Ингер Фриманссон - Тень в воде Страница 11

Они вышли из машины и заперли ее. Шагая по упругим бугоркам мха и вереска, они спустились к воде. Издалека доносилось бряцанье овечьего ботала. Солнце опускалось в медные полоски воды.

– Я бы с ума сошла с такой штукой на шее, – сказала Йилл. – Никуда не спрячешься от звона. Ты представь себе, как боль в виске, только снаружи, которую на тебя навесил какой-то недоброжелатель. Не исключено, что это вполне подпадает под статью об истязании животных.

– Они, наверное, реагируют не так, как мы, – отозвался Тор. – Не зря ж возникло выражение «тупой как баран».

– Хм. – Йилл очистила банан и откусила.

Среди камней у воды стайка трясогузок занималась летными учениями. Йилл наблюдала за ними.

– Скоро осень, – заметила она. – Станет темно и пустынно. Ты хотел бы жить здесь всю долгую зиму?

– Нет, конечно! А ты?

Йилл засмеялась:

– Нет. Наверное, надо быть очень сильным и с природой на «ты», чтобы жить здесь круглый год. А я не такая. Видимо, и ты тоже.

– Нет, нет!

– Каким ты видишь свое будущее? – спросила Йилл, и в налетевшем ветре она вдруг показалась почти уродливой: слезящиеся глаза, выступающий подбородок.

Он не любил говорить об этом. Во всяком случае, прежде. Все ждали от него смирения. Ждали, что он скажет: «Да, черт возьми, продам дом, соберусь с силами, начну новую жизнь».

У него была маленькая аудиторская фирма, но он уже давно не брал заказов. Денег, унаследованных от родителей, хватило на несколько лет, но потом пришлось продать летний домик. Жил он экономно, из излишеств позволял себе только сигареты.

Сыновья тоже намекали. Старший, Йорген, пошел и дальше: устроил настоящую сцену с сыновне-отцовской разборкой. Драматург Ларе Нурен отдыхает!

– Посмотри правде в глаза! Мама не вернется. Это ужасно и грустно, но, к сожалению, ты должен отпустить ее и двигаться дальше. Иначе тебе не выжить, пап, говорю тебе. Сам не можешь – иди к психологу. Это, кстати, давно пора сделать. Научился бы разговаривать, пап, а то ваше поколение…

Он был так похож на мать: ее глаза, ее рот. Широкоплечий, атлетичный – он уже был не маленький мальчик, их с Берит первенец, старший брат Йенса. Нет, теперь перед Тором стоял циничный незнакомец.

– Ты о чем? – воскликнул Тор, обескураженный внезапной атакой сына. Он успел привыкнуть ко всеобщей деликатности: никто не смел кричать на того, кто столь трагически потерял близкого человека. С ним все были предельно осторожны, не спорили, не критиковали.

Йорген сглотнул, издав сухое причмокивание.

– Мы же тебя вообще не видели, – произнес он, и голос его дал петуха, выплескивая все то, что накопилось внутри. – Мы тебя не видели! Тебя не было с нами. Мы с тобой хоть раз говорили по-настоящему, ты и я? Мы тебя когда-нибудь вообще интересовали? Мы с Йенсом тебе больше мешали. Ты вообще хотел детей? Нет, нет, это была мамина затея, точно. Но ты мог отказаться, это было бы более честно по отношению к ней и к нам.

– Что ты говоришь такое! Хватит нести чушь, когда ни хера не знаешь. – Тор стеснялся брани, но на этот раз он был загнан в угол. Собственным сыном.

Иорген продолжал – косящий взгляд, завиток челки на лбу:

– Или ты такой похотливый козел, что не мог оставить ее в покое! Хотя нет, в это поверить сложно. Вы вообще любили друг друга? Знаешь, что я помню из детства? Тишина! Эта атмосфера за обеденным столом – тишина. Вы не касались друг друга, не обнимали, не ласкали. Вам бы разойтись давно, всем было бы лучше. Нам бы это не повредило, поверь, нам было бы в сто раз полезнее вырасти с разведенными родителями, чем брать пример с вас, – вы могли нам навредить, вы могли заразить своей холодностью меня и Иенса. Но мы, слава богу, оказались сильнее и выросли нормальными…

Он умолк, но явно не закончил.

Это было весной, за окном на кусте сирени пиликала синица.

Тор открыл рот, чтобы ответить, но почувствовал острую боль в области сердца. И по сей день он помнил свою мысль в тот момент. Отлично, инфаркт. Получи, сопляк.

Глава 17

Она зашла в магазин на площади Броммаплан. Обезжиренное молоко, банка ветчины, овощи. Взяла немного конфет, подумала о девочке, и тут же головная боль точно удар тока впилась в глазные яблоки. За кассой, как обычно, сидела Цветастая – так Ариадна называла ее про себя. Цветастая, лет пятидесяти пяти, с красными пятнами на шее и щеках. Она сидела там с незапамятных времен, и все же они здоровались, точно незнакомые, каждый раз как впервые.

– Сто семьдесят три кроны, – озвучила Цветастая, и, доставая кошелек, Ариадна заметила тень неприязни на ее лице.

Ариадна опустила голову, прижав подбородок к груди, понимая, что это не поможет. Кассирша уже заметила ее опухшие от ударов губы. Ариадну захлестнуло желание что-то сказать, объяснить: «Это все лестница, дома, я упала и ударилась. Хорошо, что шею не сломала». Но она промолчала, принимая сдачу.

Автобус номер 305 все не шел. Тоже как обычно. Очередь все удлинялась, Ариадна стояла одной из первых – с тяжелым пакетом в руках. Уже седьмой час. Следовало прийти раньше. Ариадне удалось занять сиденье. Отвернувшись к окну, она смотрела на проносящиеся мимо деревья, луга, лошадей с тощими гривами. Криста просилась на занятия верховой ездой, но Ариадна противилась. Она боялась больших животных, их непредсказуемую силу, и понимала, что помогать Кристе на конюшне пришлось бы ей.

– Кое в чем себе надо отказывать, – пыталась она объяснить, избегая разговоров о главной причине – все и так было ясно. Криста отвернулась к стене, взмахнув длинными волосами. Из носа у нее текло.

Весной Томми возил их на конюшню, где держат полицейских лошадей. Обняв дочь за плечи, он подвел ее к Маре, старой жилистой кобыле, которую вскоре ожидала скотобойня. С пересохшими от волнения губами Ариадна смотрела, как лошадиные губы касаются ладони дочери в поисках съестного. Ариадна дала Кристе заранее припасенные морковки и прислушалась, как хрумкают большие лошадиные зубы.

– Я хочу, мама, хочу, – ныла девочка всю дорогу домой. Слезы блестели на круглых румяных щеках.

Томми молчал, вцепившись обеими руками в руль. Ариадна знала, о чем он думает.

Спустя полчаса автобус затормозил у остановки «Уголок Линдквиста». На часах было почти семь. Светлые брюки Арианды измялись, врезались в пах. Ариадне хотелось поправить их, но не делать же это на людях. Ступив на гравий, она почувствовала легкое головокружение. По полю бежала женщина с двумя собаками. Ариадна боялась собак, а одна к тому же была без поводка – та, что покрупнее. Ариадна зажмурилась, превозмогая боль, подхватила пакет и зашагала домой.

Дом стоял у дороги, но им это не мешало. Машины здесь проезжали редко – только соседские, а их было немного. Слева, совсем рядом с подъездом к их дому, жила недавно овдовевшая женщина, а справа, за пустующим двором, – тихое семейство с двумя детьми. На пустом дворе когда-то располагался заброшенный летний домик, который снесли после смерти владельца, но затем всякая деятельность прекратилась. Поговаривали, что взрослые дети никак не могут поделить наследство.

За дорогой раскинулся луг, где запросто разгуливали косули, зайцы и фазаны. Однажды ранним утром Ариадна видела даже огромного лося. Она позвала Томми, но когда тот пришел, лось уже исчез.

– Когда и эту землю возьмут в оборот, покоя нам не видать, – говорил Томми. Распаляясь, он рассказывал, как перед окнами их дома вырастут ряды типовых коттеджей, как скукожится их личное пространство. – Когда они начнут строительство, тогда, черт побери… – Желваки твердели, напоминая Ариадне резиновые мячики, которые Криста бросала об пол и никогда не находила после. Сердито двигаясь на ощупь вдоль стен, девочка сносила все на своем пути.

Дом был желтый, деревянный. Ариадна обрадовалась, увидев его впервые. Дерево – теплый, приветливый материал, непохожий на прохладный камень, из которого сложены стены греческих домов. В Швеции и без того прохлады хоть отбавляй. В этот дом они с Томми переехали вскоре после свадьбы. Он подхватил ее на руки, поднялся на крыльцо и перенес через порог, она помнила его руки вокруг своих бедер, она обнимала его за шею, смеясь и вскрикивая от страха: Томми, конечно, сильный, но она была тяжелой и нуждалась в бережном обращении, ведь они ждали ребенка.

Еще не войдя во двор, Ариадна заметила, что двери дома закрыты, окна тоже. По спине пробежал холодок. Она остановилась, провела рукой по лбу, громко откашлялась и закрыла глаза. Затем сделала глубокий вдох и двинулась дальше.

Машина стояла под навесом – значит, он дома. Зеленая «БМВ» с вмятиной на заднем крыле: на днях он задел камень, слишком быстро стартовал. «Я сейчас злой, так и знай!» На солнце фасад дома точно пылал. Ариадна поднялась на террасу, отметив, что растения в горшках совсем зачахли. Потрогав землю, она обнаружила, что дело не в недостатке влаги, – должно быть, гниль. Болезнь, возникающая ниоткуда и не поддающаяся лечению. Такое случалось часто. Ариадна не знала почему.