Виктор Точинов - Драконоборец Страница 11

Дел в городе не осталось, и он решил вернуться до вторника на озеро – оно неодолимо притягивало Лукина, было что-то отчасти наркоманское в желании оказаться вновь на высоком берегу, под шуршащими кронами сосен и вглядываться таинственную прозрачную глубь…

Выруливая по узенькой бетонке, ведущей от шоссе к аэропорту, Лукин затормозил у одноэтажного красно-кирпичного здания – метеорологической станции, вспомнив вдруг про неразрешенную до сих пор загадку: непонятно как уцелевших аквалангистов.

Дежурившая по станции древняя старушка (а где найти молодых за такие мизерные деньги?) наверняка помнила времена повальной охоты за шпионами и взирала на Лукина крайне подозрительно. Но, не найдя в просьбе криминала и внимательнейшим образом изучив его документы, позволила просмотреть подробные сводки погоды за минувшие две недели.

Выстрел с завязанными глазами угодил в цель: накануне приезда на озеро следственной группы резко упало атмосферное давление – на сорок пять миллиметров и потом медленно повышалось, последние три дня стабилизировавшись на довольно высокой отметке…

«Вот и разгадка, – понял Лукин. – Не знаю как там у ящеров, но вот рыбы реагируют на такие скачки давления очень чутко… И чем крупней экземпляр, чем больше у него плавательный пузырь, – тем сильней реакция. Мелочь приспосабливается почти мгновенно, шныряет и кормится у берега, как обычно… А вот крупные напрочь теряют аппетит и подвижность, стоят два-три дня у дна в полной апатии. Похоже, на редкость повезло этим ребятам с аквалангами…»

В гостинице, куда он заскочил за вещами, администратор попросила как можно быстрее перезвонить Славе Ковалеву; Лукин позвонил прямо от ее стойки, выслушал несколько фраз невидимого собеседника, коротко поблагодарил и повесил трубку – поездка на озеро откладывалась.

Слава, к легкому удивлению Лукина, выполнил свое вчерашнее неуверенное полуобещание – разыскал Маркелыча, местного Дерсу Узала и договорился об их встрече – она должна была состояться спустя сорок минут в Пионерном (не то в окраинном районе города, не то в сросшемся с ним поселке).

Степан Викентьевич Парфёнов (с чего его все вокруг звали Маркелычем? – непонятно) по размерам личных сбережений и долям в различных предприятиях мог называться “новым русским”; по внешнему же виду походил на представителя малопочтенного сословия бичей, перебивающегося случайными заработками, чтобы с началом сезона завербоваться в экспедицию или в рыболовецкую артель…

Лукин, в общем, был подготовлен к такому вчерашним рассказом Славы К., но все равно удивился, когда распахнулась дверца остановившегося рядом с уазиком новенького “Лендровера-Дискавери”, зачем-то украшенного тарелкой спутниковой антенны. С водительского места вылез мужичок лет шестидесяти в ватнике с обрезанными рукавами, в засаленной кепке и в чем-то испачканных старинных военных галифе, заправленных в стоптанные кирзовые сапоги.

Лицо Маркелыча покрывал загар – не ровненький загар Анталии или солярия – нет, надо много времени проводить под нежарким северным солнышком и на режущем ветру (не брезгуя и народными внутренними согревающими средствами), чтобы кожа обрела такой кирпично-бурый цвет.

– Здорово! – ладонь, бугрящаяся каменно-твердыми мозолями, изрезанная шнурами снастей, стиснула как клещами протянутую для рукопожатия руку Лукина.

– Ты, что ли, приятель Паши-то будешь? – начал Маркелыч без долгих предисловий. – Я, знаешь, московских-то не больно жалую, тем более из газет-журналов – наврут с три короба, намутят воду… Но Иннокентьич мужик правильный; было дело – помог крепко мне, теперь и я чем могу, помогу… Ну пошли, присядем на свежем воздухе, в ногах-то правды нет… У меня времени час где-то, а рассказать про твое озерцо есть чего, так что ты не перебивай, будут вопросы – потом задашь…

Лукин согласно кивнул головой и они уселись на толстенный поваленный древесный ствол, служивший (судя по валявшимся вокруг многочисленным бычкам и пробкам от бутылок) вечерним клубом по интересам местным любителям крепких напитков…

Его собеседник был потомственный северный рыбак – и отец, и дед, и прадед, и все предки вплоть до самого легендарного Парфёна, бежавшего в северные дали еще от царя-реформатора Петра – все занимались рыбным промыслом. Ловили всегда по старинке, не оглядываясь на царские установления об охране рыбных запасов и, позднее, на декреты Совнаркома. Говоря проще – браконьерствовали.

Маркелыч вступил на тернистый наследственный путь, когда весьма ужесточились санкции за незаконный лов: штрафы и изъятия сетей сменились тюремными сроками. Степа Парфёнов слыл ловким и удачливым, да и с инспекторами умел договариваться, но и его не избежала чаша сия – получил в конце концов за злостное браконьерство пять лет, тогдашний максимум.

Рубил лес не так далеко, в соседней республике Коми, а когда вышел – в родных краях снова возрождали рыболовецкие артели; власти наконец осознали тот простой факт, что рыбсовхозам осваивать мелкие затерянные в тайге озера невыгодно, гораздо больше там наловит по заключенному договору ватага из пяти-шести человек, а то и одиночка с десятком сетей.

Получалось, что сидел Маркелыч вроде и не за что; но он на власть не обиделся, сколотил артель и занялся знакомым делом. Конечно, то была не вольготная жизнь старых времен – весь улов приходилось сдавать по фиксированным ценам, весьма и весьма заниженным…

Но в ватаге Парфёнова паи всегда выходили в конце сезона куда выше, чем у других – как никто знал он тайгу и озера; умел безошибочно определить, стоит или нет начинать лов на той или иной ламбе; и рыбьи стаи находил, казалось, верхним чутьем, без всякого эхолота. Соответственно и народ мог отбирать в артель придирчиво – многие к нему стремились, но пьяницы и лодыри получали от ворот поворот.

Когда задули-засвистели первые сквознячки перестройки и хорошо знакомое слово “кооперация” стало приобретать новый смысл, у Степана Викентьевича скопился уже изрядный капиталец.

В отличие от многих других, доставших деньги из дальних захоронок, в торговлю он не кинулся, «купи-продай» никогда особо не привлекало, не та наследственность – но когда внук писателя-комиссара объявил повальную приватизацию, несколько рыболовецких фирм Парфёнова уже более чем успешно конкурировали с загибающимися без дотаций рыбсовхозами.

И пока другие успешно прибирали к рукам магазины и фабрики, под контролем Маркелыча оказалась добыча и переработка рыбы на территории с пару европейских стран размером (ну а потом, заодно уж – и производство снастей да лодок, и кое-какое строительство, и пакет акций речного пароходства, и инвалютный рыболовный туризм).

Короче, император тайги и окрестностей.

– Я сам почти с тех краев-то, а вот как озеро называется – не знаю. Местные, что с деревни, просто говорили: Озеро. Щучьим еще звали, Светлоозером звали, за воду чистую… Одно время, недолго, Прошкиным озером стали звать – тракторист там утонул совхозный, Прохор…

Услышав про еще одну жертву озера, Лукин насторожился – Маркелыч оценил его реакцию и пояснил:

– По весне под лед провалился, с трактором… Пару километров по льду решил срезать, ну и… Не нашли, в общем, криминалу в истории той… Вот. А ловить-то на озере мне мало приходилось, оно лет тридцать тому людным местечком было… для наших дел… но бывал там часто. А потом, когда артели начались и промысловики-одиночки тоже, жил там один… писатель… Заключил договор, избушку подлатал, печь сушильную наладил – и давай озеро сетями чесать… А пока сети стоят – книжку корябал… Читал я потом, лажа сплошная… Он уж там, в книжке-то, такой чистый-благородный: рыбу поймает, пометит, обратно выпустит… Жизнь рыб он изучает, Жак-Ив Кусто, бля… Хрен он там что изучал – поймает и сушит; потом в мешок – и сдавать… Уж я думаю, теми денежками зимой и жил, с писанины своей давно ноги бы протянул… Фамилию вот запамятовал, что-то от озера известного… Ладогин, может? Хотя он той фамилией только книжонки свои подписывал, а в паспорте другая была, но назывался всегда Ладогиным… Или не Ладогиным? Ты, Евгеньич, его в Москве отыскать попробуй, не зря пять сезонов безвылазно просидел, может чего больше тебе расскажет… Вот книжка как называлась, я хорошо запомнил – “Водные тропинки”, в журнале каком-то печаталась… Может, по книжке-то фамилию уточнишь, ну да про ту рыбу ты лучше меня знаешь…

Парфёнов поерзал, устраиваясь поудобнее на лишенном коры, отполированном штанами многих сидельцев стволе, достал пачку сигарет и предложил Лукину.

– Спасибо, не курю. Пятнадцать лет как бросил, – отказался тот, успев заметить, что пачка на редкость интересная: с одной стороны виднелись угольные фильтры, вполне соответствующие дорогой марке, с другой торчали бумажные мундштуки дешевых папирос…