Уилл Лэвендер - Тест для убийцы Страница 11

После, вслушиваясь в мелодичные звуки реки Тэч, они лежали друг на друге, и их тела сплелись как веревки в мотке.

— А что, если?.. — хотел спросить Дэннис. Элизабет приложила палец к его губам.

— Успокойся, — выдохнула она, и по неизвестной причине Дэннис был спокоен.

Много позже его разбудил крик старика, звавшего жену. Дэннис попытался вскочить и схватить одежду, но Элизабет прижала его к кровати.

— Тсс, — прошептала она, проскользнув в купальник. Прежде чем открыть дверь, Элизабет несколько секунд собиралась с духом. Затем вышла к мужу, сказав «Да, дорогой» (по мнению Дэнниса) излишне оживленно. Он услышал, как Орман спросил:

— Где Дэннис?

— Немного задремал, — послышался ответ Элизабет.

В этот момент Дэннис уперся плечом в дверь, опасаясь, что ректор ворвется в каюту и изобьет его до потери сознания.

Вместо этого он услышал всплеск — кто-то нырнул в воду. За ним последовал второй. Дэннис натянул плавки и вышел на палубу. Пока он спал, солнце переместилось, и теперь бухта почти полностью погрузилась в тень. Увидев его, старик весело крикнул:

— Запрыгивай!

Дэннис так и сделал. Они купались весь вечер как ни в чем не бывало.

Теперь Дэннис никак не мог выкинуть Элизабет из головы. Ее тело, лицо, ее… ритм. Она так отличалась от неопытной, неловкой Саванны Клепперс. Саванна соглашалась только в темноте и под музыку, чтобы никто в доме их не услышал. Она хотела, чтобы Дэннис был сверху, потому что иначе ей «жгло». После секса Саванна всегда плакала независимо от того, понравилось ей или нет, и ее слезы ручьями текли на грудь и плечи Дэнниса. Он никак не решался спросить, в чем дело, почему она плачет, так как боялся, что причина ее слез как-то связана с ним.

С Элизабет Орман все было по-другому. Ничего личного, никаких эмоций, ничего серьезного — лишь неукротимый взрыв наслаждения. Так Дэннис и сидел в доме братства «Тау», глядя в потолок своей комнаты, не в силах думать ни о чем другом.

Когда терпение иссякло, он позвонил Элизабет домой, набрав ее личный номер, который она украдкой вложила ему в руку в воскресенье на пути в университет. Услышав ее голос, Дэннис едва не упал на пол: колени подогнулись, а живот скрутило.

— Я хочу прийти, — сказал он со вздохом.

Поздней ночью в понедельник Дэннис вышел на территорию университета и направился в сторону Монтгомери-стрит. Он знал, что ему нужно готовиться к контрольной по экономике, но ничего уже нельзя было поделать. Сдержать себя оказалось так же трудно, как пытаться остановить время.

После жаркой недели, когда температура достигала восьмидесяти градусов по Фаренгейту, в Винчестер пришли первые осенние дни. Дул пронзительный, по-осеннему холодный ветер, а деревья покрывались ярким румянцем. Опадали первые листья, кружась перед статуей под названием «Ученый», установленной в честь многолетней дружбы ректора Ормана со Стэнли Милгрэмом. Дэннис шел неподалеку от «Карнеги» мимо фонтана, тонувшего в облетевшей листве. Несколько студентов стояли поодаль. Их разговор уносил суровый ветер, но Дэннис ничего не расслышал. Ни единого слова. Отсюда он мог разглядеть на Грейс-Хилл огни в доме Орманов, который с виду напоминал особняк. Дэннис хотел, как обычно, взять машину, но Элизабет предупредила, чтобы он подъехал к задней двери, выключив фары. «Черт с ним, — подумал Дэннис. — Пройдусь пешком». Он сомневался, что сумеет вслепую загнать автомобиль на покатый въезд, и представил, как теряет управление и, свернув на газон, врезается прямо в окно фасада. Какой был бы скандал! Но чувство опасности несколько заинтриговало его — наконец-то Дэннис-бесенок оправдал свое прозвище.

Элизабет впустила его через черный ход. В доме оказалось темно, и Дэннис предположил, что сегодня старик лег рано. На цыпочках они прошли через неосвещенную кухню и на минуту задержались в гостиной, целуясь. Элизабет была в халате, и от нее пахло ванной и лаком для ногтей. Дэннис просунул руку под халат, возбужденно, будто в порыве юношеской страсти нащупывая ее тело, но она отвернулась и повела его вверх по лестнице. Они вышли в коридор, и, пройдя до половины, Элизабет ткнула красным ногтем в одну из закрытых дверей. «Старик».

Тогда в комнату для гостей. Еще одна тесная кровать. Еще одна одинокая, всеми забытая подушка. Раздев Дэнниса, Элизабет несильно толкнула его на кровать и вновь оказалась перед ним обнаженной. Проникавший сквозь оконные занавески лунный свет блестел на ее коже. Коснись она Дэнниса, он бы тут же кончил. Все прошло как обычно: Элизабет сверху, прижимаясь все сильнее, запрокинув голову и закрыв груди пальцами с красными ногтями. Слишком быстро Дэннис почувствовал, что тело его напряглось. Затем все вокруг обрушилось, и Элизабет мягко закрыла ему рот ладонью, чтобы он не закричал.

Позже, когда она уже спала, Дэннис оделся и вышел из комнаты, скрипя половицами. В доме царила тишина. По лестнице Дэннис спустился во тьму гостиной. Он возвращался тем же путем, что и пришел: вниз по ступенькам и на кухню. Свернув за угол возле дровяной печи, Дэннис внезапно увидел… свет. Застыв на месте, сел на корточки и попытался отыскать другой выход, другую дверь.

— Кто здесь? — раздался голос старика.

Дэннис замер, припав к полу и прячась в тени. Он был на удивление спокоен. Должно быть, подобное спокойствие и невозмутимость испытывает солдат перед боем. Дэннис не сдвинулся с места, пока не увидел высунувшуюся голову старика.

— Что ты здесь делаешь, сынок? — спросил Орман.

— Пытаюсь сообразить, как выбраться из вашего дома, сэр, — ответил Дэннис. Он знал по опыту, что в таких ситуациях дерзкая честность срабатывает лучшей постыдной неправдоподобной лжи. Хотя попадать в такие ситуации ему еще не доводилось.

— Зайди.

Дэннис прошел в кухню. Устроившись в уголке, старик ел бутерброд. Он уселся на выдвинутый барный стул, а на стойке перед ним лежал раскрытый журнал.

— Знай, — категорично сказал ректор, глядя в журнал, — ты не первый.

Дэннис промолчал. Он только и мог, что стыдливо стоять и слушать. Орман был одет в удлиненные шорты и выцветшую футболку, которую ребята из «Тау» назвали бы «барахлом». Обычный старик, должно быть, совсем безобидный, слабый, наверное, даже подвыпивший, — но именно он сидел и допрашивал Дэнниса.

— Был англичанин, — печально произнес ректор. — Футболист. Был один парень из Калифорнии, с которым ее как-то застукали в прошлом году. Были преподаватели и прочий сброд. А теперь ты.

Старик откусил от бутерброда и, облизав пальцы, перевернул страницу.

— Ничего страшного. Мы договорились обо всем давным-давно. Этот брак не по любви. Да и какая может быть любовь в нашем-то возрасте? В моем возрасте. Думаешь, свадебные клятвы ко мне все еще применимы?

— Я не… — едва начал Дэннис.

— Конечно, нет, — прервал его Орман. — Абсурд. Начинаешь понимать, что к чему, только когда уже не в силах смотреть, как она ходит, сидит на унитазе, путает твои чертовы носки. Такова жизнь, сынок. Привыкай.

Съеден еще один кусок бутерброда, перевернута еще одна страница. Дэннис никак не мог понять, закончил старик или нет, все ли высказал. Но Орман продолжал:

— Конечно, у меня тоже есть свои… слабости. Ко мне иногда заглядывают две молоденькие секретарши, и Элизабет наблюдает за нами, хотя ей это и не нравится. Она говорит, что это непристойно. А на самом деле хочет сказать, что человеку в моем возрасте непристойно находиться поблизости в одном помещении с молодыми красавицами. Ну да. Еще бы.

Дэннис направился к выходу. Он открыл дверь, за которой царила ночь, и резкий порыв ветра ударил в лицо, пробрав до костей.

— Ты ее любишь? — спросил ректор.

— Нет, — сказал Дэннис. Слишком поспешно.

— А вот англичанин любил. Грязная, грязная история вышла. Просто жуткая. Помню, как он рыдал на диване, а Элизабет, напрочь разбив ему сердце, стояла рядом с носовым платком в руках, совсем как заботливая мамаша. Что за сцена. Я видел все с балкона.

Старик рассмеялся своим воспоминаниям и потряс головой, как будто пытаясь прогнать их.

— До свидания, доктор Орман, — попрощался Дэннис.

— Подожди, — произнес ректор. Юноша вернулся на кухню. — Хочу спросить тебя о том предмете. Ты как-то упоминал о нем. Его Леонард ведет.

— А-а, курс доктора Уильямса! — догадался Дэннис. Имя профессора показалось ему смешным, каким-то неподходящим. Леонард!

— И как он тебе?

— Ну… он отличается от всех, — признал Дэннис.

— Надо думать. А сам преподаватель, этот старый чудак?

— Пока не знаю, как к нему относиться. Еще рано.

— Послушай, что я тебе расскажу про Леонарда Уильямса, — начал Орман. Он впервые оторвал взгляд от журнала и посмотрел прямо на Дэнниса, и в самом жесте его читалось нечто важное, нечто мрачное и зловещее. — Он нехороший человек. По правде сказать, несколько лет назад, когда начался скандал вокруг его книги, многие из нас хотели от него избавиться.