Александр Новиков - Башня Страница 11

– Давай, давай, – подтолкнул Ивана Петрович. Иван вылез в пролом. Петрович сказал: – Слушай внимательно: справа в углу – лестница. Над ней – люк. – Иван обернулся, посветил направо и действительно увидел скобы, замурованные в стену. Он посветил наверх, нашел люк. – Это ход на чердак. Залезешь – двигай в дальний конец. Там есть выход на крышу. С нее по пожарной лестнице спустишься на соседнюю крышу… мы там в детстве в пиратов играли… спустишься, короче…

– Погоди, – перебил Иван. – А ты сам?

– Сам… сам с усам! Короче, спустишься…

– Погоди, погоди… А как же ты сам?

– Никогда не перебивай старших, сынок. У меня еще дела тут есть.

– Э-э, нет! Так не пойдет… Мы, Петрович, должны уйти вместе.

– Дурак ты, Иван Сергеич. Я-то выкручусь. Я на том рынке не был и никого не… Спросят – скажу: да, заходил напарник. Ванька Петров. Приперся с бутылкой. Бухнули. А больше ничего не знаю. Отвалите от меня… И вообще – я, Ваня, стреляный воробей, их всех разведу на айн-цвай-драй. Давай, пошел, дурилка!

Иван нашел руку Петровича. Стиснул крепко, заглянул в глаза.

– Герман Петрович, – начал было Иван.

– Па-ашел, чертяка такой! – преувеличенно бодро воскликнул Герман Петрович.

Иван поставил ногу на нижнюю скобу. Покачался – крепко ли держит? – и быстро полез наверх. Уже под самым люком вдруг обожгла мысль: а что, если люк изнутри закрыт на замок или завален чем-то?.. Люк распахнулся легко. Сверху на лицо посыпалась какая-то труха. Иван вылез на чердак. Он выглянул в люк, чтобы сказать несколько слов Петровичу, но того уже не было.

Герман Петрович вернулся в кухню, аккуратно запер дверцу на шпингалет. Перед ней поставил швабру, мусорное ведро и несколько пустых бутылок. Конечно, эта примитивная маскировка будет раскрыта быстро, но все-таки даст Ивану дополнительные секунды, а может – минуты.

Герман Петрович прошел в комнату, распахнул створку старого двухстворчатого шкафа и отодвинул в сторону висевшие на плечиках вещи. В углу стоял длинный матерчатый сверток, перехваченный тонким ремешком. Герман Петрович взял сверток, расстегнул ремешок и размотал полосатую штору. Внутри оказалась охотничья двустволка ИЖ-58. После «Владимирской бойни» власти решили изъять имеющееся у населения оружие. Официально зарегистрированный «автомат» МЦ-21-12 пришлось сдать, а старое ижевское ружьишко – «левое», незарегистрированное – брат Анатолий сохранил. Правда, теперь за это можно было реально схватить «от пяти».

Герман Петрович взял ружье в руки. На правой стороне поцарапанного орехового приклада был по-промысловому прибит отрезок кожаного патронташа на четыре гнезда. Во всех сидели патроны – пулевые. Да в патронниках два. Эти – картечные. Герман Петрович подумал: куда мне столько? Перезарядиться все равно не дадут… Несколько секунд он размышлял, потом «переломил» стволы, вытащил патроны, снаряженные картечью, вставил пулевые… Вот и все, к встрече «гостей» готов.

Чердак был просторен и высок. Последние солнечные лучи проникали через маленькие окошки под самой крышей. Они освещали геометрическое нагромождение балок, стропил, печных труб. Несколько секунд Иван стоял, всматривался и вслушивался. На чердаке было тихо, лишь где-то ворковали голуби. Иван двинулся в дальний конец чердака.

Каждую секунду Герман Петрович ожидал стука в дверь. Или даже того, что дверь распахнется безо всякого стука от удара кувалды или под воздействием какого-нибудь хитрого приспособления. Но ничего не происходило. Он даже подумал: а вдруг Иван ошибся? Герман Петрович подошел к окну, осторожно выглянул. И сразу увидел человека на крыше дома напротив. И отблеск оптики… Нет, не ошибся Ванька. Непонятно, конечно, почему не начинают, но раньше или позже – и к бабке не ходи! – начнут. Эх, знать бы заранее, так хоть в чистое переоделся бы… А теперь уж поздно – «этот поезд в огне».

Сильно – очень сильно! – хотелось выпить. Несколько секунд Герман Петрович боролся с собой, потом выругался и прошел в кухню, не выпуская из рук ружья. Он достал из холодильника водку, с полки взял стакан. На обратном пути остановился в прихожей, у двери, прислушался – все было тихо. Герман Петрович бесшумно отодвинул засов и вернулся в комнату. Он развернул кресло «лицом» к входной двери и сел. С облегчением выдохнул.

– Ни в чем себе не отказывай, Гера, – сказал негромко. Налил водки в стакан. Получилось граммов сто пятьдесят. Герман Петрович сказал: – Ну, на дорожку.

Он выпил водку залпом, выдохнул, потом поставил пустой стакан на пол, закурил и стал ждать. Приклад ружья разместился под мышкой, стволы смотрели на входную дверь.

Внутри автобуса рыжий эстонец допрашивал заявителя:

– А ты уверен, что не ошибся?

На маленьком столике лежала фотография Ивана. Точно такая, какую показывали по ТВ. Эстонец постукивал по фото пальцем. Крепкий ноготь был аккуратно и коротко подстрижен. Этот вопрос: «А ты уверен?» – эстонец задавал уже в третий раз.

Николаю Николаевичу очень не нравился тон этого сопляка с непонятным званием – ну что это такое – нашивки на рукаве вместо нормальных погон? – но деваться было некуда. Проценко в третий раз терпеливо ответил, что уверен и что он, майор Проценко (майор – с нажимом, чтобы этот молокосос понимал, с кем, сука, разговаривает), тридцать лет прослужил в системе ГУВД… в полиции, значит… и что память на лица у него от природы хорошая, а служба развила эту способность, приучила запоминать приметы.

Внезапно запиликала, замигала зеленым огоньком рация, лежавшая на столе. Лейтенант Ланно взял рацию в руки, нажал тангенту и сказал что-то, чего Проценко, разумеется, не понял. Рация ответила – наблюдатель с крыши сообщил, что засек движение в квартире. Рыжий снова нажал тангенту, буркнул: о`кей…

Потом он сказал Проценко:

– Хорошо… очень хорошо. Сейчас поднимемся к ним.

– А как с премией? – спросил Проценко.

– Та будет тебе премия.

– Хотелось бы сейчас все оформить… во избежание, так сказать, недоразумений.

– У нас неторасумений не бывает… Ну, – эстонец встал, – пошли к соседу твоему.

Проценко тоже поднялся, спросил:

– А я-то зачем?

– Ты – сосет. Ты в тверь позвонишь, тебе откроют.

– Э, мы так не договаривались… Да и вообще, он меня не знает. Не откроет он мне.

– Пошли, пошли, – эстонец похлопал Николая Николаевича по плечу. Рука у него была тяжелой. – Иначе тенек не получишь.

Проценко вздохнул – из-за «тенек» он все и затеял.

…Долго они что-то. Чего тянут?

Приклад уютно пригрелся под мышкой, стволы смотрели на дверь. В патронниках сидели патроны с самодельными пулями – раньше их точил умелец один на заводе «Красный Октябрь». Помнится, в девяносто пятом Толян такой пулей насквозь прошил кабана. По лопаткам!.. А ведь эти эстонские уроды не сильно от кабанов отличаются… верно? Разве что в бронежилетах.

Муторно на душе… муторно. Выпить бы еще. Так нет больше. И хорошо, что нет. Не с руки сейчас пить. Конечно, до двери всего метра четыре – тут не промахнешься, но лучше все-таки не пить… А хочется. Но долго, долго… долго они не идут. Ничего, я мужик терпеливый. Подожду… А там как карта ляжет. Пробьет, интересно, пуля броник? По идее, должна… Мне хотя бы одного взять. Чтобы перед Богом не с пустыми руками-то…

Восемь бойцов легиона «Estland» и отставной майор МВД Проценко поодиночке проникли в подъезд, поднялись на пятый этаж. Среди вооруженных, «упакованных» в бронежилеты мужчин Проценко ощущал себя беззащитным и голым. Они собрались на площадке пятого этажа, рядом с лифтовой. Эстонцы сбились в тесный круг – голова к голове, что-то одновременно прошептали… Проценко понял, что это какой-то ритуал. В этот момент он окончательно понял, в какую скверную ситуацию попал, и стало ему сильно не по себе.

Эстонцы надели сферы и стали похожи на пришельцев.

Рыжий похлопал Проценко по плечу и сказал: ну, майор, пойдем. Трое остались на площадке пятого этажа, пятеро и Проценко поднялись наверх. На узкой винтовой лестнице было тесно от крупных мужских тел. Проценко стоял первым, сзади его подпирали двое.

– Давай, майор, – сказал рыжий в затылок. Проценко медлил. Его мгновенно пробило обильным потом. – Давай, давай, – эст слегка подтолкнул Николая Николаевича стволом пистолета-пулемета. Проценко положил палец на красную кнопку звонка.

Звонок прозвучал неожиданно… Хотя Герман Петрович и ждал его, звонок все равно прозвучал как-то неожиданно. Петрович уронил пепел с сигареты и произнес:

– Входите, открыто.

Дверь начала отворяться. Петровичу показалось, что она открывается медленно-медленно. Так, как это показывают в кино при замедленной съемке. Ну, например, так показывают животных на канале «Animal Planet». Петрович вспомнил даже, что как-то смотрел на этом канале фильм, где показывали охоту кобры. Бросок кобры показывали в реальном времени и замедленно… Потом Петрович вспомнил, что где-то читал, что никакая это не замедленная съемка, а как раз наоборот – ускоренная. А эффект «замедленной съемки» возникает при воспроизведении ускоренной записи с нормальной скоростью в двадцать четыре кадра. Петрович вспомнил это и удивился: о чем я думаю? Господи! О чем я думаю за несколько секунд до того, как меня убьют? Ведь глупо же думать об этом. Люди же нормальные перед смертью вспоминают свою жизнь. Сам про это читал. И успевают вспомнить все за две-три секунды… как бы прожить ее заново успевают. А я – про замедленную съемку и про какую-то коб… Дверь распахнулась!