Чужой рассвет (СИ) - Соловьев Игорь Страница 10

            Брага потянулся рукой в карман за папиросной пачкой. Поморщился от боли, когда шевельнулся здоровенный обломок дерева, копьем торчавший из груди.

– Арнольдыч… Помоги закурить.

            Немец бережно взял из его руки пачку, достал папиросу

– Ты держись, дружище, сейчас мы тебя заштопаем и на ноги поставим. Только не раскисай!

            Брага чуть улыбнулся, превозмогая боль.

– Мне то… не заливай. Я всё, отходился. Сейчас курну и махну на встречу с Богом. Есть за что покаяться.

– Не гони, старый, – Немец продул мундштук папиросы и вставил её товарищу в зубы. – Настя! Быстрее!

– Сейчас! – Девушка лихорадочно вытряхивала аптечку. – Сейчас уже, потерпи, Брага, потрепи родной…

– Не суетись милая. Не нужно уже. С молодым что? – он закашлялся, прикуривая от протянутой спички.

– Погиб.

– Э-э-э, выходит, я свое обещание сдержал. Надо же…

– Какое обещание, ты о чём?

– Что переживу его, зелёного, – Брага зашёлся сиплым кашлем пуще прежнего, с уголка рта потекла струйка тёмной крови. – Вояку дотащите. Чтоб не зря всё это…

            Девушка зубами разорвала перевязочный пакет. Потом схватила шприц, выпустив из иглы воздух.

– Помоги мне! – крикнула она Немцу, пытаясь закатать рукав пожилому сталкеру.

– Оставь его, – Немец посмотрел в мёртвые глаза Браги и прикрыл ладонью веки покойного. – Всё.

***

            Кресты срубили из белой молодой берёзки. Пока Немец копал могилы, Щука делала таблички. Для этого она распотрошила коробки с сухим пайком, вырезала ножом аккуратные прямоугольники из твёрдого картона. Подумала, что после того, как впишет имена погибших товарищей, для прочности и защиты от влаги обмотает картон прозрачным скотчем.

– Как его настоящее имя?

– Василий Степанович. Фамилию не знаю, он не говорил никогда. И год рождения тоже.

– А родом откуда?

– Из под Белгорода. Так и напиши: «Белгородская область». И это, знаешь что, пожалуй, не пиши «Брага». Как кличка у собаки. А он человек был. Настоящий.

            Черным маркером девушка вывела имя, отчество, место рождения и дату смерти. Потом подумала и добавила: «Скорбим».

– А молодому что напишем? – глухо спросила она, взяв в руку вторую табличку.

– Пиши, – продиктовал Немец, – Воронёнков Тимофей Александрович, город Рязань, год рождения… год смерти…

– Откуда знаешь? – Щука с трудом сдерживала подступавшие слезы, но писала твёрдо, словно вырубая каждую букву в мраморе.

– Помню, как он в лагерь к нам пришёл. По всей форме представился, как будто молодой лейтенант после распределения. Тогда это казалось забавным. Кто же знал, что так будет?

– Врёшь! – зло сказала девушка. – Мы все, кто больше месяца протянули, кто видел вот такие же кресты и столбики, знали, что именно так и будет! Этим всегда заканчивается. И у тебя это не в первый раз!

– Успокойся, что ты, сестрёнка! – попытался смягчить её выпад, Немец.

– Ты сам зачем в поиск ходишь? Чтобы сдохнуть вот так однажды, под безымянной сосной? Ради чего всё это? И ради кого? Она давно умерла, та твоя женщина. А ты всё не можешь её отпустить. Хочешь следом за ней шагнуть. Знаю ведь, отчего ты такой бесстрашный! Потому что глупый! Смерти ищешь, только вот гибнут вокруг тебя другие. Те, кто поверили в твою удачу, в тебя. И те… те кто тебя любят!

            Последние слова утонули в рыданиях на его груди. А он всё гладил девушку по голове и, прижимая к своей пропахшей костром и порохом куртке, повторял: «Поплачь милая, не носи в себе! И пожалуйста, прости. За всё прости, если сможешь».

***

            Майор «обратился», когда им оставалось пройти последние два часа пути. В тот самый миг, когда уставшая девушка присела, чтобы сделать ему укол антидота.

                  Тело военного дёрнулось, резко выгнувшись под фиксирующими ремнями. Щука решила, что это снова судороги, наклонилась к нему. Майор вдруг распахнул глаза, ставшие мутно белыми, как у слепого. И, ухватив её за руку, сжал с такой силой, будто это был не человек, а гидравлический пресс. Девушка закричала от боли и неожиданности, осела на землю. А то, что было майором, уже приподнималось на носилках, разрывая ремни, словно гнилые тряпки.

            Немец отреагировал сразу же. Рывком сорвав с плеча винтовку, он с силой рубанул прикладом по шее новоявленного упыря. Тот вздрогнул и отпустил руку девушки. Но прежде, чем Немец ударил снова, неожиданно резво ухватился за ствол оружия. Сталкер изо всех сил рванул винтовку к себе. Но монстр держал её крепко, и прежде, чем «драгуновка» была вырвана из захвата, он успел погнуть её ствол под неестественным углом. СВД стала полностью бесполезна.

            Немец зарычал и с размаху двинул прикладом в лоб противника. Упырь шагнул навстречу, раззявив пасть. Металлический «затыльник» с хрустом вошёл в лобную кость военного, но врага не остановил. Монстр с такой силой врезал кулаком в грудь сталкера, что тот отлетел на несколько шагов и подняться уже не смог.

            Майор утробно заревел и шагнул было к добыче. Но в спину ему тотчас ударили выстрелы.

            Девушка, сидя на земле, держала пистолет в левой руке и отчаянно нажимала спусковой крючок.

            Бах, бах, бах! – две пули вошли в торс, третья мимо. Тварь качнулась, но не упала. Развернувшись, противник направился к Щуке.

            Бах, бах! – ещё одна пуля ушла мимо, вторая влепилась под ключицу. Монстр дёрнулся и нетерпеливо потянул к девушке скрюченные пальцы. Её замутило от ненависти и омерзения. Она попыталась целиться в голову, но «обратившийся» при каждом шаге сильно раскачивался из стороны в сторону.

            Бах, бах! – одна из пуль разорвала ублюдку щеку. Девушка подловила момент, когда монстр сделал очередной шаг и привычно качнулся на бок.

            Бах! – последняя пуля прошла впритирку к голове твари и оторвала ухо. Пистолет замер на затворной задержке, известив о кончившихся патронах. Перезарядить его одной рукой она уже не могла. Не чувствуя от ужаса ног, девушка отползала в сторону. Сил, чтобы подняться и убежать, уже не было. Щука по-девичьи тонко взвизгнула, когда монстр навис над ней, и в этот миг что-то щёлкнуло его по лицу. Нос военного провалился глубоко в череп, и одновременно с этим докатился запоздалый звук выстрела. Тварь пошатнулась, пытаясь схватить руками воздух. Издалека снова сухо треснул выстрел. На этот раз половину черепной коробки «обратившегося» просто смахнуло невидимым ножом. И всё то, что раньше было майором Минько, беспомощной кучей мяса упало в прелую осеннюю траву.

***

            Человек в старом брезентовом дождевике вышел из-за деревьев. Щука узнала и потертый карабин СКС, и его владельца. Это был Хан.

– Кажется, я вовремя? – он с интересом посмотрел на мёртвого монстра.

– Откуда ты здесь? – горло девушки пересохло, перед глазами всё ещё стояла плотоядная пасть твари.

– Если скажу, что пришел вернуть Арнольдычу долг, поверишь?

– Нет, – она наконец встала и пошла к лежащему Немцу.

– Ты права, скорее, случайно получилось. Но я рад, что такая возможность представилась. А где этот, молодой? И Брага? И что это за урод в военной форме, которого я пристрелил?

– Всё потом. Сумку медицинскую принеси. И помоги мне.

            Немцу туго перебинтовали торс. Он отделался сильным ушибом и поврежденными рёбрами. Но спустя немного времени, шипя и ругаясь при каждом движении, заявил, что сможет идти самостоятельно.

            Труп военного положили в выкопанную яму, накидали дров, обложили валежником и сожгли.

– Зря вы с ним столько времени возились. Надо было его прямо на станции пристрелить, – Хан меланхолично жевал разогретую на огне тушёнку. Его нисколько не смущал смрад человеческого мяса, исходивший от тлеющей поодаль ямы. – Молодой и Брага ни за грош полегли, выходит. Хорошо, что он никого из вас не покусал, а то бы и сами заразились.