Горечь - А. Норди Страница 10

— Ты оставил меня в котловине, ублюдок, — просипел надзиратель, и его губы окрасились черной слизью. — Бросил меня на растерзание этой твари!

Осмунд закашлялся, разбрызгивая сгустки перхоты, и наркоманы брезгливо отпрянули.

— Прости, — выдавил Мартин, отведя взгляд.

— Что ты сделал с Ликой? — вырвалось у Яны. — Ты заразил ее?!

Судорога свела перекошенное от боли лицо Осмунда, и он застонал. Восковой лоб заблестел от испарины, кончик носа посинел, глаза помутнели: надзиратель находился на грани жизни и смерти.

— Оно управляло мною, — прошептал он, и с каждым словом голос его становился все тише. — Оставило меня и перешло в Лику. Оно искало.

— Что искало? — Дэн приблизился к Осмунду, чтобы не упустить ни единого слова. — Что ему надо?

Осмунд не ответил: его взгляд остекленел, набрякшие веки сомкнулись, и почерневший от слизи рот с хрипом втянул воздух в последний раз.

* * *

Ночь обрушилась быстро и неумолимо: казалось, еще недавно они стояли возле трупа Осмунда, как вдруг отгорели всполохи заката, и сумрак, подсвеченный светом ржавой луны, пропитал пустоту между деревьев.

Они решили оставить Осмунда там же, где он умер, и не стали его хоронить. Несмотря на его предсмертное признание, что существо из расщелины переселилось в Лику, страх подцепить неведомую заразу был настолько велик, что они не осмелились даже прикоснуться к телу надзирателя, чтобы проверить пульс.

Мартин, Яна и Дэн оказались в глухих дебрях и понятия не имели, как выбраться к берегу с лодкой. Блуждать в потемках по зарослям, где за любым деревом могла скрываться Лика, одержимая тварью, казалось безумством, поэтому после недолгих споров они решили заночевать на одной из полян, а уже утром с первыми лучами солнца двинуться на поиски реки.

— Я думала о словах Осмунда, пока вы разводили огонь, — тихо сказала Яна.

Они устроились возле костра: Дэн, свернувшись комочком на земле, дремал в ожидании своего дежурства; Яна сидела рядом с Мартином, прижавшись к нему, и огненные блики плясали на ее бледном лице. Ухала сова, и трещали цикады, наполняя ночь муторным ожиданием чего-то страшного и неминуемого.

— О каких словах? — спросил Мартин. Он вызвался дежурить первым, и теперь с тревогой вглядывался в сгустившуюся за костром тьму, где оживали неясные тени, одной из которых могла оказаться Лика.

— О том, что ищет эта тварь, — ответила Яна. Ей предстояло дежурить после Мартина, но, не в силах заснуть, она составила ему компанию возле костра.

— Может, ей просто жрать охота.

— Почему же тогда она не напала на нас раньше, когда мы ходили к расщелине?

Мартин пожал плечами, не зная, что ответить. Он ощущал тепло, исходившее от Яны. Чуть поколебавшись, он приобнял ее за плечи. Девушка не отпрянула, и сердце Мартина забилось в груди как птица о клетку: впервые за долгое время после смерти Алины кто-то по-настоящему был ему дорог.

— Я думаю, оно пробует людей на вкус, — после паузы прошептала Яна, опуская голову на грудь Мартина. — Ты рассказал, как кровь Осмунда после драки с тобой попала в расщелину. Что, если она понравилась существу? Вштырила его.

— Типа как наркотик? — ухмыльнулся Мартин. — А существо, значит, ищет новую дозу? Теперь я понимаю, почему тебя отчислили с биофака.

Отстранившись, Яна с улыбкой толкнула его в бок.

— Спи давай, умник, — фыркнула она. — Моя очередь дежурить.

— Все равно не усну, — помрачнел Мартин. — Не смогу.

Яна внимательно на него посмотрела: всполохи костра плясали в ее черных, как ночь, глазах.

— Почему ты решил завязать? — вдруг спросила она. — Ты не рассказал об этом на собрании.

В голове у Мартина вспыхнул образ Алины — распухшее лицо, налитые кровью глаза, перетянутая веревкой шея. Секрет, который он так долго хранил, теперь не имел никакого смысла: эта ночь могла стать последней в его жизни.

— У меня была девушка, — тихо начал Мартин. — Ее звали Алиной. Как и я, она сидела на «смеси». Но если я превратился в параноика, то Алине не давали покоя мысли о самоубийстве. Много раз она заводила разговоры о смерти как о единственном способе оборвать нашу зависимость.

— Но ты не обращал внимания на ее слова?

Мартин кивнул. Горло стянуло узлом, в груди ныло и жгло, и в голове таял предсмертный лик Алины.

— Однажды я пришел к ней домой. — Слова давались с трудом. — Мы накурились. Я забился в угол, кайфовал — или думал, что кайфовал. Алина подставила табуретку под люстру, скрутила петлю на веревке…

Он запнулся. Губы затряслись, глаза заслезились. Мартина била крупная дрожь. Яна взяла его за руку, и он тут же безвольно обмяк, будто его тело вырвали из ледяных тисков, что не давали дышать полной грудью все эти годы.

— Она повесилась на моих глазах, а я просто лежал в углу и наблюдал, — выпалил Мартин. — И не остановил ее.

Он посмотрел со страхом на Яну, ожидая увидеть в ее взгляде осуждение и отвращение. Она была первым человеком, которому Мартин рассказал правду: родственникам и полиции он сообщил, что находился в отключке, когда повесилась Алина. Но к его облегчению лицо Яны, освещенное огненными всполохами, выражало понимание и сочувствие. Она обняла Мартина и опустила его голову к себе на колени.

— Тебе надо поспать, — проговорила она, поглаживая его по волосам. — Скоро рассвет.

— Я малодушная тварь, Яна, — промямлил он, проваливаясь в вязкую дрему, наполненную вкусом соленых слез на губах и образом мертвой Алины, навсегда отравившим его существование.

* * *

Что-то холодное и мокрое упало на лицо. Мартин разлепил веки. Сонно моргая, он сфокусировал взгляд.

Ночной мрак сменился серой мглой раннего утра. Костер потух, от углей поднимался сизый дымок. Невесомый туман укутывал