Джейн Шемилт - Дочь Страница 11

Ну что ж, я вручила девочку в надежные руки, так что теперь можно было не беспокоиться. А то, что мистер Прайс вышел из себя, так это понятно. Почувствовал, видимо, что придется ответить за ребенка.

В понедельник я пришла в клинику раньше обычного и сидела, наслаждаясь тишиной. Пила кофе из своей первой кружки, изучая на экране компьютера результаты анализов пациентов. Телефон зазвонил, когда я рассматривала гистограмму ткани печени миссис Бланкин.

– Доктор Малколм?

– Да.

Я прижала трубку подбородком, продолжая работу. Гистограмма мне не нравилась. Значит, подозрения оказалось верными. Выпадение волос, покраснение кистей рук и паутинка тонких жилок на щеках – это не только проявления климакса. Миссис Бланкин выпивает, причем регулярно. Я послала Джо сообщение с просьбой вызвать ее ко мне на прием.

– …из детской больницы.

– Извините, что вы сказали? Я не расслышала.

– Я доктор Чизолм. Педиатр-консультант из детской больницы. Вы направили к нам Джейд Прайс.

Я поставила кружку и взяла трубку в руку.

– Да. Спасибо за…

– Я хотел бы поговорить с вами об этом, доктор Малколм.

К сожалению, сейчас у меня для этого не было времени.

– Мы обязательно поговорим, доктор Чизолм, но у меня через три минуты прием. Давайте я вам перезвоню часа через два-три.

– Я предпочел бы поговорить с вами лично. Пожалуйста, приходите в час, ради этого я отменил встречу.

– В час? Я постараюсь, но…

– Пожалуйста. Это важно. Мой кабинет на пятом этаже.

– Я попрошу прийти со мной и нашего шефа, доктора Дрейкотта, если он сможет…

– Хорошо. Я вас жду.

Мне казалось, что я отчетливо вижу этого педиатра. Густые, аккуратно причесанные седые волосы. В большой веснушчатой руке у него рентгеновский снимок, на который он смотрит сквозь очки в серебряной оправе и кивает, видя там явные следы насилия над ребенком.

Так что я все откладываю и иду к нему поговорить о Джейд. Возможно, нужна моя помощь.

Ровно в час я постучала в дверь с аккуратной надписью золотыми буквами в небольшой черной рамке: «Д-р Чизолм». При моем появлении он встал. Доктор оказался невысоким, худощавым и… чернокожим.

Наверное, я как-то выдала свое удивление, потому что он внимательно посмотрел на меня своими острыми карими глазами и с улыбкой произнес:

– Я уже привык, что относительно меня многие ошибаются. Я родился в Гане, но Оксфорд напрочь вытравил мой африканский акцент. Спасибо, что пришли. Пожалуйста, садитесь, – его рукопожатие было крепким и коротким.

Я села в серое пластиковое кресло, он занял место за своим столом.

– Спасибо, что пригласили поговорить. Ситуация трудная и…

– Доктор Малколм, девочка больна.

– Да. Я была у них в доме, говорила с отцом. Уличить его в чем-то не удалось, но, я думаю, вы уже выяснили причину.

– Джейд серьезно больна. – Выражение его лица не изменилось.

– Социальные работники…

– У нее лейкемия, – перебил он меня.

– Лейкемия? – я не знала, что сказать. Может, он перепутал и речь идет о другом ребенке?

Тем временем доктор Чизолм продолжал:

– Мы уверены, никакого домашнего насилия тут не было. Да, родители не совсем адекватны, но они ее любят. В этом нет сомнений. У девочки острый лимфобластный лейкоз.

– Боже.

– Анализ крови показал наличие атипичных лимфоцитов и бластных клеток. Свертывание крови практически отсутствует. Анемия. Гемоглобин на опасно низком уровне.

Черт возьми, как же это я не заметила? Все было так очевидно. Пассивность, слабость – это были не следствия депрессии, а анемия. Бронхит – вторичное проявление нефункционирования белых кровяных телец. Синяки – следствие плохого свертывания крови. Она приходила ко мне четыре раза, и я не вглядывалась, зациклившись на своем. Мне было безумно стыдно.

Доктор Чизолм кивнул, как будто читая мои мысли.

– Сейчас ей дают антибиотики, внутривенно. На завтра назначена магнитно-резонансная томография, а потом мы начнем химиотерапию.

– Родители знают?

– Еще нет. Вот почему я хотел с вами встретиться. Ситуация деликатная. При госпитализации я предупредил их, что мы будем проверять девочку на наличие неслучайных повреждений. Пришлось сказать, что делается это по вашему запросу.

– Я посетила их специально, чтобы проинформировать. Но так прямо сказать отцу не удалось.

Это была ошибка, которую теперь не исправишь. Да, на домашнее насилие указывало все – прежде всего сам отец, а также обстановка в доме и улица, где они живут.

– Не сомневаюсь, доктор Малколм, вы сделали все, что было в ваших силах, но родители Джейд ничего о подозрении в домашнем насилии не знали. Мистер Прайс очень разозлился. Он просто рвал и метал.

Я вспомнила его бычью фигуру и представила, как это выглядело.

– Результаты анализов пришли сегодня утром. Так что мы начинаем действовать. А вас я пригласил, во-первых, чтобы сказать о диагнозе лично, а во-вторых, чтобы предложить сообщить родителям. Думаю, это поможет сохранить доверительные отношения.

Сообщить родителям? И что я им скажу? Что совершила ужасную ошибку, находясь в плену стереотипа? Не заметила совершенно очевидных симптомов лейкемии?

Я посмотрела на него. Его взгляд был спокойный и твердый. Трудно было сказать, сочувствует он мне или презирает.

– И какие прогнозы?

– Процент пациентов, остающихся в живых спустя пять лет после выявления лейкемии, колеблется от двадцати до семидесяти пяти. Подождем результатов томографии. Прогноз ухудшает наличие в кровеносной системе Джейд слишком большого количества аномальных белых кровяных телец. – Он сидел, устремив на меня внимательный взгляд. – Итак, что вы намерены делать как ее первый лечащий врач?

Я не знала, куда деваться от стыда. Да, я в конце концов направила Джейд в больницу, но совсем по другой причине. И опоздала на несколько месяцев.

– Конечно, встречусь с родителями. А сейчас я хотела бы увидеть Джейд, чтобы сообщить им, в каком она состоянии.

– Идемте.

Он вышел из-за стола, и я последовала за ним в коридор почти бегом, едва поспевая.

Я скажу им, что она выглядит нормально. Что ей уже лучше. И хорошо, что она вовремя попала в больницу. Ей здесь помогут. Увидев меня, она засмеялась. Нет, просто улыбнулась. Мы поговорили… я что-то сказала, она что-то сказала и… засмеялась.

Я не сразу поняла, почему он остановился у второй кровати, где лежал остриженный наголо белокурый мальчик. Сильно исхудавший, с закрытыми глазами. На вид примерно лет шесть. К вене подсоединена капельница. И только потом я заметила жирафа, темного на фоне белоснежного белья. Некоторые синяки у ребенка позеленели, но появились красные и сиреневые.

– Вот, решили ее постричь. Дети так легче привыкают к потере волос после химиотерапии. Правда у нас еще нет согласия родителей. Получим после вашей встречи с ними. А лекарственную терапию уточним по результатам томографии.

– Джейд, это я, доктор. Здравствуй.

– Она устала и спит, – тихо проговорил доктор Чизолм. – Ее сегодня замучили осмотрами.

– Джейд, – продолжила я, не обращая внимания на его слова. – Я сейчас еду встретиться с твоими мамой и папой. Что мне им передать?

Веки девочки дрогнули и открылись.

Может, Джейд узнала мой голос, может, потому что услышала слова «мама» и «папа», но на секунду она встретила мой взгляд и улыбнулась.

Только выезжая из подземной автостоянки больницы, я вдруг сообразила, что девочка не могла знать о моей ошибке. Не могла знать, что ей помогли бы раньше, если бы я вовремя к ней присмотрелась.

Глава 7

Дорсет, 2010

Год спустя

Я без задержки прохожу с ней в опрятную теплую кухню, изобилующую яркими цветами. Рассматриваю оранжевый рисунок на линолеуме, темно-красный стол, желтый секционный шкаф с белыми ручками, ярко-голубую плиту и красный диван у стены. В камине пылает огонь, в углу поблескивает экран телевизора, кресло обито мебельным ситцем, расшитым живописными котами. Последовавший за мной Берти, оставшись без присмотра, быстро съедает из миски кошачью еду и со слабым вздохом устраивается у камина.

Я кладу соседку на диван, снимаю с нее туфли, сажусь рядом. Держа руку на пульсе, быстро оглядываю комнату. Всюду фотографии. Вот пожилой джентльмен в кепи копает в саду; рядом на снимке темноволосая молодая женщина с маленьким мальчиком на берегу моря, другого, постарше, она держит за руку. Я вспоминаю свою кухню: как хорошо мне в ней было, пока все не пошло прахом.

Бристоль, 2009

За десять дней до…

Я быстро отъехала от больницы, обогнав учебный автомобиль, и рванула вперед, чтобы успеть на перекресток до переключения светофора. Думать о разговоре с доктором Чизолмом не было сил.

Наконец я дома, необычно рано. Входная дверь не заперта, в прихожей я чуть не споткнулась о кроссовки Эда – он оставил их посередине. Видно, торопился, что-то забыл и вернулся. Я подняла их, поставила в угол. Мог бы не снимать, мы убрали ковры несколько лет назад. И шторы тоже. Солнечный свет в комнаты устремлялся сквозь чистые стекла больших окон с раздвижными створками. Но когда я возвращалась с работы, окна были уже темными. А теперь я видела пианино, книжный шкаф, длинный обеденный стол, на котором Тэд иногда раскладывал свои бумаги.