Брижит Обер - Потрошитель Страница 11

— Не знаю. Такое чувство, будто мы ходим по кругу. Будто не делаем чего-то самого главного.

— У тебя стресс. Кэндо не пробовал заниматься?

— Японским мечом? Да ну его — как-то не очень в стиле дзен.

— Скажешь тоже! Знаешь, как клево! У меня лично, когда мораль на нуле, руки сами к мечу тянутся: берусь за него — и хоп! Или, на худой конец, соточку отжиманий: в голове вмиг ничего не останется — как перед белой стеной будешь.

— На самом деле меня гнетет какая-то неуверенность… — рискнул он.

На самом деле его смущали и даже пугали подходы Жанно: тупо биться головой о стену без всякого научного метода! Но Лола, набив рот местными маслинами, перехватила инициативу.

— Медитация, релаксация, организация! — прочавкала она. — Кстати, ты знаешь, что в прошлом году у них уже был один серийный убийца?

— В курсе. Коротышка какой-то, дебил недоразвитый — тоже мне, людоед нашелся! Ничтожество! Аи! Моя нога!

— Прости, я думала, это ножка стола.

— У тебя что, привычка лягать ножки стола?

— Нервы разыгрались… Так о чем мы там говорили?

— О предыдущем мокрушнике. Не человек, а язва ходячая. И хитрый, как черт: убил жену Блана и двух полицейских в придачу! Его самого Костелло грохнул. Каково, а?! Старый котяра, вроде бы на покой пора, и — на тебе: боевик! — ухмыльнулся Лоран, ухватившись за случай хоть на ком-то выместить чувство фрустрации, разраставшееся в нем день ото дня. — Он ведь изрешегил этого карлика прямо как в тире!

Что это? Страшно побледневшая Лола изо всех сил стиснула челюсти. «Нос, что ли, не проходит?» — подумал Мерье, заказав минеральной воды.

Марсель с наслаждением отхлебнул ледяного пива. Жажда одолела! На город обрушилось лето — пять месяцев перманентной жары, изредка грозы то здесь, то там. Перед его невидящим взглядом застыли десятки рекламных щитов, все еще оклеенных киноафишами, и полуприцепы, на которые водружали стенды с плакатами.

— А вот и курочка!

Марсель вздрогнул: перед ним стоял Жан-Ми с запеченным в сухарях и сыре цыпленком.

— Ого! Да на тебе лица нет!

— Сегодня ночью убили одного мальчишку. Утром я видел его родителей.

— Вот черт! Час от часу не легче! Драка?

— Неизвестно. Его нашли среди скал.

— Давай-ка выпей лучше. И поешь — нечего на пустой желудок терзаться!

Марсель посмотрел ему вслед, машинально постукивая кончиком вилки по цыпленку. Что верно, то верно — терзаться бесполезно. И все же серийный убийца что ни год — это как-то уж слишком по-киношному. Даже для киностолицы. Внезапно ему дико захотелось увидеть Надью, стиснуть ее в своих объятиях. Захотелось обнять детей и знать, что все живы и здоровы.

— Эй! Жаркое-то доедать будешь?

Жан-Жан угрюмо просматривал «Экип». Сколько же топ-моделей отымели эти «синие»![21] А бабы! Да их вообще не поймешь — западать на типов в спортивных трусах, гоняющих мяч по лужайке! То ли дело карате — тут без настоящего мужика никуда! Так нет же! Им это по фигу! Никакой тебе социосексуальной гармонии!

Отодвинув пустую тарелку — эскалоп по-милански, спагетти в масле, — он допил бокал вина «Виноградники Мора» и заказал кофе малонго — «крепкий». В эти выходные его жена собралась в Сен-Тропез за покупками. А вот у него был прекрасный повод остаться. Ведь ей с дочками так или иначе придется заночевать у подруги, Маризы по прозвищу Лифтинг.

Аллауи, Шукрун, Диаз… Почему эти трое? В рапорте Блана говорится, что Аллауи с Шукруном посещали один и тот же ночной бар «Меч-рыба» — любители джаза, понимаешь. Конечно, не та среда, где бы друг дружку в капусту крошили, но это их единственная зацепка.

Итак, в субботу вечером — в «Меч-рыбу» с Тинарелли! Счастливчик, такого напарника отхватил! Хе-хе: лифчик напарника отхватил…

К величайшему раздражению всей следственной бригады, день, пропахший окурками, потом, холодным кофе и бумагами, тянулся бесконечно.

Он весело бежал вприпрыжку. Толкал свою Тележку на колесиках — старую Тележку Грэнни в красно-черную клетку — и подпрыгивал. Почему-то, когда он ее вез, он всегда подпрыгивал. Хоп-хоп-хоп: ехали-ехали, ехали-поехали… «Глянь-ка! Наш чокнутый с тачкой — пора закрываться», — сказал торговец вином, обращаясь к жене.

Завернув у молочного магазина за угол, он едва не налетел на двух сплетниц, которые, осклабившись, расступились, и вскоре достиг заветного пятачка подле общественных туалетов. Просунув руку в Тележку, он зацепил пакет — ах, эта влажная холодная тяжесть! — и развернул газету. В свежести ночи резко пахнуло потрохами. Мяукнула кошка… затем другая… Он отошел в сторонку и растворился в тени мусорных баков. «Ешьте-ешьте, кисы! Это я, Папа-Вскрой-Консервы, с ГОСТИНЦЕМ!» — шептал он, посылая своим любимицам воздушные поцелуи. Он обожал кошек.

Одну из них — КРАСИВУЮ полосатую лапочку — он как-то раз подобрал на дороге. Но Грэнни, его бабка, так РАЗОРАЛАСЬ, так разоралась и в конце концов выбросила ее на помойку. Конечно, кошка была МЕРТВАЯ — ее переехала машина, — но ведь она была такая КРАСИВАЯ! И к тому же совсем-совсем ТЕПЛАЯ! Он бы с радостью приютил ее у себя в комнате! Она ведь даже есть не хотела!

Но Грэнни орала не из-за кошки, а чтобы его УЯЗВИТЬ — что он ДЕБИЛ, больной, и такой и сякой, и все одно и то же, а он молча прижимал кошку к груди и просил ЕГО сделать хоть что-то, но Грэнни кричала так сильно, что ОН, конечно же, ничего не мог услышать.

— Черт-те что — этот пролом в черепе из головы не лезет, — пожаловался Жан-Жан своим наручным часам, ответившим ему понимающим «тик-так». — Ну откуда он взялся?

Капитан лениво оттолкнул досье. Лола с Лораном ушли уже давно. Каждый — в свою сторону: он удостоверился, выглянув в окно. Что ж, пора и ему. Должно быть, жена уже покормила близняшек и сейчас дергается за просмотром очередной телесаги «Монте-Кристо среди Отверженных». Хоть бы сентиментальной оказалась! Выплакавшись, она была не прочь утешиться.

Нико щелкнул пальцами, снял каскетку, сбросил «найки», затушил «дурилку», снова надел кроссовки и услышал, как в захваченную ими хату лезет брат.

— Бобби! — тихонько позвал тот.

— Чего?

— Может, сходим, а?

— Куда?

— К легавым — про Тони расскажем.

— Ты что, совсем спятил? Хочешь, чтобы они приперлись сюда и отправили нас восвояси? По харе отцовой соскучился? За уши давно не драли? Ну так иди! Чего встал?! Поплачь, попросись к мамочке!

— Так ведь в газетах пишут, что его убили! А мы психа с нунчаками видели.

— И дальше что? Он наверняка уже далеко, а Тони мы не особо и знали. Что он нам, кореш какой, что ли? Ладно, дай пи-пи сделать и спи, дурак несчастный!

Иисус съежился и, превозмогая страх, попытался заснуть. Сюда, в самый конец набережной, компании подростков наведывались не часто — их гонял охранник. Но Иисуса он знал и давал ему ночевать здесь, напротив мола, с условием, чтобы тот не разводил грязь. Иисус вздохнул и постарался поудобнее угнездиться на ледяном цементе.

«Паф — убит!» — тихо произнесла Лола, в тридцатый раз молниеносно выдернув пистолет. Она всегда любила оружие. К стрельбе ее приобщил отец — на пустоши близ их дома. Ей нравилось, как в воздух летят консервные банки, нравился грохот выстрелов, запах пороха. Это как фейерверк — только для самого себя.

Смотри-ка! А ведь и в ней есть хорошие качества. Глядишь, из нее тоже чего выйдет!

А вот Потрошитель предпочитает холодное оружие. Нет ли здесь какого-то смысла? Может быть, пронзая плоть, он имитирует половое проникновение? Символическое изнасилование посредством оружия? Может, он импотент? Или сексуально озабочен, вроде капитана?

Приступив к ежедневной тренировке брюшного пресса — четыре подхода по пятьдесят раз, — она представила, как ревущий от оргазма Жанно тычет в нее кинжалом. Нет, не цепляет. Очень уж приземленно. А для символического акта слишком материально. «Подручный материал, оружие садисты используют потому, что они не в состоянии наладить контакт с окружающими, — размышляла Лола, переходя к растяжке бедренных мышц, — и превращают других в такие же бездушные вещи, как они сами, поскольку плохо чувствуют свое тело».

Психопатка чертова! Форменный сумасшедший дом — «здрасте» не успеешь сказать, как тебе тут же изложат транзактный анализ твоего пуделя! А убийцы-то как убивали, так и убивают!

Марсель блаженно вздохнул и закурил сигарету. Надья поигрывала волосками на его груди. Сегодня им удалось уложить детвору пораньше, пообещав им воскресную поездку в аквапарк. На случай несвоевременного вторжения они закрылись на ключ. Но все обошлось. Ни тебе барабанного боя в дверь, ни хныканья в коридоре.

Марсель сделал глубокую затяжку. По его вспотевшему торсу пробежал слабый ветерок, и ему сделалось зябко.

— Холодно? — спросил он у Надьи.

— Немножко, — ответила она, закутываясь в одеяло с изображением лошадей в прерии — свое недавнее приобретение. Одеяла, которые покупала Мадлен, — с громадными розовыми цветами и Большим Кисом, гнавшимся за Тити, — он выкинул.