Дэвид Моррелл - Крайние меры Страница 11

Надо валить отсюда.

Монитор показал, что артериальное давление, частота дыхания и работа сердца относительно нормализовались. «Старик еще протянет», — с облегчением подумал Питтман и повернулся, чтобы уйти.

Но в этот момент старческая рука, словно клешня, впилась в его запястье, заставив вздрогнуть. Питтман в тревоге обернулся и увидел устремленный на него, полный муки взгляд.

Изумленный таким оборотом дела, Питтман попытался высвободиться, разгибая пальцы старика.

«Боже! А вдруг он завопит...»

— Данкан, — с усилием произнес Миллгейт едва слышным прерывистым, похожим на шорох скомканного целлофана голосом.

«Он бредит».

— Данкан... — В голосе старика звучала мольба.

«Он принимает меня за кого-то другого. Я слишком долго здесь торчу. Надо сматываться».

— Данкан... — Голос старика стал тверже. Теперь он напоминал скрип песка на дне высохшей лужи. — Снег...

Питтман наконец высвободил руку.

— Гроллье... — Дыхательные пути больного были залиты мокротой, и голос его напоминал бульканье воды.

«К дьяволу!» — подумал Питтман и повернулся к выходу.

Неожиданно его залил поток света. Отворилась вторая дверь, и на фоне ярко освещенного зала возник силуэт медицинской сестры. На секунду женщина замерла, словно парализованная. Затем уронила поднос. Чайник и чашка разлетелись осколками по полу. Медсестра завизжала.

Питтман бросился бежать.

24

За короткое время, проведенное в комнате, Питтман успел согреться, и когда выскочил за дверь, мгновенно озяб и его стала бить дрожь. Он зашлепал было по лужам мимо металлической мебели к лестнице, ведущей вниз, но тут его ослепил яркий свет дуговых ламп, вспыхнувших под карнизом крыши. Медсестра или охрана включили освещение. В здании позади него слышались громкие голоса.

Питтман ускорил бег и чуть было не упал, скользя по ступеням. Он ухватился за влажные перила и поморщился от боли — что-то вонзилось в ладонь. Очнувшись внизу, хотел побежать туда, откуда пришел, к аллее, ведущей к воротам. Но тут до него донеслись крики, и он помчался в глубину территории, чтобы на него не упал свет дуговых ламп, вспыхнувших над бассейном и цветником, оттуда тоже доносились крики.

Поняв, что фронт и тыл перекрыты, Питтман кинулся в сторону от дома через бетонированную площадку у гаража, через размякшую от дождя лужайку, туда, где темнел ряд елей. По ступеням солярия застучали башмаки.

— Стой!

— Стреляй в него!

Питтман достиг елей. Колючие ветви хлестнули по лицу, да так сильно, что Питтман не мог понять, то ли дождь течет по щекам, то ли кровь, и на всякий случай пригнулся, чтобы снова не наскочить на ветки.

— Где он?..

— Там! Кажется, там!

Позади Питтмана треснул сук, кто-то упал.

— Нос! Я сломал нос!

— Слышу!

— Там, в кустах!

— Стреляй же в этого сукиного сына!

— Прикончи его! Если они узнают, что мы кого-то прошляпили...

Треснул еще один сук. Преследователи продирались между деревьями. Питтман вовремя остановился. Перед ним выросла каменная стена. Еще мгновение, и он врезался бы в нее на бегу. Тяжело дыша, он огляделся.

Что делать дальше? — мысль лихорадочно работала. Вряд ли удастся добраться до ворот. Он не может идти вдоль стены, это ясно. Они будут прислушиваться к каждому звуку. Загонят его в угол. Может, вернуться? Нет! С минуты на минуту появится полиция. Территория ярко освещена, его сразу заметят. Как же быть?..

И Питтман решил залезть на ель. Преследователи уже совсем близко. Он ухватился за сук, забросив одну ногу на ветку, и подтянулся. Кора царапала руки. В нос бил запах смолы. Он карабкался все быстрее и быстрее.

— Он где-то здесь. Я слышу!

Питтман нащупал толстый сук, повис на нем и, перебирая руками, стал дюйм за дюймом продвигаться к стене. Кора ранила руки, но он не обращал внимания.

— Он здесь, рядом!

— Где?

Еловые иголки роняли капли дождя на Питтмана. А с ветки, на которой он висел, вниз низвергался небольшой водопад.

— Вон там!

— На дереве!

Питтман коснулся ногами стены, стал на гребень и отпустил ветку. Слава Богу, на стене не оказалось ни колючей проволоки, ни вмонтированного битого стекла.

Грянул выстрел, вспышка ослепила его. При втором выстреле Питтман с перепугу, чисто инстинктивно соскользнул по ту сторону стены и повис, зацепившись за гребень. Сердце бешено колотилось. Плащ цеплялся за шероховатости стены. А что там, внизу? Питтман не имел ни малейшего представления, но слышал, что один из преследователей пытается взобраться на дерево.

— Бегу к воротам! — закричал второй.

Питтман отпустил руки и полетел вниз. Внутри у него все оборвалось.

25

Приземлился он гораздо быстрее, чем ожидал. Трава внизу была мокрой от дождя. В момент приземления Питтман резко выдохнул, чуть согнул колени, прижал локти, упал и перекатился, стараясь смягчить удар. Это обычный прием парашютистов, у одного из них Питтману как-то довелось взять интервью. Необходимо сжаться, напрячься и перекатиться.

Питтман молил Бога о том, чтобы этот способ сработал. Если он повредит лодыжку или еще что-нибудь, ему крышка, с минуты на минуту преследователи могут оказаться по эту сторону стены. Тогда единственный выход — спрятаться. Но где? Ведь тут совершенно открытое пространство. Так, по крайней мере, ему показалось, когда он повис над стеной. К счастью можно было спастись и другим способом. Используя силу инерции, Питтман вскочил на ноги.

Ладони горели, суставы нестерпимо ныли, но все эти мелочи не имели сейчас никакого значения. Главное, ноги не подвели, он твердо стоял на земле. Ничего не повредил, ничего не сломал.

Из-за стены доносились ругательства, проклятья, треск веток. Один из охранников все еще карабкался к гребню стены.

Питтман набрал в грудь побольше воздуха и рванул вперед. Темному пространству казалось, не будет конца. Здесь не росли ни кусты, ни деревья. Не то что на территории особняка.

Куда же это его занесло, черт побери?

Что за поле тут? Или это кладбище? Но надгробий Питтман почему-то не видел. Потом сквозь изморось заметил впереди что-то белое и побежал в том направлении. Неожиданно поле кончилось, и он покатился вниз по крутому склону.

Питтман лежал на спине, защищенный от ветра краем склона. Смахнув с лица капли и налипший песок, он поднялся на ноги.

Оказывается, это белый песок. Но откуда он взялся?

И тут его осенило. Господи, да это же поле для игры в гольф! Он вспомнил указатель: «САКСОН ВУДЗ. ПАРК И ГОЛЬФ-КЛУБ», мимо которого проезжал.

Если начнут стрелять, укрыться тут негде.

Пространство совершенно открытое. Так что надо мотать.

Он огляделся, чтобы сориентироваться и ненароком не побежать назад к стене, и вдруг увидел слева от себя пятна света. Похожие на призраки огоньки чудесным образом возникли прямо из стены. Он слышал, как один из преследователей что-то говорил о воротах. Теперь из них вышли охранники. Поначалу журналист решил, что они вооружились фонарями в сторожке рядом с выходом. Но что-то в движении световых пятен показалось ему странным.

И страх от сознания, что он попал на поле для гольфа, превратился в ужас. До него донесся шум моторов. Фонари располагались парами, как фары, но Питтман знал, что преследователи не могут воспользоваться автомобилями. Они слишком тяжелы для этой почвы, начнут буксовать на мокрой траве и застрянут. Кроме того, моторы работали едва слышно и звук был слишком высок.

Боже, они, кажется, использовали электрокары? Владельцы особняка имеют выход прямо на поле. Фар на электрокарах нет, и преследователи вооружены мощными переносными фонарями.

Лучи света методично ощупывали различные сектора поля. До Питтмана доносились громкие крики. Он выбрался из песчаной ловушки и помчался в мокрую тьму подальше от надвигающихся огней.

26

До того, как врачи обнаружили у Джереми рак, Питтман увлекался бегом. Он тренировался минимум по часу в будни и несколько часов по уик-эндам, обычно используя дорожку вдоль реки в Верхнем Ист-Сайде. В то время они с Эллен и Джереми жили на Семидесятой восточной улице. Бег был частью его образа жизни, так же, как регулярный взнос пяти процентов заработка на накопительный счет или отправка Джереми на летние курсы, несмотря на то, что школьные оценки сына были превосходны и дополнительных занятий вовсе не требовалось. Гарантии. Забота о будущем. Это ключ ко всему. В этом секрет успеха. Однажды Питтман ухитрился, поощряемый восторженными воплями сына и одобрительной улыбкой жены, прийти к финишу Нью-Йоркского марафона в основной группе бегунов.

Затем Джереми заболел.

Джереми умер.

Питтман и Эллен начали ссориться.

Эллен ушла.

Эллен вышла замуж вторично.

Питтман запил.

У Питтмана произошел нервный срыв.

Он не бегал уже больше года. Он вообще ничем не нагружал сердце, если, конечно, не считать тахикардии на нервной почве. Но сейчас, когда выброс адреналина подхлестнул его, мышцы вспомнили ритм движения. Конечно, они не обладали той силой, которая достигается тренировкой. Он был далек от своей лучшей формы, но технические навыки сохранились — ритм, длина шага, перекат с пятки на носок. Дыхания не хватало, мышцы не слушались, но он продолжал бежать, стараясь не замечать сильнейшую пульсацию в сосудах и боль в животе. Далеко позади метались огни, гудели моторы, кричали люди.