Линн Шоулз - Апостолы Феникса Страница 10

Впрочем, Сенека пришла не для того, чтобы ссориться с матерью. Но она не могла смириться с тем, что теряла последнего на свете человека, который любил ее, интересовался ею. А Бренда любила ее, пока…

Мать смотрела безучастно, и Сенеку вдруг прорвало:

— Как тебе удавалось оставаться всю жизнь такой сильной? Такой уверенной и независимой? Пока ты не заболела, у тебя не было ни тени сомнения, ни секунды нерешительности. Всегда такая, черт возьми, непреклонная. И почему эти качества не перешли ко мне? Мне кажется, я не выдержу, не выдержу… — Она отвернулась от Бренды. — Черт, что я говорю? У меня такое несчастье… — Она подавила рыдание. — Мама, Даниель…

— Я думаю, Белль мухлюет. Но я позволяю ей выиграть. Для нее очень важно выиграть. — Даже эти несколько слов вызвали у Бренды одышку.

Подождав еще немножко, Сенека взяла ее за руку.

— Они хоть заботятся о тебе, мама? У тебя все в порядке?

— Да, но мне нужны игральные карты.

Сенека подошла к краю кровати и села.

— Надеюсь, у тебя все в порядке. — Она погладила мать по руке. — Думаю, ты бы мной гордилась. У меня были чертовски трудные две недели, но я еще на ногах. — «Звучит глупо, зато правда», — подумала она.

Было так странно разговаривать с Брендой, которая даже не узнает ее. Мать стала совсем чужой. Бывали дни, когда у нее случались непредсказуемые моменты прояснения. Поначалу периоды ясности были более долгими, но с годами сократились до нечастых искр, которые болезнь быстро гасила.

Сенека не представляла, как зацепить и вытянуть к реальности хотя бы небольшую часть сознания матери. После короткой паузы она начала сначала:

— Я только что вернулась из Мексики. Помнишь, я говорила, что мы с Дэном собираемся там пожениться? Помнишь?

— Ты заказала ушные свечи?

Сенека закусила нижнюю губу. До того как ее мать заболела болезнью Альцгеймера, она владела магазинчиком товаров альтернативной медицины. Ушные свечи были из его ассортимента.

— Да. Их уже отгрузили. — «Невинная ложь».Магазин продан год назад. Он никогда не был прибыльным, но в нули выходил. Она посмотрела на мать и ее привычно замутило. — Но я проверю еще раз. Мы не останемся без ушных свечей!

Сенека встала и поцеловала мать в лоб.

— Я люблю тебя, мамочка, — прошептала она. — Мне тебя очень не хватает.

— И не забудь эхинацею. Скоро сезон гриппа.

— Конечно. — Сенека помолчала. — Я обо всем позабочусь.

— Мне так хочется пить.

Сенека взяла с ночного столика пластиковый кувшин для воды. «Не просто пуст, а сух, как Аравийская пустыня. Когда его в последний раз наполняли? Пластиковая чашка в том же состоянии. Сучьи дети».Она схватила и кувшин, и чашку.

— Сейчас принесу воды.

Бренда Хант улыбнулась, но Сенека понимала, что не ей.

В коридоре Сенека остановилась у поста медсестер.

— Извините, — сказала она, глядя на молодую медсестру, которая болтала по мобильному, жеманно наклонив набок голову и хихикая. — Извините! — повторила она несколько громче.

Сестра закрыла телефон.

— У моей матери совсем нет воды, — сказала она негромко, но так, что ее голос был слышен очень хорошо и очень далеко.

— Скоро кто-нибудь придет…

— Нет, — сказала она еще громче. — Не «скоро», а сейчас. У нее нет воды уже бог знает сколько времени, и она очень хочет пить.

— Мы делаем обходы. Вы же понимаете, она не единственный пациент в клинике. Мы стараемся как можем.

Сенека с размаху поставила кувшин и чашку перед ней на стол.

— В этом кувшине воды нет уже несколько часов, а может, и дней. Как можно оставить ее без воды? Она ничего не ест. Кто-нибудь это заметил? Я не могу здесь стоять целый день — каждый день — и следить, чтобы она получала необходимый уход! За это я плачу вам!

— Мисс Хант, успокойтесь.

Сенека обернулась на голос — это была старшая медсестра, которую она встретила, едва войдя в больницу.

— Я очень хочу успокоиться. Ничего так не хочу, как душевного спокойствия. Я очень хочу быть уверена, что когда я отсюда уезжаю, о моей матери заботятся. Она сегодня поела? Вы поменяли ей пеленку?

— Мы все…

Сенека сказала негромко и спокойно:

— Просто налейте ей воды в кувшин, ладно? Если это не слишком сложно.

— Сейчас, — сказала сестра и забрала кувшин и чашку.

Сенека повернулась к выходу. Но прежде чем отправиться к машине, она зашла в бухгалтерию «Парк Вью» и выписала чек за этот чертов уход на следующий месяц. Сев в машину, она вставила ключ в зажигание, но поворачивать не стала, а положив руки на руль, опустила на них подбородок. Мать надо переводить в другое место, получше. Но это дорого. В журнале ей платили прилично, но не запредельно. Срок аренды квартиры истекает. Другую квартиру, где они собирались жить с Дэном, она не потянет, и вряд ли она получит назад задаток. И что, если ей не удастся возобновить аренду?

В одном можно не сомневаться: если сидеть здесь и раздумывать обо всем об этом, к лучшему ничего не изменится.

— Встряхнись, Сенека. — Она выпрямилась на сиденье и повернула ключ. — Вперед, навстречу миру! Давай решать проблемы по мере их поступления.

В списке дел на утро еще значилось: разобраться с арендой квартиры и принять решение по поводу сообщения на автоответчике.

Десять минут спустя Сенека уже сворачивала в гараж своего дома. И вдруг резко нажала на тормоз.

— Поверить не могу!

На ее законном месте был задом запаркован темный «мерседес» — внедорожник с оранжевыми противотуманными фарами.

СЧАСТЛИВЧИК

1876, север штата Сонора, Мексика

Гровс открыл глаза. Полная луна сияла прямо над головой. Что-то разбудило его. Но он не мог припомнить…

Рычание! Звук раздавался совсем рядом. Два, может, три зверя.

Он сел. В серо-стальном сиянии луны пара койотов стояла над трупом ковбоя, которого он застрелил. В глазах у них отражалась луна, оскаленные клыки сверкали.

Он потянулся к револьверу. Крепко обхватив рукоятку, он уже начал целиться, как вдруг ужасный крик разорвал ночную тишину. Койоты подняли головы и принюхались. Их позы перестали выражать угрозу. Это был горный лев, пума, причем близко.

Еще один вопль, теперь всего в нескольких ярдах. Койоты сорвались с места и умчались вниз по тропе в овраг.

Гровс встал на ноги, готовый стрелять, как только гигантская кошка приблизится. Он знал, что она пришла за телом…

— Какого черта? — он глянул вниз и схватился за живот. Рубашка затвердела от засохшей крови. Ковбой его подстрелил, вспомнил он. Боль была ужасной, его швырнуло на землю. Он никак не мог выжить, если ему кишки разорвало. И тем не менее…

Пулевое отверстие на рубашке подтверждало, что пуля действительно в него попала. Он провел пальцами по животу. Вот рана, она болезненно реагирует на прикосновение, но она почти зажила!

Краем глаза Гровс заметил движение. Пума бесшумно спрыгнула со скального уступа, приземлившись недалеко от мертвого тела, припала к земле и приготовилась к прыжку, подняв переднюю лапу. Гровс стоял неподвижно, сдерживая дыхание. Пума начала подкрадываться к трупу ковбоя. И к Гровсу.

Не сводя с нее глаз, он опустил руку и выхватил револьвер.

БУМ!

Выстрел огласил Ущелье Изменника, эхо заметалось между скалами. Пума метнулась вверх по склону и исчезла во тьме. Выстрел ушел в «молоко», но хоть хищник ушел.

Пытаясь собрать мысли воедино, Гровс повесил на плечо «Биг-Фифти». Потом зашел в рощу, поискал мулов. Не нашел. В лунном свете спустился по узкой тропинке на дно ущелья и там обнаружил труп одного из мулов — видимо, тот впал в панику еще при первой перестрелке и сорвался со скалы, пытаясь сбежать. Второго мула не было видно. Жизненно важно не только найти его, но и вторую тягловую единицу, чтобы тащить фургон. Может быть, какая-нибудь из ковбойских лошадей еще не ушла далеко.

Гровс шагал на юг по каменистой долине, потирая живот и пытаясь понять, почему на нем столько засохшей крови, а от раны лишь едва заметный след. Почему он все еще жив? Невозможно поверить в чудо, но в два чуда…

Может быть, он мертв, только не знает этого?

На рассвете Гровс отыскал мула в каньоне с отвесными стенами к югу от Ущелья Изменника. Потом увидел лошадь одного из всадников. В городе придется объяснять, откуда лошадь. Что ж, скажет, что повезло: когда один его мул издох от укуса змеи, в ущелье он нашел эту беспризорную лошадь.

Он сел в седло и, ведя мула в поводу, поехал назад. Медленно двигаясь по ущелью, усыпанному останками федералов, он посматривал вверх, на вершину хребта. Мелькание черных крыльев показывало, что грифы уже собрались пообедать ковбоем, которого он застрелил. А скоро Гровс наткнулся на тело первого ковбоя. «Биг Фифти» разнесло ему голову куда круче, чем ожидал Гровс. В конце концов, это ружье валит бизона с одного выстрела. Грифы, пировавшие у трупа, сердито отодвинулись, чтобы пропустить Гровса. Оглянувшись через плечо, он увидел, как они, размахивая крыльями, прыжками возвращаются обратно, чтобы продолжить пир.