Роберт Ладлэм - Парижский вариант Страница 11

Проходя мимо старинного здания, где жил, работал, а теперь и покоился Луи Пастер, Джон поймал себя на мысли, что, невзирая на обстоятельства, ему приятно вернуться вновь в эту колыбель академической науки. В конце концов, именно здесь Пастер еще в девятнадцатом столетии провел свои блистательные эксперименты по определению природы брожения, приведшие его не только к первым бактериологическим опытам, но и к открытию стерилизации, переменившему взгляд мира на микроорганизмы и спасшему бессчетные миллионы жизней.

Шедшие по стопам Пастера исследователи совершали открытие за открытием, избавляя планету от таких напастей, как дифтерия, чума, полиомиелит, столбняк, туберкулез и даже желтая лихорадка. Неудивительно, что из стен Пастеровского института вышло больше нобелевских лауреатов, чем из большинства стран мира. В сотне лабораторий и исследовательских комплексов трудились пять сотен постоянных сотрудников и еще около шестисот приехавших со всех концов света, работающих временно над конкретными проектами. К последним относился и доктор Майк Кирнс.

Кабинет Майка располагался в корпусе имени Жака Моно[5], где помещалось отделение молекулярной биологии. Дверь была открыта, и Джон с порога увидел заваленный листами вычислений стол, за которым сидел его рослый, плотно сложенный товарищ.

— Джон! — вскрикнул Майк, завидев гостя. — Господи, надо же! Что ты тут делаешь?!

Он вскочил так резко, что полы белого халата затрепыхались у него за спиной, и, двигаясь с ловкостью бывшего игрока «Айова Хокай», поспешно обогнул стол, чтобы энергично потрясти протянутую ладонь Джона.

— Черт, Джон, сколько лет, сколько зим!

— Пять лет, — напомнил ему Джон с улыбкой. — Как продвигается работа?

— Продвигается хорошо, да больно ее много, — рассмеялся Кирнс. — Как всегда. А тебя каким ветром занесло в Париж? Охотишься за вирусами для ВМИИЗ?

Джон помотал головой, воспользовавшись поводом перевести разговор в нужное русло.

— Нет. Я из-за моего друга, Марти Зеллербаха. Он пострадал при взрыве.

— Это тот Зеллербах, что, как говорят, работал с Шамбором? Никогда не встречался... Сочувствую, Джон. Как он?

— В коме.

— Черт. Прогноз?

— Одни надежды. У него серьезная черепно-мозговая травма, и в сознание он не приходил. Хотя есть признаки того, что он выйдет из комы. — Джон снова мрачно помотал головой. — О Шамборе никаких новостей? Тело не нашли?

— Все еще ищут. После взрыва там одни обломки. Чтобы все разобрать, уйдет не один день. Нашли... части тел, теперь пытаются опознать. Невесело все это.

— А ты не знал, что Марти работает с Шамбором?

— Вообще-то нет. Только из газет и выяснил. — Кирнс вернулся на свое место за столом, а Джону указал на ветхое кресло, заваленное какими-то бумагами. — Папки можешь свалить на пол.

Джон кивнул и последовал совету.

— Я сказал, что не встречался с Зеллербахом, да? Верней сказать, я даже не слышал, что он здесь. Официально его не зачисляли в штат, и я не видел его имени в списках гостей или специалистов, прибывших по обмену. Вероятно, он прибыл по личной договоренности с Шамбором. — Кирнс примолк. — Не стоит, наверное, тебе об этом говорить, но я беспокоился за Эмиля. В последний год он начал как-то странно себя вести.

— Странно? — вскинулся Джон. — В каком смысле?

— Ну... — Кирнс задумался, потом заговорщицки склонился вперед, опершись о груду бумаг и сплетя пальцы домиком. — Он был таким жизнерадостным, понимаешь? Общительным, открытым — свой парень, при всем его возрасте и опыте. Работал упорно, но никогда не относился к своим исследованиям слишком уж серьезно. И он был очень здравомыслящим. Не без собственных вывертов, как все мы, но, по сравнению с последним годом, ничего особенного. И к жизни он относился разумно — без самолюбования. Помню, мы как-то собрались компанией, выпивали, и он заметил: «Вселенная прекрасно обойдется и без нас. Всегда найдется кто-нибудь на наше место».

— Рисовка, конечно, но во многом — правда. А потом с ним что-то случилось?

— Да. Он словно вовсе пропал. Его не было ни в коридорах, ни на собраниях, ни в кафе, ни на «мозговых штурмах», ни на вечеринках... И это произошло враз. — Кирнс демонстративно прищелкнул пальцами. — Как отрезало. Его — от нас. Будто ножом. Для большинства из нас Шамбор сгинул.

— И это случилось год назад? Когда он перестал вводить результаты своих опытов в центральный компьютер?

— А об этом я не слышал! — непритворно изумился Кирнс. — Черт, получается, мы даже представления не имеем, чего он добился за последние двенадцать месяцев?

— Именно так. Ты знаешь, над чем он работал?

— Конечно. Все знают. Над молекулярным компьютером. Слышал, он добился больших успехов. Может, даже создаст его первым — лет через десять. Это не тайна, но...

— Но?

Кирнс откинулся на спинку кресла.

— К чему тогда эти секреты? Вот что в нем переменилось напрочь. Он стал скрытным, отчужденным, рассеянным, избегал коллег. На работу — домой — на работу, как маятник. Иногда он днями не вылезал из лаборатории, даже, я слышал, кровать с матрасом себе там поставил. Но мы это списывали на то, что Шамбор наткнулся на золотую жилу.

Джону не хотелось демонстрировать излишний интерес к Шамбору, его записям или ДНК-компьютеру. В конце концов, для Кирнса или любого другого он в Париже из-за Марти, и только.

— Не он первый так заработался. Ученому, который на это не способен, нечего делать в науке, — заметил он и после недолгой паузы поинтересовался как бы случайно: — А ты что думаешь по этому поводу?

Майк фыркнул.

— Если пофантазировать? Украденные открытия... шпионы... может быть, промышленный шпионаж. Игры плаща и кинжала.

— Тебя что-то наводит на такие мысли?

— Ну, всегда можно вспомнить о Нобелевской. Тот, кто первым создаст молекулярный компьютер, проходит без очереди. А это не только деньги, это еще и престиж — Осса и Пелион престижа. От нобелевки еще никто в Пастеровском не отказывался. Во всем мире не откажется. В таких условиях любой может занервничать. Попытаться защитить свои работы, пока те не будут готовы к публикации.

— Мысль интересная.

«Но кража — одно, — подумал Джон, — а взрыв, равнозначный массовому убийству, — совсем другое».

— Но тебе ведь не с потолка пришла эта идея. Что-то навело тебя на мысль, будто Шамбор хочет защитить свои результаты... может быть, что-то необычное, подозрительное даже?

— Ну, раз пошел такой разговор... мне не понравились люди, с которыми я пару раз видел Шамбора. Не в институте. И машина, которая его забирала иногда вечером.

Джон постарался скрыть охвативший его интерес.

— А что за люди?

— Обычные на вид... хорошо одетые французы. Я бы сказал — военные, но только по выправке. Хотя, если Шамбор продвину: я в создании молекулярного компьютера, это имеет смысл. Военные непременно захотели бы ознакомиться с его результатами. Если он им позволит.

— Естественно. А машина? Не помнишь хоть, какой модели, какой фирмы?

— "Ситроен", из последних, но модели не назову. Здоровый такой микроавтобус. Черный. Я с Шамбором сталкивался, если работал допоздна. Иногда его подбирала машина. Подъезжала, открывалась задняя дверь, Шамбор залезал, согнувшись пополам, — он был очень высокий, помнишь? — и уезжала. Я почему удивился — у Шамбора ведь был свой маленький «рено»... и я его видел на стоянке после того, как «ситроен» отъезжал.

— А что за люди его забирали — не видел?

— Нет. Да я и не смотрел — мне тогда было лишь бы до дому добраться.

— И «ситроен» привозил его обратно?

— Не знаю.

— Спасибо, Майк, — медленно проговорил Джон, обдумывая слова Кирнса. — Не стану тебя больше отвлекать, у тебя, я смотрю, дел полно. Понимаешь, я пытаюсь выяснить, чем Марти занимался в Париже, чтобы понять, в каком он был состоянии перед взрывом, а тут нас что-то занесло с Шамбором... У Марти синдром Аспергера; обычно он компенсирован, но я с ним давно не виделся и хотел убедиться. Ты не знаешь, у Шамбора была семья? Может, они расскажут мне что-нибудь о Марти.

— Эмиль вдовец. Его жена умерла лет семь назад. Я тогда здесь не работал, но мне говорили, на него это тяжело повлияло. Он тогда тоже с головой ушел в работу и чуждался коллег. Еще у него есть дочь, но она уже взрослая.

— Адреса у тебя нет?

Адрес отыскался в компьютере Кирнса.

— Ее зовут Тереза Шамбор, — подсказал коллега, покосившись на Джона. — Она довольно известная актриса, больше театральная, но снялась и в паре французских фильмов. Как я слышал — красавица.

— Спасибо, Майк. Я тебе перезвоню, когда узнаю, что с Марти.

— Давай. И тогда выпьем вместе, пока ты не умотал домой.

— Спасибо. Хорошая идея.

— Удачи. Тебе и Марти.

Выйдя на улицу, Джон остановился на секунду, глядя на поднимающийся к облакам жидкий столб дыма, потом покачал головой и двинулся прочь. Вспомнив по дороге о Марти, он позвонил с мобильника в госпиталь Помпиду. Старшая медсестра отделения интенсивной терапии сообщила ему, что состояние Марти оставалось стабильным, с небольшими признаками улучшения. Это было немного, но Джон надеялся все же, что его старый друг вытянет.