Лиза Скоттолине - Улыбка убийцы (в сокращении) Страница 11

Пол уже давно ушел, а Мэри только заканчивала рассказывать Бенни о том, что произошло:

— Мне очень жаль, Бенни. Приемная выглядит так, точно…

— Ты спятила, Динунцио? Да наплевать мне на приемную! — Начальница кричала так громко, что Мэри пришлось отвести трубку от уха. — Меня волнуешь ты и Кэриер! И то, что происходит вокруг вас, мне не нравится! Динунцио, мне нужно, чтобы ты была в безопасности, а вернуться, пока не закончится процесс, я не могу. Ты должна принять меры для собственной защиты. Во-первых, с незнакомыми не болтай и вообще помалкивай.

Относится ли это к мужчинам, с которыми она ходит на свидания, и к журналистам из больших газет?

— Во-вторых, ты должна уехать из города.

— Коп сказал то же самое, но у меня столько работы…

— Никакая работа не может быть важнее безопасности. Убирайся из города! Дуй в отпуск и сиди тихо, пока я не вернусь и не займусь всем этим сама.

И тут у Мэри появилась новая мысль. Мысль о том, куда ей убраться из города.

Форт Мизула, замысловатое сооружение из неяркого красного кирпича с черепичной крышей, стоял на самом краю заповедника, примыкавшего к городу Мизула, штат Монтана. Мэри окинула взглядом окружающий пейзаж — замечательный. Слева возносились к небу Сапфировые горы, покрытые зеленым, казалось, светившимся на солнце лесом. Справа раскинулся хребет Биттеррут, острые пики которого словно прокалывали бескрайнее небо. Из лесистых долин тянуло холодным ветерком, свежим и чистым. Bella vista, подумала Мэри, поняв, что это название вовсе не было красивыми словами правительственных пропагандистов. Хорошо, что она все же решилась прилететь сюда.

Мэри подошла к парадной двери и приостановилась под развевавшемся на ветру американским флагом, на миг почувствовав себя школьницей на экскурсии. То, что она оказалась здесь, что ходит по земле, по которой ходил Амадео, видит то, что видел он, сильно взволновало ее. Наконец она вошла в музей и, оказавшись в вестибюле, постояла немного, дожидаясь, когда глаза привыкнут к полумраку.

Музей был совсем маленьким, и ни одной живой души в нем не было видно. Столик билетерши стоял при входе, но так как самой билетерши не наблюдалось, Мэри опустила пять долларов в корзиночку для пожертвований. Сразу за столиком был лоток с сувенирами, заваленный футболками с надписью «Мизула», календарями с видами штата Монтана и чем-то малопонятным с названием «Мыло из лосиной слюны». Мэри прошла мимо лотка в комнату, на двери которой черными трафаретными буквами было выведено: «ЭКСПОНАТЫ». По стенам здесь были развешаны щиты с черно-белыми лагерными фотографиями.

Мэри подошла к первому щиту, перешла ко второму, третьему. Она вглядывалась в зернистые снимки, надеясь найти среди интернированных Амадео, но ни на одном из них его не было. И Мэри, проведя там целый час, решила все же поискать кого-нибудь из сотрудников музея. Она вышла из комнаты. Билетерша, с тонкими седыми волосами в длинном джинсовом платье, к счастью, вернулась на свой пост и теперь с интересом смотрела на Мэри.

— Вам понравилось? — любезно спросила она.

— Да, спасибо, но у меня есть вопрос. Я исследую обстоятельства жизни одного интернированного. Он здесь покончил с собой, и мне хотелось бы узнать, где его похоронили.

— О господи, — билетерша покраснела, — даже и не знаю, что вам ответить. Здесь хоронили только офицеров форта. Хотя, постойте, есть у нас один человек, помогает нам, когда починить что-нибудь требуется, может, он что-то и знает. Правда, пограничником он не был, он работал в лагерном гараже.

— Вот как? — Мэри не удалось скрыть удивления. Спрашивать: «И он еще жив?» — было как-то неудобно. — А почему вы говорите о пограничниках?

— Во время войны лагерем управляла Иммиграционная служба, так что формально охрану осуществляли пограничные войска. Мистер Мильтон был механиком, но он может знать ответ на ваш вопрос. Пойдемте-ка поищем его.

— Не часто встречаются люди, которые интересуются нашим лагерем, — улыбаясь, сказал мистер Мильтон, стоя с Мэри у сувенирного лотка. Одет он был в просторные брюки и красную рубашку. Мэри он сразу понравился.

— Я очень рада знакомству с вами, — сказала она. Мозолистая ладонь мистера Мильтона была прохладна и суха, а рукопожатие крепким. — Меня интересует один итальянец, интернированный, из Филадельфии. Его звали Амадео Брандолини.

— Хм. — Мильтон помолчал, постукивая узловатым пальцем по сухим губам. — Нет, не помню такого.

— К несчастью, он покончил с собой, — уточнила Мэри.

— Покончил с собой! — Мильтон даже вздрогнул, но тут же кивнул. — Вот теперь вспомнил. Не его самого, эту историю. Она тут наделала много шума.

— Я хотела бы увидеть его могилу, если можно. Думаю, его должны были похоронить на католическом кладбище. Есть в Мизуле католическое кладбище?

— Есть, — ответил Мильтон. — Рядом с Тернер-роуд.

Он помолчал, потом сказал:

— Знаете, а я это самоубийство хорошо помню. Знаю, как он покончил с собой и где. Если хотите, я покажу вам это место.

У Мэри заколотилось сердце:

— А когда вы сможете?

— Да когда захотите. В жизни пенсионера, дорогая моя, тоже есть приятные стороны.

— А что, если сейчас?

Мильтон улыбнулся.

Мэри нашла на заполненной машинами автостоянке свободное место, вылезла из прокатной «тойоты» и огляделась вокруг, ощущая разочарование. От лагеря они доехали сюда по Резерв-стрит всего за десять минут, однако и Сапфировые горы, и Биттеррут исчезли, заслоненные магазинами и «Макдоналдсами». Мимо стоянки проносились машины, нагруженные сумками покупатели волокли за собой к пикапам детей. Мэри никак не могла понять, какая связь может существовать между этим оживленным торговым центром и самоубийством Амадео.

— Вот это то самое место и есть, — сказал, выбираясь из машины, Мильтон. Он прислонился к капоту. — Старая Маллэн-роуд. Всю эту землю занимали поля сахарной свеклы. — Мильтон обвел вокруг рукой, его рубашка, развевавшаяся на ветру, походила на красный парус.

— И все это были свекольные поля? — Мэри скептически оглядывалась по сторонам, ей с трудом удавалось представить себе это место таким, каким оно было прежде.

— Поля сахарной свеклы тянулись на двадцать миль. — Мильтон прищурился от яркого солнца. — Война оставила сахарные компании без рабочих рук, вот и использовали итальянцев. Они работали на полях, ну и в городе тоже. Работа была им по душе. Японцам — тем приходилось труднее. Местным не нравилось, что они работают в городе. Но тут нас винить, по правде-то, и не за что. Ненормальное было времечко.

— Конечно. — Мэри не хотелось никого судить. — В войну у людей один страх в голове. Мы же всего лишь люди.

— Что правда, то правда. — Мильтон взглянул на нее и улыбнулся. — Хотя понимают это не многие.

— Ну, я, например, только в свекле совсем ничего не смыслю.

Мильтон прищелкнул узловатыми пальцами:

— Видите? Вы все время пошутить норовите. Это потому, что вы итальянка. И они такие же были. Веселые ребята. За это их все и любили.

И от стереотипов временами бывает польза.

— Значит, здесь находилось свекольное поле. А скажите…

— Вы все время говорите «свекольное поле». А это было поле сахарной свеклы.

— Поправка принимается. — Все-таки про Монтану она ничего толком не знает. — Сахарной свеклы.

— Вы ее когда-нибудь видели, сахарную свеклу-то? Она смахивает на толстую морковку, только белую.

— А на вкус она какая?

— На вкус? Сахарную свеклу не едят, городская вы девушка. Из сахарной свеклы делают сахар. Режут ее на куски, выдавливают из них сок. А уж из сока получают сахар. Вот во время войны интернированные как раз этим и занимались. Пограничная охрана привозила их сюда утром на двойке с половинкой, а вечером забирала.

— А что такое «двойка с половинкой»?

— Грузовик на две с половиной тонны. Сэм грузовик водил. Тот еще тугодум был. Умер пять лет назад. Сердце.

Еще один призрак. По дороге сюда Мильтон много рассказал ей и о людях, которых он знал когда-то, и о их смерти.

— Отсюда уходили вон туда деревья, — указал Мильтон в сторону Костко. — Итальянцы под ними обычно обедали. Одно дерево было больше других — дуб. Тот парень, о котором вы спрашиваете, — он на нем и повесился.

Мэри не знала, что Амадео покончил с собой именно таким способом. Она взглянула в направлении Костко, прикрыв ладонью глаза от солнца.

— Но как же он повесился, если вокруг были люди?

— Людей-то как раз в тот день и не было. Бригада тогда работала маленькая — только он да еще один малый, дружок его. Дружок во время обеденного перерыва задремал, а когда проснулся, Брандолини уже удавился.

— А кто он был, этот дружок?

— Не знаю.