Макс Коллинз - Дорога в рай Страница 11

– Так где же Майк был секретарем?

Майкл помедлил в нерешительности. Потом произнес:

– Дорогая… Майк придумал это, чтобы ты не волновалась. Он участвовал в сражениях с тех пор, как попал туда.

– О Боже. О Господи. И ты знал?

– Я знал. Можешь на меня сердиться, но он заставил меня пообещать ничего тебе не говорить.

Пэтси Энн почувствовала, что у нее дергается щека, но сила воли – и успокоительное – помогли ей сохранить самообладание, чтобы дослушать все до конца.

– Продолжай, – сказала она. – Продолжай.

– За ними прилетели вертолеты, и Майк был среди тех, кто сдерживал атаку противника. Я думаю, у него был… пулемет, и, когда они наступали, он смело смотрел им в лицо.

– Майк и… сколько еще солдат?

– В конце остался только Майк. Враги спускались по холму, а он… он поднимался. Вот что он делал, когда улетел последний вертолет.

– Они… они бросили его там? Просто бросили…

– Они должны были выбираться, пока была возможность, и…

– И никто не подумал, что у него есть шанс?

Майкл серьезно кивнул.

– У него действительнобыл шанс?

Глаза Майкла сузились.

– Да. С пулеметом? У него был шанс. У него был «Томпсон».

– Что?

– Это не стандартное оружие. Они там использовали все, что под руку попадется, – это был пулемет Томпсона.

– Это… как в фильмах про гангстеров?

– Да.

– Где он взял такое оружие?

Майкл ничего не ответил.

Еще одним поводом для споров было непонятное убеждение Майкла в том, что его дети должны уметь обращаться с оружием. Так как Майкл не был охотником, Пат всегда считала, что это нелепо. Глупо. Дико. Тем не менее с начальной школы Майк и Анна были членами Клуба стрелков Кристал-Бей, так же, как и их отец, с чем мать никак не могла смириться.

Пат пристально посмотрела на мужа.

– Это ты? Ты отправил ему это оружие?

– Если он жив, – сказал Майкл, – то только по этой причине. С пулеметом можно убить много людей.

Вырвавшийся из ее груди звук трудно было назвать смехом.

– Тебе виднее.

– Дорогая…

Пэтси Энн поднялась и налила себе еще кофе; ее переполняли ярость, отвращение и горе, все это кипело в ней, как кофе в кофейнике.

– Если он жив, – сказала она, садясь, – то где он может быть?

– В каком-нибудь лагере.

– В каком-нибудь лагере. Ты говоришь так, как будто это летний лагерь для детей. Лагерь для военнопленных,ты хотел сказать.

– Лагерь для военнопленных… Но война закончилась, вьетнамцы уже не будут так жестоки к ним. Мы заключим сделку, мы будем вести переговоры.

– Мы?

– Правительство.

– Какое, чертов Никсон?

– Пэтси Энн, не своди все к политике.

– Разве это не политика? Разве это не политическое убийство наших детей? Разве эти ублюдки не убили Майка?

Он покачал головой.

– Мы этого не знаем. Мы должны надеяться.

– Надейся. Я выбираю отчаяние. Это легче.

– Этот сержант сказал еще кое-что… – голос Майкла прозвучал очень напряженно.

– Что? – она внимательно посмотрела на мужа. – Что?

– Я не знаю, стоит ли тебе говорить.

– Что, Майкл?

– Он сказал, что нашего сына хотят представить к Почетной медали конгресса.

Пат не произнесла ни слова. В этом не было необходимости. Совсем как отца…

– Если Майк ее получит, то он будет последним кавалером Почетной медали конгресса Вьетнамской войны, – грустно рассмеялся Майкл. – Как тебе это? Яблочко от яблоньки?

И Майкл, рыдая, уронил голову на стол, заливая слезами желто-белую композицию.

Пэтси Энн пододвинула к нему стул и утешающе погладила по спине. Они будут делать это по очереди в ближайшие дни, недели и месяцы, зная, что если они сорвутся одновременно, то не смогут этого вынести.

Глава третья

Неделя прошла в сплошном тумане слез, обвинениях Пат, извинениях Майкла, гневе Анны, непрерывных звонках друзей, родственников и деловых партнеров, выражавших свои соболезнования (Майкл принял удар на себя и прошел болезненную процедуру информирования их о том, что случилось с Майком).

Пат уже немного оправилась – она постоянно пила валиум и сохраняла тихую, почти религиозную веру в то, что Майк, в конце концов, только пропал без вести и вернется в лоно семьи вместе со всеми военнопленными в последнем действе «этой ужасной войны». Она никогда не произносила слов «Вьетнам» и даже просто «война», не предваряя их фразой «эта ужасная». В ее голосе не было гнева, – возможно, благодаря валиуму, – он выражал смирение, но хотя это походило на фатализм, Пат и мысли не допускала о том, что Майк может быть мертв.

Однако Майкл знал, что шансы его сына выжить невелики. Он думал – особенно бессонными ночами – правильно ли он поступил, не сказав жене всей правды. Он думал, что возможное сообщение (если оно будет) о том, что Майк убит, Пат будет легче перенести после того, как она свыкнется с мыслью о том, что он пропал без вести. Что процесс прощания с сыном будет легче, если он будет постепенным…

Сейчас она так прониклась отрицанием, погрузилась в иллюзию, даже в самообман, что Майк обязательно вернется к ним («теперь уже скоро»), что Майкл думал: не принесла ли его тактика больше вреда, чем пользы. Может, он поступил неправильно?

В тот первый день, когда появился молодой сержант, Пат потеряла сознание, а Майкл бросился к ней домой, их терапевт (и друг по загородному клубу) доктор Кенан, который жил всего в квартале от них и был дома, поспешил дать Пат успокоительное.

Майкл провел сержанта в гостиную, где парень застыл и – с еле заметной дрожью в голосе – сообщил отцу страшную весть.

– Мистер Сатариано, мой долг как представителя президента Соединенных Штатов Америки и американской армии сообщить вам, что ваш сын, лейтенант Майкл П. Сатариано-младший, пропал без вести в сражении 7 января 1973 года в Южно-Вьетнамской Республике, защищая Соединенные Штаты Америки.

Майкл заметил смущение на лице молодого солдата, хотя тот и постарался его скрыть. Даже запакованный в униформу, сержант оставался всего лишь мальчишкой, ребенком… как Майк. Он даже был немного похож на их сына – то же детское лицо… хотя у Майка глаза были темные, а у сержанта удивительно красивого зеленого цвета.

Майкл подготовился к этому моменту, хотя – как и жена – думал, что война закончилась и сын скоро вернется домой, целый и невредимый, а не в цинковом гробу.

И все же он отодвинул эмоции на задний план – он умел контролировать свои чувства, и на первом месте для него были жена, дочь и желание узнать как можно больше о Майке.

– Вы служили во Вьетнаме, сержант? – спросил Майкл.

– Да, сэр.

– Пожалуйста… пожалуйста, присаживайтесь.

Молодой сержант поблагодарил, снял фуражку и присел на краешек стула. Геометрический орнамент за его спиной делал его центром желто-белой мишени.

Майкл устроился напротив солдата на диване. Он тоже сидел на краешке.

– Вы давно выполняете эти обязанности? Сообщаете о потерях?

– Это первая неделя. Первое сообщение.

– Раньше вы были вербовщиком?

– Да, сэр.

– Тяжелая работа.

– Да, сэр. Мистер Сатариано, ваша жена… она приняла меня за вашего сына.

– Черт.

– Вы его ждали?

Майкл кивнул.

– Мне очень жаль, сэр. Вы получите телеграмму с официальным уведомлением.

Майкл почти улыбнулся.

– Это выглядит достаточно официально.

– Вы правы, сэр.

– У вас есть еще какая-то информация?

Резкий кивок.

– У меня есть документ, в котором описывается сражение, я вам его оставлю.

– Вы его читали?

– Читал, сэр.

– Расскажите мне своими словами.

Парень выполнил его просьбу.

– Вы знаете, почему это заняло так много времени? – спросил Майкл. – Все произошло несколько месяцев назад. Нам должны были сообщить через несколько часов.

– В случае смерти так и было бы, сэр. И фактически ваш сын был объявлен пропавшим без вести только вчера.

– Вчера? Вы знаете, почему?

Глаза молодого человека сузились, а затем расширились.

– Сэр, я…

– Что такое?

– Документ…

Майкл выпрямился так, что чуть не упал с дивана.

– Что вам известно? Что вы слышали?

– Сэр, пожалуйста…

Майкл встал. Он посмотрел на парня сверху вниз.

– Я участвовал в тихоокеанской войне. Не нужно подбирать слова. Я был на Батаане.