопросу имеющих особое мнение. Так уж повелось испокон веков (если не верите – почитайте учебники истории).

Не миновала чаша сия и взбунтовавшихся лозовцев. Главой местных оппортунистов стал уроженец солнечного Азербайджана сорокапятилетний Махмуд Каримов, до начала бриллиантового психоза мирно спекулировавший помидорами на рынке, а теперь объявивший себя прямым потомком графов Коробковых и одновременно праправнуком героя войны 1812 года князя Багратиона[11]. (Багратиона Махмуд приплел, дабы как-то объяснить свою смуглую внешность и кавказский акцент.) Двигало Каримовым желание... А черт его знает! Восток – дело тонкое!

– Я законный наслэдник, но я нэ жадный! Вэришь, да?! – втолковывал он народу. – Я хачу, я буду дэлиться! Вай, вай! По-братски дэлиться! Мамой кланус! Но... – Тут свежеиспеченный аристократ важно поднял вверх указательный палец. – Лапшэушин врот, как паршивый пес! К мэрии ыдты! К мылыцыи! Вах! Мазги нам пудрыт! Вниманыэ отвлыкаэт! Клад зарыт вовсэ нэ в усадбэ, а на въездах в город! Нэдаром там со вчэрашнэго дна экскаваторы капаются! Мы, как бараны, будым устраывать дэманстрацыы, а луды Лапшэушина по-тыхому достанут сокровища да слынают! Шакалы!

Невзирая на совершенную нелепость утверждений помидорного спекулянта, часть собравшихся (преимущественно лица кавказской национальности) отнеслась к ним с полным доверием. Ничего не поделаешь! Восток – дело тонкое (извините, повторяюсь).

– За мной! К ямам! Не позволым себя обмануть! – патетически воззвал «потомок Багратиона» и с гордым видом покинул площадь. За ним последовало человек пятьдесят.

– Куда они намылились? – изумился Владилен Генрихович.

– Вообразили, будто бриллианты зарыты на въездах в город, – пояснил успевший разведать обстановку Паша Губошлепов. – Там по распоряжению Звездовской вчера дороги перекопали!

– Зачем?! – забеспокоился Лапшеушин. (Вдруг чурки правы? Электорат электоратом, но и бриллианты не помешают.)

– Не волнуйтесь, босс, – усмехнулся порученец-телохранитель. – Наша госпожа мэр решила изолировать Лозовск от внешнего мира во избежание наплыва халявщиков. Чурки же... На то они и чурки!

– Ха-ха-ха! Дуракам закон не писан! – от души развеселился народный избранник. – Пусть катятся к едрене фене!.. Оно даже к лучшему, – отсмеявшись, добавил Владилен Генрихович. – Без кавказцев сподручней. Платформа-то у нас нынче национал-патриотическая... Ладно, Паша, разбивай людей на колонны. Одну – к зданию ОВД – поведешь ты, другую – к городской мэрии – Брехунков.

– А вы?! – поинтересовался Губошлепов.

– Я буду координировать ваши действия отсюда. Поддерживай со мной постоянную связь по мобильному телефону... Ну, начали, пока электорат не протрезвел!

Капитан Спесивцев и Сыч, к утру совершенно утратившие человеческий облик, с нетерпением поджидали замену. На кладоискателей, возобновивших работу на рассвете и старательно рывшихся в месте «тринадцать плюс девять», они практически не обращали внимания. Какие там, к лешему, бриллианты, когда шкуры изодраны, морды разбиты, одежда вымокла до нитки, мандраж непрерывный колотит, а в двухстах метрах злейший враг затаился!..

Первым дождался сменщика Сыч, сумевший сохранить невредимым сотовый телефон и известивший Котяру о ночном инциденте. Вопреки ожиданиям Сычова, крестный отец Лозовска не особенно расстроился.

– Мент, гришь?! Капитан Спесивцев?! Да хер с ним, – фыркнул в трубку Кошкин. – Не трогай до поры до времени. Пришьем, когда лохи сокровища найдут, а до тех пор не стоит хипиш поднимать. И не хнычь, Игорек! Высылаю к тебе Чугунного Лба. (Благодушие Котяры объяснялось удачно проведенной операцией по уничтожению особняка Бутылкина. О грозящей ему самому опасности мафиози не догадывался.)

Чугунный Лоб явился в восемь утра – свеженький, бодренький, розовый, словно дрых ночь напролет, а не упражнялся в стрельбе из гранатомета.

– Вон там на дереве мусор засел, – шепнул ему трясущийся в ознобе Сыч. – Пахан тебя проинструктировал?

– Угу!

– Тогда я отваливаю. Приятного отдыха...

Сержант Отморозков, выряженный конспирации ради в «гражданку», прибыл без пяти девять, увидел скорчившееся в ветвях грязное, всклокоченное человекообразное существо и бодро передернул затвор «АКС-74-У».