Станислас-Андре Стееман - Осужденный умирает в пять Страница 11

Лазар доказал во время процесса, что он умеет быстро оправиться после удара. Улыбаясь, но с холодным взглядом, он неторопливо прикурил новую сигарету:

— Не сходите с ума, папаша! Госпожа Лежанвье давала мне больше карманных денег, чем вы когда бы то ни было. Не убивают курицу, несущую золотые яйца… Кроме того, она лучше всех знала, что я не могу жениться на Жоэль. Я женат.

— Что?

— Уточню: женат во второй раз. Вы не верите?.. Поройтесь в памяти, дражайший мэтр. Вспомните нашу первую беседу в вашем кабинете после моего блестящего оправдания. Я же говорил вам об алиментах, которые задолжал первой госпоже Лазар. Последняя по счету страдает туберкулезом и дышит горным воздухом в Давосе.

— Но в таком случае…

— В таком случае? Госпожа Лежанвье не имела ни малейшего повода опасаться, что я ее брошу, дорогой мэтр! Уж если быть до конца откровенным, это по ее наущению я открыто интересовался вашей дочерью. Чтобы отвлечь ваше внимание, чтобы вы не задумывались о наших отношениях с Дианой. Сентиментальная наживка в некотором роде…

Лазар вынул сигарету изо рта, подул на нее сверху:

— Время поджимает, сейчас, должно быть, около половины восьмого… Я большую часть послеобеденного времени провел в «Ивах», вы — в своем кабинете на авеню Ош. Теоретически и вы, и я, оба могли выкроить время вернуться сюда и прикончить госпожу Лежанвье, если не будет доказано, что она убита ближе к вечеру… Так что я вам предлагаю следующее джентльменское соглашение: я заявляю, будто звонил вам в Париж около пяти, вы говорите, что перезванивали мне в «Ивы» спустя двадцать минут. Это не все… Мы вернулись вместе, услышали оба звук выстрела из вашего кабинета, вдвоем обнаружили тело. О крошке Дото можете не беспокоиться. Она подтвердит.

— Почему?

— Я знаю, как ее попросить.

Лежанвье никак не мог отвести взгляда от Дианы. Лежа вот так, с юбкой, задранной до подвязок, не в состоянии когда-нибудь еще сказать: «Мой дорогой мэтр», она казалась ему чужой. Новое чувство, более сильное, чем любовь и желание, начинало полностью завладевать им.

Между тем Лазар, нагнувшись, подобрал крошечный предмет — малокалиберную пулю, вылетевшую из «Лилипута» 4,25.

— Итак? Согласны на самоубийство, папаша? — нервно бросил он. — Действуем в тандеме или врозь?

— Врозь, — ответил Лежанвье.

Он добавил глухо:

— Каждый за себя.

Лазар принял удар с жестким взглядом. Затем рассмеялся, сунул руку в карман:

— Жаль, папаша! Вас жаль!.. Вы узнаете вот это?

Лежанвье удивленно кивнул:

— Мой револьвер, я хранил его запертым в ящике моего стола. Когда вы его взяли?

— Во время моего визита вежливости на следующий день после суда, пока вы выходили открывать дверь госпоже Лежанвье… Будучи очень импульсивным, вы могли испытать неуместное желание им воспользоваться, чтобы меня убрать… Отодвиньтесь немного… Знаете, что я сейчас сделаю?

— Нет, — отвечал адвокат, покрывшись холодным потом.

— Поверьте, папаша, я весьма сожалею, но вы меня вынуждаете… Пуля, которая оказалась смертельной, к счастью прошла насквозь и лежит у меня в кармане… Исчезла… Я убью заново госпожу Лежанвье из вашего собственного пистолета, выпущу пулю, которая повторит траекторию первой — левая грудь, правое легкое, правая лопатка, точь в точь, — но проделает более широкое отверстие… Отверстие, под которым будет стоять подпись Лежанвье… После чего вы можете попробовать защищаться как невиновный…

Лежанвье никогда не мог вспомнить, как он ударил — кулаком в угол подбородка или ребром ладони в основание горла.

Лазар, вытянувшись во весь рост бок о бок с Дианой, больше не двигался…

Адвокат забрал свой револьвер, сунул в карман в ожидании первой возможности вернуть на место в ящик стола, где он всегда хранился. Даже в случае, если его при нем обнаружат, это не будет уликой. Оружие не было использовано.

Он расцарапал щеки Лазара мертвыми руками Дианы.

Схватил «Лилипут», протер перламутровую рукоять носовым платком, сделал два выстрела в окно, которое разлетелось вдребезги, — двойной выстрел и звон стекла на этот раз неизбежно привлекут чье-нибудь внимание и отметят час убийства, вложил револьвер в правую руку Лазара, особенно старательно плотно прижав его пальцы сверху.

Звук бегущих шагов…

Билли Хамбург просунул взъерошенную голову в приоткрытую дверь, поставил на землю корзину, полную грибов:

— Именем Зевса! Что тут за праздник, салют? (Его взгляд упал на два распростертых тела, и он на удивление быстро все понял.) Тысяча извинений!.. Я вызываю полицию?

— Прошу вас, — произнес Лежанвье, следя за звуком собственного голоса. — И врача.

Его переполняла дикая радость.

Справедливость, наконец, восторжествует.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая

Первыми свидетелями, вызванными дать показания на процессе, были комиссар полиции Палезо и его заместитель, оповещенные об убийстве по телефону около половины восьмого вечера и немедленно явившиеся на место.

Кто их вызвал?

Господин Хамбург Феликс, художник по рекламе, ожидавший их прибытия на дороге перед «Жнивьем», затем проводивший их до охотничьего павильона, стоявшего в глубине парка.

Что они увидели в этом павильоне?

Они обнаружили там троих: во-первых, жертву, Лежанвье Диану, лежавшую навзничь на полу, пораженную пулей в грудь и не подававшую больше признаков жизни. Во-вторых, обвиняемого, Лазара Антонена, в полубессознательном состоянии, сжимавшего в правой руке револьвер маленького калибра, в котором, как в дальнейшем установило следствие, недоставало трех пуль, одна из которых вызвала смерть госпожи Лежанвье. В-третьих, мужа жертвы, мэтра Лежанвье Вернера, явно потрясенного и угрожавшего обвиняемому собственным револьвером, чтобы предупредить всякую попытку к бегству с его стороны.

В. — Обнаружили ли вы следы борьбы?

О. — Множество. Плетеный садовый столик был прислонен к стене и, казалось, готов был опрокинуться. Обломки сломанного стула валялись вокруг и под телом жертвы.

В. — Вы нам сообщили, что в револьвере, который держал обвиняемый, не хватало трех пуль, в то же время смертоносной оказалась одна. Вы считаете, что две другие пули были выпущены в тот же момент?

О. — Без всякого сомнения. Стекла в окне были разбиты. Мы нашли пули в парке на следующий день в каких-нибудь пятидесяти метрах от павильона.

В. — Из чего можно заключить, что они были выпущены первыми, но не попали в цель?

О. — Таково мое мнение.

В. — Удалось ли вам установить, кому принадлежит — или принадлежало — орудие убийства?

О. — Да. Госпоже Лежанвье.

В. — Следовательно, обвиняемый либо похитил его перед драмой, либо завладел им во время завязавшейся между ним и жертвой борьбы?

О. — Несомненно.

Доктор Томас, также вызванный по телефону, прибыл на место происшествия всего через десять минут после полицейских.

Специалист по детским болезням, нервничающий и беспокойный, он ничего не мог добавить к своим первоначальным заявлениям. Убийство было очевидно, он склонялся к тому, что смерть наступила мгновенно.

В. — Обнаружили ли вы на теле жертвы другие следы насилия, кроме смертельной раны?

О. — Да. Кровоподтек на горле — корсаж бедной женщины был разорван — и свежую царапину, пробороздившую правую ладонь.

В. — Просили ли вас обследовать обвиняемого?

О. — Поверхностно. Полицейский комиссар попросил меня взглянуть на его лицо.

В. — В нем было что-то необычное?

О. — На нем остались многочисленные царапины.

В. — Какого вида?

О. — Они были ярко-розовые, окаймленные свежезапекшейся кровью.

В. — Насколько давно запеклась кровь по вашим оценкам?

О. — Моих знаний недостаточно, чтобы…

В. — Час? Полчаса?

О. — Что-то вроде этого.

Доктор Ломбар, судебный медик, приступил к вскрытию трупа на следующий день после убийства.

В. — Не могли бы вы, доктор, рассказать нам без излишних технических терминов, какой путь проделала смертоносная пуля?

О. — Войдя под четвертое левое ребро, она разорвала кровеносные сосуды у основания сердца, пересекла торакс насквозь, порвав правое легкое, и вышла затем вдоль правой лопатки.

В. — Не правда ли, довольно странно, если принять во внимание малый калибр пули?

О. — Нисколько. Она не натолкнулась ни на ребро, ни на позвонок, которые могли бы остановить ее. Так что…

Защита. — Предположим, пуля попала бы в кость. (Смех в зале.) В таком случае она причинила бы меньший ущерб?