Макс Кранихфельд - Место действия - Южный Ливан Страница 10

Но все равно, когда он мысленно представлял себе, как именно сейчас, в эту самую секунду, пока его ноги в тяжелых ботинках раз за разом впечатываются в сухую пыль, по эфиру летит во все концы приграничья слово «ливень», такое простое и безобидное, но несущее за собой огонь, взрывы, смерть и страдания, ему становилось не по себе. Непрошенные холодные мурашки стайкой бежали вдоль позвоночника, мерзко щекоча вспотевшую спину. «Ливень!» И минометные расчеты вскрывают тяжелые зеленые ящики, извлекая из них маслянисто поблескивающие на солнце округлые тела мин. «Ливень!» И бегут к ракетным установкам наводчики и операторы, шепча на ходу слова шахады, понимая, что их местоположение засекут после первого же залпа, и уже через считанные секунды сюда обрушится ответный огонь, мстящий за смерть и боль, выжигающий все до основания. «Ливень!» Мир застыл на секунду в одном шаге от пропасти, медленно склоняясь в зовущую черную бездну. «Ливень!»

Хоть и ждал этого, а далекий грохот канонады докатился приглушенным гулом все же внезапно. Ну все, теперь обратного хода нет, началось! Судя по мерному глухому уханью, доносившемуся откуда-то справа, там заработала минометная батарея. Фашист на секунду приостановился, вглядываясь в ту сторону и криво ухмыльнувшись, показал Волку большой палец: «Есть! Заработало!» Волк лишь хмуро кивнул напарнику на бегу, восторга младшего товарища он вовсе не разделял. С неба понесся нарастающий гул, разорвавший воздух над головами громкими хлопками.

— Пошли родимые! — радостно заорал Фашист, задирая голову вверх, пытаясь увидеть летящие прямо над ними ракеты. — С праздником, жиды! Принимай подарки! Хава нагила! Хава нагила! Хава нагила! Хава!

— Дыхалку береги! Чего орешь, как резанный! — одернул его Волк, и, напрягая горло, прокричал так, чтобы услышал задающий темп Абд-первый. — Шевели там поршнями, сын арабского народа! Заснул на ходу, что ли?!

Абд обернувшись и поймав грозный командирский взгляд, понятливо кивнул и прибавил, да так, что уже через минуту Волку стало не до разговоров. Даже более молодой, находящийся в гораздо лучшей физической форме Фашист и тот вынужден был заткнуться и размеренно пыхтел, пристраивая вдохи и выдохи под ритм монотонно долбивших пыль ботинок. Волк тяжело всхрипывал, держась за спиной Абда-второго, стараясь попадать в ногу его шагам, вытягивать его темп. Получалось из рук вон плохо, все же не мальчик, уже сороковник корячится. В такие годы положено сидеть в уютном кожаном кресле, иметь непыльную руководящую должность, личный кабинет, служебный автомобиль и длинноногую секретаршу (знание делопроизводства и умение работать на компьютере не обязательно), а не носиться сломя голову по поросшим выгоревшей на солнце травой холмам чужой страны. Возраст, господа, возраст… И если он запросто мог посоревноваться с любым молодым в умении стрелять, ставить и снимать мины, мог даже без проблем выйти на ринг, то вот такой вот изматывающий бег на выносливость, выдерживать становилось раз от разу все тяжелее. Сердце непрошено забухало где-то у самого горла, в правом боку заворочалась острая игла, а ноги с каждым шагом наливались свинцовой тяжестью. Со взмокшего от натуги лба неприятно пощипывая глаза стекали тонкие струйки пота, очень хотелось вытереть их рукавом, но сделать лишнее движение рукой, сейчас означало сломать вроде бы пойманный ритм, выскочить из-под его гипнотического действия, которое только и позволяет держать заданный Абдом-первым темп. Этого он себе позволить не мог, точно зная, что стоит на секунду остановиться сейчас, и он уже не сможет бежать тем же темпом, что остальные. Интересно, как там изики?

Чуть приподняв голову, он с любопытством заглянул за маячившее перед лицом плечо Абда-второго. Оказалось, волновался не зря: раненый уже переставлял ноги лишь по инерции, влекомый мощной рукой ливанца. Второй солдат что-то возмущенно лопотал по-своему, похоже требовал не мучить раненого товарища. Ага, родной, если не будем мучить придется твоего дружка пристрелить, хотя бы чтоб погоню на наш след не навел. Так о чем же ты там просишь? О смерти для друга? Но так действительно не пойдет, вон у пацана глаза уже закатились, и лицо как мел белое, вот-вот свалится, тогда точно придется пристрелить. Жалко, за двоих и заплатят вдвое. Осталось то, совсем чуть-чуть… Нет, не дотянет… Точно не дотянет…

Будто подслушав мысли Волка и восприняв их как команду, раненый изик запнулся и тяжело рухнул навзничь, издав протяжный стон. Разгоряченный Абд-второй подскочив к нему несколько раз с размаху приложился по упавшему ботинком. Не помогло, раненый завозился, пытаясь подняться, но бессильно упал на выставленные вперед руки. Ливанец замахнулся еще раз, но Волк дернул его за плечо.

— Отставить! Отставить, я сказал, обезьяна! Этим делу не поможешь, он все равно больше не сможет бежать.

Подошедший Фашист, ухмыльнувшись, потянул из набедренной кобуры пистолет.

— Да подожди ты! — неприязненно скривился Волк.

— Чего ждать? — напарник удивленно пожал плечами. — На войне, как на войне. Загнанных лошадей пристреливают…

Волка в который раз уже резанула неприкрытая жестокость Фашиста, его готовность убивать, причем убивать легко, направо и налево, без малейших колебаний и угрызений совести. На язык просилось что-то резкое, жесткое, но почему-то он устыдился своего минутного порыва и прямо сказать, что ему претит хладнокровное убийство беспомощного безоружного человека, пусть даже врага, посчитал для себя стыдным и неправильным. Однако он вовремя вспомнил другой подходящий аргумент:

— Куда спешишь? Это же деньги! Живые деньги! Понимаешь? Время у нас пока еще есть, пристрелить всегда успеем. Сейчас сообразим носилки и понесем.

Фашист скептически скривился:

— Пойдем вдвое медленнее, рискуешь, командир… Всех денег все равно не заработать. Шкура иногда дороже, чем доллары, даже наличными.

Волк зыркнул на него исподлобья, и напарник тут же примирительно развел руки в стороны:

— Ладно-ладно, я помню, что ты главный… делай, как хочешь, я молчу…

Носилки соорудили быстро, использовав для этого связанные между собой полиуретановые коврики, моток веревки, притороченный к разгрузке Абда-первого и две тут же срубленные жердины. Вновь потерявшего сознание, мечущегося в горячке раненого осторожно уложили на них, стараясь не тревожить вновь засочившееся нехорошей темной кровью плечо. Абд-второй и пленный изик взялись за импровизированные рукояти носилок первыми, вроде ничего, даже бежать с грузом вполне получалось. Двинулись. Вновь гулко затопали, давя изумрудную траву тяжелые ботинки, постепенно набирая скорость, входя в прежний ритм.

Краем глаза Волк зацепил мерно раскачивающуюся сзади и чуть правее фигуру напарника. Фашист бежал легко и свободно, казалось, не шагает по земле, а парит над ней, не касаясь поверхности. Бежал чуть ближе, чем надо, и не прямо за спиной Волка, а чуть сбоку. Так бегут, равняясь на слабейшего, замыкающие разведгрупп, чтобы в любой момент успеть поддержать, подхватить, а то и пнуть готового свалиться «мешка». Когда-то так бегал сам Волк, внимательно следя за расходующим последние силы бойцом, тщательно просчитывая, сколько тот еще вытянет, когда придет настоящий край и потребуется помощь замыкающего. Теперь роль «мешка» отвели ему самому, дожился, блин! Обида подхлестнула, заставила живее перебирать ногами, он почти догнал задававшего темп Абда-первого. Вот мол, знай наших! Скосил победно взгляд на Фашиста и прочел в его глазах явный скепсис, так смотрят взрослые, на упрямого и своенравного ребенка, упорно пытающегося что-то им доказать. «Не пыжился бы ты, дядя Женя! — казалось, говорили глаза напарника. — Нечего тут лихость молодую демонстрировать. А то, как бы тебя после таких демонстраций еще и тебя на себе тащить не пришлось!» Волк, задыхаясь от обиды, до хруста сжал челюсти, вроде и не сказал ему ничего младший товарищ, а ощущение такое, будто по щекам отхлестали. Про себя он решил, что лучше сдохнет, чем хоть раз собьет темп общего движения группы.

К участку забора, где вчера проводили переброс, они выскочили, когда Волк уже готов был упасть. Он еще держался только на одном самолюбии, а ведь пробежали всего ничего, километра полтора не больше. Другое дело, что темп, взятый Абдами, для иного «спортсмена» был бы хорош и на стометровке. Так что к проволочной сетке забора Волк подбежал уже на одном характере, ни сил, ни дыхания к тому времени не осталось. У забора ливанцы дисциплинированно остановились, уложили носилки с так и не пришедшим в себя раненым, пригнули к земле второго пленника. Абд-первый присел рядом, настороженно оглядываясь по сторонам, а Абд-второй скорой трусцой припустил назад, по своим же следам и залег метрах в пятидесяти от группы, там, где дорога, вьющаяся вдоль контрольно-следовой полосы делала поворот. Вытянув из брезентового чехла полевой бинокль, ливанец принялся внимательно наблюдать за убегающей к горизонту накатанной колеей. Если погоня придет, то только оттуда, и пока Абд не ушел с выбранной позиции, израильтянам ни за что не удастся внезапно подобраться к группе. Волк, тяжело дыша, опустился на землю, жадно хватал широко распяленным ртом летевший над холмами горячий ветер. По идее, сейчас он должен был руководить действиями группы, но, давно зная своих людей, Волк считал, что вмешиваться в отрепетированный и отлаженный процесс лишний раз не стоит. Ни к чему создавать лишнюю неразбериху. К тому же сил на это уже элементарно не было. Необходима передышка, пусть самая короткая, пусть всего несколько минут… Но эти минуты следовало провести в максимальном расслаблении, давая отдых натруженным мышцам, позволяя судорожно сокращающимся легким насытить их кислородом. Иначе следующую часть пути ему просто не выдержать.