Алексей Смирнов - Дачное общество «Ностальжи». Рассказы Страница 11

Искомый дом они увидели издалека. Им тут же пришло в голову, что по замыслу зодчих решительно все – как архитектура, так и окрестности – должно было отбивать у случайных прохожих желание подойти поближе. Конечно, идиотам правила не писаны, и в разведчиках зрела уверенность, что такими идиотами являются именно они. Но повернуть назад казалось уже несолидным поступком. Выражая общее настроение, Горобиц дал мероприятию идеологическое обоснование:

– Хоть один гештальт да завершим, – молвил он и тут же по пояс провалился в снег.

– Умники вроде тебя привыкли считать, что их сентенции поймет даже ребенок, – буркнул Здор. – Тогда как я все равно не понимаю, что такое гештальт.

– Это с немецкого не переводится, – пропыхтел Горобиц, высвобождаясь из снежного плена. – Означает завершенность действия, образа и в то же время – восприятие их как завершенных. Если мы не разберемся с этой конурой, гештальт не состоится, и нам потом будет жаль утраченных возможностей.

– Точно, – кивнул Мартемьянов, как заведенный топая вперед. – Пожалеем. Себя не знаем, так хоть дело до конца доведем. В кои веки раз.

Здор тихо выругался и огляделся в поисках какой-нибудь палочки-выручалочки на будущее. Но сзади стояла стена только что пройденного лесопарка, а впереди лежало печальное белое поле.

– Довольно странно, – заметил на ходу Горобиц. – Словно умышленно построено: таинственное явление, соответствующий пейзаж, приходите и приобщайтесь. И искать ничего не надо – сплошная классика.

– Здесь раньше тоже был лес, – откликнулся всезнающий Здор. – Собирались что-то сооружать, но передумали.

Тем временем дом приближался. Уже стали хорошо видны зияющие окна, похожие на замершие в яростном крике рты, когда-то в одну секунду упустившие непослушную жизнь. Мартемьянов озадаченно посмотрел на Здора.

– Домик-пряник, говоришь? – спросил он с издевкой.

– Я не настаиваю, – огрызнулся Здор. – Имею я право на личное впечатление?

– Конечно, – утешил его Горобиц. – Тем более, когда оно обманчиво. А именно так и должно быть, если наши подозрения справедливы. Поэтому давайте остановимся и попробуем разглядеть истинную суть этой постройки. Я уверен, что коли такая существует, мы все увидим ее одинаково.

– Так может, лучше зайдем внутрь? – предложил нерешительно Мартемьянов. Он нервно дотронулся кончиком языка до ледяных усов. Его задор шел на убыль.

– Всему свое время, – Горобиц вскинул руку и чуть качнулся. – Сначала – отсюда. Возможно, здесь надо как с альбомом, с дистанции.

Спорить никто не стал. Довольно долго они стояли, подобные оробевшим паломникам, хотя кому-то они, быть может, показались бы скорбными родственниками близ семейного склепа. До боли в глазах они таращились на безмолвное здание, но ничего сверх простого материалистического неудовольствия от созерцания развалюхи так и не ощутили. Здор заметил, что желанного эффекта легче было бы добиться при свете дня, на что Горобиц лишь презрительно фыркнул. Мороз знал свое дело, и постепенно все трое начали переминаться с ноги на ногу, что не могло не сказаться на качестве сосредоточенности. Наконец Мартемьянов вынул из-за пазухи хлебный нож и объявил о своем намерении покончить с этой чертовщиной.

– Обитатели четвертого измерения вряд ли испугаются ножа, – предупредил Здор.

– Ну так, может быть, не все бомжи перевешались, – парировал Мартемьянов и отважно двинулся к двери. Здор украдкой перекрестился, но Горобиц это увидел, подумал и сделал то же самое.

Выяснилось, что дверь заперта, но при желании ее удавалось немного оттянуть. Горобиц зажег фонарь и посветил в еле видную щель.

– Что-то держит ее изнутри! – воскликнул он вполголоса. – Как будто крюк!

– Накидной? – спросил Мартемьянов деловито.

– Какой же еще?

Сожалениям болтливого Здора не было предела. Дернуло его рассказывать! Конечно, в доме кто-то есть, и этот невидимка ясно показывал, что не расположен принимать гостей. Тут Горобиц достал жидкий паек, приложился и вытер губы рукавом тулупчика. В стылом воздухе тупо сверкнуло широкое столовое лезвие.

– Сейчас подденем, – пробормотал он, нагибаясь, и стал совать нож в щель. От усердия он раскрыл рот и мелко стучал языком по зубам. Нож удалось просунуть без труда, но крюк сидел прочно и не хотел сдаваться. – Чтоб тебя, – просипел Горобиц на выдохе и от натуги побагровел. С оглушительным, как им почудилось, лязгом крюк сорвался, упал и тяжело закачался. Побежденная дверь беззвучно отворилась, пропуская пионеров в кромешный мрак внутреннего пространства. Горобиц опасливо ступил на порог. Сделав два шага, он остановился.

– Странно, – произнес он бесцветным голосом. Луч фонаря упирался в пол: Горобиц не решался поднять руку и осветить углы.

– Что – странно? – спросил Здор, медленно, но верно приближаясь к истерике. Он вдруг осознал, что от него ничего не осталось – ни рук, ни ног, ни туловища, лишь дрожащее облако страха зависло на входе, не смея сместиться.

Горобиц повел носом.

– Принюхайся, – посоветовал он, на сей раз с болезненным возбуждением.

Обливаясь потом, позабыв обо всем на свете, Здор вошел. Мартемьянов, не помня о своем порыве, последовал третьим. Здор долго стоял, нюхая воздух, и сверлил темноту напряженным взором. Его больные глаза готовы были выскочить из орбит на пол и куда-нибудь, влажно шурша, укатиться.

– Ничем не пахнет, – сказал Здор.

– То-то и оно, – закивал Горобиц. – А пахнуть должно. Плесень, пауки, мыши – где это все?

– Верно, черт возьми, – дошло и до Мартемьянова. Он прочистил нос и несколько раз со свистом втянул воздух. – Видно, кто-то здесь прибирает. Ну не стой же ты столбом, дай свет!

С некоторым затруднением Горобиц развернулся и осторожно направил луч фонаря прямо перед собой. Нарисовался еще один дверной проем – уже без двери, – ведущий в короткий пустой коридор. Мусора и грязи там – по крайней мере, на первый взгляд – действительно не было. Горобиц прошелся лучом по комнате, в которой они находились: в ней было пусто, если не брать в расчет слой снега на полу с налетевшей мелочью вроде сухих веточек и умерших листьев.

– Следы, – прошептал Здор, сотрясаясь от ужаса. – Должны быть следы. Ведь кто-то же запер дверь.

– И вылез в окно, – продолжил Мартемьянов. – Давным-давно тому назад, и все замело.

– Но зачем? – изо рта Здора раздраженно рвались облака пара. – Зачем ему так поступать?

– Откуда мне знать? – отмахнулся Мартемьянов. Поразмыслив, он негромко добавил: – А может, он того… где-нибудь там, дальше… лежит и разлагается.

Здор про себя счел это весьма возможным. Горобиц прошел в коридор. Тот упирался в холодную каменную стену, свободную от надписей, характерных для заброшенных мест, и это обстоятельство тоже настораживало. Справа и слева опять же пустые дверные проемы вели еще в две комнаты, как две капли воды похожие на первую, только без снега. У Здора не выдержали нервы.

– Есть тут кто? – рявкнул он внезапным басом и сам от своей выходки сжался, выставив стиснутое в кулаке жалкое оружие. Его спутники синхронно дернулись, будто невидимая рука с силой рванула из них души.

– К-кретин, – произнес слабым голосом Горобиц, теряя обычную корректность.

Но Мартемьянов отреагировал иначе. Когда испуг, порожденный криком Здора, поблек, он перевел дыхание, подождал ответа, не дождался и начал наглеть.

– Ого-го-го!! – заорал он и пустился в дикий пляс, смахивая на дикаря, наконец-то осмелившегося бросить вызов духам. Здор и Горобиц оторопело смотрели на черную тень, неуклюже скачущую перед окном. Безнаказанность боевого танца добавила Мартемьянову сил.

– Сейчас отолью, и пойдем отсюда, – сказал он совсем уже бодрым голосом. – Помечу территорию. А то что она ничейная!

За окном вдруг стало светлым-светло – полился ненатуральный зеленый свет, будто в приборе ночного видения.

– Черт! – выдохнул Здор. У него подогнулись колени, и он опустился на пол, не отводя глаз от меняющегося поля. Мартемьянов замер с расстегнутыми штанами. Он стоял лицом в угол и не мог видеть того, что видели остальные, но смотреть не хотел, зная и без того: произошло самое страшное. Встречать опасность лицом к лицу – благородное занятие, когда у тебя есть выбор, но бывают опасности, которым нет дела до твоего решения, и если им нужно, они сами развернут тебя лицом, не спрашивая, а скорее всего – обойдутся без лишних церемоний и достанут в любой позиции.

В это время лес, погруженный, как представлялось раньше, в длительную спячку, наполнился жизнью или чем-то ей сродни. Ясно обозначились невидимые до поры нити разнообразных сил, пребывающих в изнурительном противоборстве. Диковинные гады начали, скалясь, рваться на волю, изнемогая от желания познакомиться с пришельцами. В воздухе зазмеились бесплотные ленты, сулившие скорую расправу. Снег стал прозрачным, было видно, как укрытая им земля идет трещинами и из них уже что-то прет наружу, готовое от нетерпения сожрать самое себя. Вокруг домика-пряника, несерьезного островка посреди штормового моря, толчками сжимались дымные кольца, таща за собой орущий, визжащий легион неопределимых сущностей.