В память о Саре - Муни Крис Страница 10

В бостонском офисе доктора Рэйчел Тило были серые стены цвета грозовой тучи, белый диван и стулья в тон, твердые, как стеклянная крышка кофейного столика. За исключением двух дипломов в дорогих рамочках, полученных в Гарварде, единственным предметом личного обихода оставалась картина маслом, висящая над ее столом, — белый холст, забрызганный кляксами, загогулинами и точками, словно рабочий передник маляра.

Дверь открылась, и в комнату, распространяя вокруг себя удушающий аромат дорогой парфюмерии, вошла доктор Ти, больше похожая на мистера Ти своим колышущимся рыхлым телом, упакованным в дорогой костюм от известного модельера. Из стопки папок, которую она держала под мышкой, боязливо выглядывал экземпляр «Бостон глоуб мэгэзин» за прошлое воскресенье.

Доктор Ти заметила, что Майк смотрит на него, и поинтересовалась:

— Почему вы мне ничего об этом не сказали?

— Нечего рассказывать, — ответил он. — С приближением дня рождения Сары я звоню знакомым репортерам и прошу их еще раз опубликовать ее историю. Это помогает поддерживать интерес.

— Я имела в виду то, что касается вашего отца.

— Я понятия не имел, что репортеры намерены взять у него интервью.

Это была правда. И Майк вынужден был признать, что на него произвел впечатление тот факт, что репортер или репортеры не только разыскали Лу во Флориде, но и каким-то образом заставили его разговориться.

Доктор Ти устроилась в своем кресле.

— Это был первый раз, когда он открыто высказался о внучке, правильно?

— Понятия не имею.

— И как вы отреагировали?

— Никак.

Доктор не сводила с него глаз, наблюдая и оценивая его реакцию на предмет того, что суд определил как «проблемы управления гневом». Сначала ему было предписано пройти курс владения собой, а потом и сорок восемь обязательных сеансов психотерапии. Предлог казался ему совершенно нелепым и надуманным — выяснить, что подвигло его наброситься на Фрэнсиса Джоуну, человека, который, по всеобщему мнению, был ответствен за исчезновение Сары и двух других девочек: пятилетней Каролины Ленвиль из Сиэтла, штат Вашингтон, и Эшли Жиро, шести лет, из Вудстока, штат Вермонт.

Лу не имел к случившемуся никакого отношения, но доктор Ти, такое впечатление, просто обожала совать нос во все, с этим связанное. Впрочем, Майку нужно было как-то убить время, посему он в общих чертах обрисовал ей свою жизнь с Лу, рассказал о том, как отец начинал с воровства, грабя дома в шикарных пригородах, прежде чем перешел на более престижную «работу». Он стал обчищать склады компьютерного и электронного оборудования, нападать на банковские бронированные машины в Чарльзтауне и Кембридже. Все члены прежней банды Лу были мертвы — за исключением его самого.

Воспользовавшись желтой закладкой, доктор Ти принялась перелистывать журнал, пока не нашла нужную страницу.

— Корреспондент спрашивает у вашего отца, разговаривал ли он с вами после исчезновения вашей дочери, и тот и торит: «Мы с Майклом почти не общались с тех пор, как он женился. Это был его выбор. Некоторым мужчинам нужно ненавидеть кого-то, чтобы прожить день спокойно».

Она подняла голову и посмотрела на него, ожидая ответа Майк же рассматривал ее кольцо с бриллиантом. Три карата, никак не меньше, судя по виду. Такое кольцо подразумевает и наличие няни, причем не приходящей, и дома в каком-нибудь фешенебельном районе наподобие Уэстона, где она живет со своим супругом (почти наверняка — хирургом), и собаки (золотистого ретривера или лабрадора, в зависимости от последнего писка моды в Уэстоне), и 2,5 ребенка (мальчиков с именами наподобие Фаддея и Хантера). Ее приобретенные в Гарварде наблюдения и решения вполне могли произвести неизгладимое впечатление на сходящих с ума от скуки домохозяек, которым требовался сочувственный слушатель и химическое отдохновение от безупречно-монотонного существования. Но они оборачивались полным провалом применительно к таким загадкам бытия, как Лу Салливан.

— У вас есть какие-нибудь мысли на этот счет?

— Никаких, — отозвался Майк.

— Я полагаю, ваш отец давал это интервью, рассчитывая помириться с вами и протянуть вам руку помощи.

Майк подался вперед и взял чашку кофе со стеклянного столика.

— Мой старик протягивает мне руку помощи? При всем уважении, я думаю, вы преувеличиваете.

— Причина, по которой я настаиваю на этом, заключается в следующем. Я хочу, чтобы вы видели своего отца таким, какой он есть сейчас, и убрали фильтры, оставшиеся у вас с детских лет.

— Фильтр из моих детских лет, — ровным голосом повторил Майк.

— Да. Мы склонны оценивать своих родителей по той роли, которую они сыграли в нашей жизни, а не как живых людей. Я обратила внимание, что вы, например, видите людей в черно-белых тонах — хорошие или плохие, умные или глупые. Я вполне могу понять ваши чувства к отцу и не собираюсь утешать вас, говоря, что представляю, каково это — жить с отцом, который был не только вором, но и отличался вспышками непредсказуемой ярости.

«Не надо забывать о том, что он был еще и убийцей», — добавил Майк про себя.

— Тем не менее у него есть и другая сторона, та самая, что воспитала вас после ухода вашей матери и водила вас на спортивные состязания. Та сторона, которую когда-то любила и ваша мать.

Взгляд его скользнул к часам на стене. Еще сорок минут, и все, sayonara [2].

— Если он пожелал выразить свои чувства на бумаге, — продолжала доктор Ти, — то, не исключено, он хочет открыть вам душу и рассказать правду о вашей матери.

Майк подумал об оловянной цепочке, лежащей у него в кармане, цепочке с круглым медальоном, на лицевой стороне которого выгравирован Святой Антоний с младенцем Христом на руках, а на обороте — церковь Сакре-Кер в Париже, на Монмартре. Цепочку доставили в посылке домой к Биллу через месяц после ухода матери. Майк столько раз читал и перечитывал письмо, что помнил его наизусть: «.. в следующий раз я напишу, когда у меня будет адрес, на который ты сможешь писать мне. Скоро ты будешь жить со мной здесь, в Париже. Верь, Майкл. Помни, нужно иметь веру, как бы тяжело тебе ни было. И не забывай о том, что об этом письме нельзя рассказывать никому. Мне не нужно напоминать тебе, что со мной сделает твой отец, если узнает, где я скрываюсь».

Следующее письмо так и не пришло, но четыре месяца спустя, в июле, Лу вернулся домой после трехдневной командировки, позвал Майка на задний двор и разразился речью о том, что его мать больше не вернется к ним. Но Лу допустил ошибку, оставив свой чемодан открытым. Майк поднялся в спальню отца, заметил фотоаппарат, лежавший и чемодане, и вошел. Порывшись в вещах, он нашел конверт c паспортом и билеты на самолет в Париж. Вот только билеты были выписаны на имя Тома Петерсона — то самое, что значилось в паспорте под слегка измененной фотографией Лу.

— Послушайте, — сказал Майк. — Я понимаю, что вы стремитесь создать здесь нечто вроде, ну, не знаю, эмоционального момента Опры, и я, очевидно, должен расчувствоваться. Так вот, этого не случится.

— Вы отдаете себе отчет в том, что у вас меняется голос, когда вы говорите о своем отце?

Еще тридцать пять минут, которые надо как-то убить.

— Кадиллак Джек, — сказал Майк. — Я несколько раз упоминал о нем.

— Он — один из друзей вашего отца, гангстер, владелец автомобильной мастерской.

— На самом деле это была мастерская, в которой ворованные машины разбирали на запчасти. Кроме того, ему принадлежала подпольная букмекерская контора. Все думали, что Джек Скарлатта получил прозвище из-за своей одержимости «кадиллаками». Так оно и было, но любил он их потому, что в багажник влезали два, а то и три тела, которые он вывозил в тихое местечко Квинси, где и шлепал их. Вы шлете, что значит «шлепнуть»?

— Да, — сухо ответила доктор Ти. — К несчастью, мой муж настаивает на том, что мы должны смотреть «Клан Сопрано».

— Ага, значит, вы понимаете, о чем я веду речь. Кадиллак Джек и мой старик дружили еще со школы. Оба попали во Вьетнам, только Кадиллак Джек вернулся первым, а Лу задержался еще на годик, угодив в качестве военнопленного в бамбуковую кутузку, — смешно, но это был его первый и последний тюремный срок. Когда Лу вернулся, Кадиллак Джек уже был главарем банды из Мишн-Хилл. У моего стари ка талант вскрывать сейфы. Нет в мире такого сейфа, который он не смог бы вскрыть. В общем, оба процветали, пока пять или шесть лет назад Кадиллак Джек не познакомил Лу с этим федералом по имени Бобби Стивенс. Вы наверняка читали об этом в газетах, верно?