Алексей Щуров - Покойница для куклы. Мир Корпорации Страница 11

– Искусство требует жертв, но не таких специфических. Расслабляйся и наслаждайся прикосновениями, – посоветовал он. – Ведь легкое касание кисти к телу может вдохновить тебя на новые фантазии, а это нам как раз и нужно.

Хейдвиг послушалась совета и почувствовала, как напряжение – и страх вместе с ним – покидают ее. Это ощущение покоя позволило ей выдержать все виды прикосновений – от легких, почти неощутимых, до грубых мазков по коже, наверное, последние оставляли такие следы, от которых могла потечь грунтовка. Но ее нанесли такой краской, что она не поддавалась влиянию новых слоев. Теперь началась работа над закрытыми веками. И вновь эти легкие касания, кажущиеся почти неземными. Вдруг она поняла, что голова уже готова, но глаз она не раскрывала, потому что касания, мазки, движения переместились на шею, потом – на плечи, а потом на руки, где начали извиваться, словно змеи.

Все закончилось длительной паузой. Икол ничего не говорил и не подвал никакого знака открыть глаза и встать с табурета. Хейдвиг надоело ждать, и она сама открыла глаза. Первое, что она увидела – свое отражение в зеркале. Там была только она. Все вокруг оставалось черным. И среди этой черноты она была единственным цветным пятном. Странным было и то, что ее отражение стояло в зеркале в полный рост, в то время как ноги настоящей Хейдвиг были закрыты по колено косметическим столиком. Только потом Хейдвиг обратила внимание на то, что сделали с ее внешностью.

Лицо ее было белым, как бумага с пятнами цвета хаки. Таким же образом ей разрисовали шею, плечи и декольте. Прикрыв один глаз, Хейдвиг увидела на веке крошечные пятна люминесцентной краски, но это верхнее веко было разрисовано так, как будто на нее смотрел настоящий глаз. Эффект был впечатляющим. По обнаженным рукам ползли змеи, а на кистях – две раскрытые пасти, которые вот-вот должны были проглотить свою добычу. Еще миг – и Хейдвиг было решила, что они сползут с рук и проглотят ее саму, но это она уже приписала либо усталости, либо зеркалу. Она улыбнулась сама себе – и поняла, насколько ее изменили. От той, кем она была, не осталось даже намека. Теперь перед ней стояла молодая женщина, знающая себе цену и способная на многое, чтобы добиться своей цели. Даже с волосами за это время успели поработать, хотя к ним (а может, ей просто показалось) никто не касался. Кажется их чем-то смазали, потом зачесали вверх, покрыли лаком… Впрочем, неважно. В прическе была только одна деталь, выгодно контрастировавшая с общей концепцией – ветка цветущей сакуры.

Новый образ был совершенным: с одной стороны – женственность, с другой – брутальность и самоуверенность, помогающие побеждать. Такой Хейдвиг себе понравилась. Она еще раз осмотрела комнату и, убедившись, что никого нет поблизости, коснулась какой-то кисточки на столике – и сразу рухнула на табурет, стеная от боли. Металлическая ручка кисточки проводила электричество. Именно этот шок, заставил Хейдвиг застонать и отказаться от дальнейшего желания прикоснуться к любому предмету на столике у зеркала.

Боль отпустила очень быстро, и Хейдвиг решила проверить груз, прибывший из мастерской мадам Дисгайз. Она подошла к одной из вешалок, сняла чехол, дернула зиппер – и не смогла его открыть. Сколько она ни дергала молнию, ничего у нее не получалось. Проклиная всю заавтоматизированность этого места, она швырнула чехол на пол и вернулась к зеркалу, возле которого уже стоял Икол и наблюдал за ее действиями.

– Думаешь, мой вкус не совпадает с твоим, Хейдвиг? – спросил он. – Желаешь, что-то усовершенствовать в своем новом имидже?

Я хотела осмотреть остальные платья. Там – они, да?

– Но без меня ты не откроешь ни одного чехла, – рассмеялся он в ответ. – В этой комнате тебе нельзя ни к чему дотрагиваться. Здесь все принадлежит не тебе, а…

– Корпорации, разумеется. Слушай, Икол, я не такая тупая, чтобы не въехать в тему. Ты теперь еще скажи, что и я собственность, что я всем телом принадлежу корпорации.

– Еще как скажу. Ты подписала бумаги. Как это похоже на большинство людей! Подписать – и не поинтересоваться: а каковы же последствия? В этом я не вижу ничего плохого. Потому что последствия для тебя будут отличными. Зависят они, правда, от твоего поведения. Ограничься только кругом своей деятельности. Все остальные вопросы тебя не касаются. Ясно?

Хейдвиг решила сменить пластинку.

– Мне нравится, что ты сделал со мной. Это так похоже и непохоже на меня, на то, что я чувствую к… к… – слова застряли у нее на кончике языка.

– Ну? Начала с а, так говори уже бэ.

Заносчивая манера, в которой Икол произнес эти слова, выбила Хейдвиг из колеи.

– …тебе, – дрожащим голосом ответила она.

Икол холодно рассмеялся. От его смеха Хейдвиг сделалось не по себе.

– Ко мне? – спросил он, притворившись удивленным. – Как офигенно! Люблю циников и циничек. А ты знаешь, что устав корпорации запрещает половые отношения между сотрудниками? Мне вот работу терять не хочется. А тебе? Я высоко ценю то, что делаю сам и не нуждаюсь в визге посторонних моделей. Ты такая же, как они. Поэтому здесь ты и остаешься. Хм, хотя зачем? В таком виде поедешь в мастерскую. Поживешь там несколько дней, пообвыкнешься, а потом – за работу. За тобой будет круглосуточное наблюдение, поэтому не делай неправильных шагов и считай, что Корпорация взяла на себя охрану твоей жизни. Поверх платья можешь накинуть что-нибудь теплое, но имидж не менять с неделю. Такие условия г-на В. Ты хочешь что-нибудь добавить? Если нет – у меня к тебе единственный вопрос. Где записная книжка?

– В библиотеке на пюпитре, – ответила Хейдвиг. Она решила, что лучше сказать правду.

– Тогда пойдешь в библиотеку, возьмешь ее и будешь учить наизусть каждую деталь, – потребовал Икол. – Сам господин В через девять дней будет тебя экзаменовать. Ошибка хотя бы в микроскопической детали – и никто ломаного гроша не даст за твою жизнь. В библиотеку пойдешь одна. Сама же сюда и вернешься. Я буду ждать тебя. Выход отсюда тоже сама найдешь.

Хейдвиг не ожидала такой резкой смены событий и отношения Икола к ней. Она сейчас могла накричать на него, расцарапать его самодовольную морду ногтями, но это ничего бы не дало. Единственный способ остаться в Корпорации – придерживаться всех указаний Икола. Выход из гардеробной она нашла сразу – он был похож на черную дыру. Итак, Хейдвиг пришлось идти по коридору, в котором не было ни капли света. Она уже привыкла к странному дому, поэтому шла она более-менее уверенно, хотя ее беспокоило, что этот ход может либо оказаться бесконечным, либо завести ее в тупик. Ощущение времени для нее опять умерло, и ей приходилось полагаться только на свои инстинкты.

Неожиданно, она поскользнулась на ровном месте и поехала вниз по спиральному спуску, словно в аквапарке – и упала с высоты на мягкий пол, почему-то пружинящий, как батут. Света почти не было, но темный силуэт пюпитра Хейдвиг различала четко. Она поднялась на ноги, пошла по пружинящему полу мелкими шагами, нащупала книжку, схватила ее и толкнула ногой первые попавшиеся двери, которые вели назад в коридор, которым она пришла. Поскольку со светом проблема немного решилась, в этом коридоре было хоть какое-то его подобие, Хейдвиг остановилась в дверях и открыла записную книжку. На первой странице она различила под словом kuolema полустертые записи, но их тоже почти невозможно было разобрать при таком освещении. «эри …ук», «Летти…», вот кое-что можно было прочесть наверняка – «Авг..а Миллер», наверное, Августа. Хейдвиг закрыла книжку. Она помнила четко: никаких имен здесь не было, записи, вроде как игра ее воображения. «Все, пора к Иколу», – сказала она себе и пошла дальше. Все было, как и раньше, но откуда-то слева начали раздаваться звуки. Хейдвиг стало страшно, и на ее лбу выступил пот, но другого пути назад не было, и она шла вперед. Идти приходилось быстро, потому что ей казалось, что пол вот-вот раскроет пасть и проглотит ее. Звуки тем временем усиливались и превращались в ненавязчивый мотив, наверное, так могла подпевать себе домохозяйка, занятая на кухне готовкой или мытьем посуды. Слов Хейдвиг не могла расслышать, да и были ли они? Неожиданно для себя Хейдвиг оказалась на кухне – идеальной даже для такого дома: все было таким чистым, что казалось иллюзорным. К ней спиной стояла женщина среднего роста, в обычной одежде, поверх которой был рябой фартук. Именно она что-то напевала себе под нос. Когда Хейдвиг попробовала обратиться к ней, женщина ничего не ответила и даже не оглянулась. Только ее пение стало более-менее разборчивым, потому что мотив стали сопровождать слова:

Мэри тает, как ручей бежит,Летти вышла – заживо горит,Августу с мельницы мелют жернова,А ты кровь всю нам отдать пришла?

И женщина повернулась к Хейдвиг. В правой руке у нее был кухонный нож, которым она только что шинковала капусту. Она стояла спокойно, неподвижно, и вдруг Хейдвиг заметила, что руки, ноги, туловище и голова женщины прикреплены нитками к полотку, словно у марионетки. Именно такое впечатление она и производила, ведь ни одна часть ее тела не была настоящей. Из какого материала – неважно, но Хейдвиг чуть не стошнило, и она бросилась обратно во мрак коридора, пытаясь не вслушиваться в удаляющееся пение…