Линкольн Чайлд - Смертельный рай Страница 10

— Во время разговора выяснилось что-либо еще?

— Пожалуй, нет. Я просто задал стандартный набор вопросов. Ничто не привлекло особого внимания.

— Что входит в этот стандартный набор?

— Ну, сначала мы создаем соответствующее настроение, чтобы…

— Вряд ли такие подробности необходимы, — прервал его Мочли. — Еще есть вопросы?

Лэш почувствовал, что возможность ускользает у него из рук. Впрочем, вопросов у него больше не было.

— И вы не помните, чтобы они говорили или упоминали о чем-то необычном? О чем угодно?

— Нет, — ответил Хэпвуд. — Увы.

У Лэша опустились руки.

— Спасибо.

Директор вспомогательной службы кивнул Хэпвуду, который направился к двери в конце помещения. На полдороге он остановился.

— Она ненавидела оперу.

Лэш посмотрел на него.

— Что?

— Миссис Торп. Когда они пришли на консультацию, она извинилась за опоздание. По дороге сюда она не хотела садиться в первое такси, поскольку водитель слушал оперу по громко включенному радио. Она сказала, что не смогла бы вынести этого. Прошло минут десять, прежде чем они нашли другую машину. — Он покачал головой. — Они еще смеялись над этим.

Кивнув Лэшу и Мочли, он вышел.

В лучах света, идущих из нижних помещений, Мочли походил на призрак. Директор повернулся и протянул Лэшу толстый конверт из плотной бумаги.

— Вот результаты ассоциативных исследований Торпов, проведенных во время первоначальной оценки. Это единственный тест, который не разработан нашей фирмой, и потому я могу предоставить его вам.

— Весьма любезно с вашей стороны.

Не в силах скрыть разочарование, Лэш произнес эти слова несколько резче, чем собирался.

— Вы должны понять, доктор Лэш, — мягко напомнил ему директор вспомогательной службы, — наш интерес к тому, что случилось с Торпами, носит чисто формальный характер. Это трагическое событие особенно болезненно для нас, поскольку оно произошло с суперпарой. Впрочем, это единственный случай. — Он отдал Лэшу конверт. — Посмотрите на досуге. Надеемся, что вы продолжите расследование и найдете черты личности, на которые в будущем нам следует обратить внимание при оценке кандидатов. Если вы все-таки решите отказаться, мы примем ваш отчет. В обоих случаях деньги оставьте себе. — Он показал на дверь. — А теперь, если позволите, я провожу вас до вестибюля.

8

Послеполуденные тени уже удлинялись, когда Лэш подъехал к Центру имени Одюбона в Гринвиче, припарковал машину и направился к озеру Мид по усыпанной сухими ветками тропинке. Он был полностью предоставлен самому себе — школьные экскурсии уехали несколькими часами раньше, а любители наблюдать за птицами и фотографировать природу должны были появиться лишь в конце недели. Сырое утро сменилось ясным солнечным днем. Лес вдали сливался в зелено-коричневую полосу. В воздухе ощущался запах мха. По мере того как Лэш удалялся от Риверсвилл-роуд, шум уличного движения начал стихать, и через несколько минут его сменило пение птиц.

Он покинул небоскреб корпорации «Эдем», собираясь поехать прямо в свой кабинет в Стэмфорде. Неделя, которую он отвел на расследование, заканчивалась, и Лэш должен был решить, что делать со встречами, назначенными на следующую неделю, — если вообще что-либо делать. Но на полпути домой он неожиданно свернул с транзитной автострады, ведущей в Новую Англию, и поехал почти без цели по тенистым дорогам Дэриена, Сильвермайна, Нью-Канаана, по местам, где прошла его молодость. Ассоциативные тесты Торпов лежали нетронутые в конверте на пассажирском сиденье. Он катил вперед, предоставив дороге вести себя. И оказался здесь, в природном заповеднике.

Место ничем не хуже любого другого.

Тропинка разветвлялась, ведя к ряду закрытых будок с видом на озеро. Выбрав наугад одну, Лэш поднялся наверх по короткой лесенке. Внутри было сухо и тепло. Длинная горизонтальная щель в задней стенке позволяла наблюдать за озером. Лэш посмотрел на водоплавающих птиц, которые ныряли и выскакивали на поверхность, не подозревая о его присутствии. Потом сел на деревянную скамейку и положил рядом с собой толстый коричневый конверт.

Впрочем, он не тронул его и достал из кармана пиджака тонкий томик Мацуо Басё — «По тропинкам Севера». Он заметил книгу на прилавке кафе «Старбакс» в аэропорту Скай-Харбор, и стечение обстоятельств показалось ему чересчур необычным для того, чтобы не купить ее. Пропустив предисловие переводчика, он пробежал взглядом первые фразы.

«Луна и солнце — лишь гости, что пройдут по сотням лет-веков, сменяющие друг друга годы — тоже странники. Тот, кто, садясь в ладью, подчиняется воле волн, равно как и тот, кто встречает старость, держась за поводья, жизнь свою превращают в странствие, странствие становится их единственным прибежищем в мире».[3]

Он отложил книгу. Что там говорил Торп о поэзии Басё? «Столь содержательна и в то же время весьма проста». Нечто в этом роде.

У Лэша имелось множество профессиональных принципов, но самый важный из них гласил: сохраняй дистанцию по отношению к пациентам. Этому научил его опыт, полученный в ФБР. Так почему же он позволил себе настолько увлечься Льюисом и Линдси Торпами? Неужели только из-за таинственной смерти? А может, его очаровал их идеальный супружеский союз? Ибо все доказательства, которые он успел собрать, свидетельствовали о том, что их брак действительно был безупречным, до того самого мгновения, когда они надели себе на головы мешки для мусора, обнялись и медленно умерли на глазах своей маленькой дочери.

Обычно Лэш не позволял себе заниматься самоанализом. Ни к чему хорошему это не вело, лишь отрицательно влияло на объективность. Тем не менее сюда он пришел не случайно. В этом заповеднике, на этой тропинке и даже именно в этой самой будке Ширли сказала три года назад, что не хочет больше видеть его.

«Жизнь свою превращают в странствие». Лэш подумал о том, в какое странствие отправились Торпы. Или, если на то пошло, куда отправился он сам, пытаясь раскрыть их тайну. Здравый смысл отговаривал его, а ноги сами несли вперед.

Устало потирая глаза, он взял толстый конверт и разорвал его указательным пальцем.

Внутри оказалось сто с лишним страниц — результаты ассоциативных тестов Льюиса и Линдси Торп, проведенных в «Эдеме» в рамках предварительной оценки кандидатов.

Уже в средней школе Лэша восхищали чернильные тесты — сама мысль, сколь многое о человеке может сказать то, что он видит в обычной кляксе. В университете, когда он познакомился с применением этой психологической проверки — и сам прошел ее, что было обязанностью каждого студента-психолога, — он понял, сколь полезным диагностическим инструментом она может быть. Подобного рода исследование считалось «проекционным», поскольку, в отличие от сложных предметных письменных тестов, таких как WAIS или MMPI,[4]концепция «правильного» и «неправильного» была неоднозначна. Поиск образов в пятнах требовал привлечения более глубоких и сложных сторон личности.

В «Эдеме» использовался тест Хиршфельда[5]— выбор, который Лэш горячо одобрял. Хотя тест этот базировался на модифицированном Экснером[6]тесте Роршаха,[7]он в нескольких аспектах превосходил оригинал. Тест Роршаха состоял лишь из десяти клякс, что психологи пытались сохранить в тайне. При столь небольшом количестве вариантов кто-то легко мог запомнить «правильные» ассоциации. В тесте же Хиршфельда использовался каталог из пятисот пятен — слишком много, чтобы выучить ответы. И испытуемому показывали не десять, а тридцать пятен, получая более широкий разброс вариантов. У Роршаха половина клякс была цветной, а в тесте Хиршфельда все были черно-белые, поскольку его сторонники считали, что цвет лишь рассеивает внимание испытуемого.

Сверху лежали результаты Линдси Торп. Лэш на мгновение представил ее в кабинете — тихом, уютном, где ничто не отвлекало внимания испытуемых. Исследователи сидели за ее спиной — во время выполнения задания следовало избегать зрительного контакта. Линдси Торп не видела картинок, пока исследователь не положил их на столе перед ней.

Основные принципы, так же как и количество пятен этого теста, хранились в тайне. Каждый ответ испытуемого сравнивался со стандартным ответом. Линдси не предполагала, что все, что она скажет об этих кляксах, существенное или нет, будет записано и оценено. Она не знала, что скорость ее ответов измеряется — чем быстрее, тем лучше. Она понятия не имела, что в каждой кляксе она должна увидеть больше одного предмета — иное предполагало наличие невроза. И она не знала — а проводивший исследование ответил бы отрицательно, если бы она спросила об этом, — что для каждого пятна имеется «обычный» ответ. Если кто-то замечал нечто оригинальное и мог обосновать это, он получал дополнительные очки за творческое мышление. Впрочем, если он видел нечто, чего не заметил никто другой, это обычно свидетельствовало о психозе.