Дэниел Коул - Палач Страница 12

Когда водитель подкатил к парковке и тихонько ткнулся передним бампером в паркомат, не сумев вовремя затормозить на скользкой дороге, эта ностальгическая ассоциация померкла.

Над входом в 33-й полицейский участок красовался огромный белый навес. Под ним можно было увидеть седовласого офицера полиции, выполнявшего одновременно обязанности охранника и регулировщика. Выйдя из автомобиля, троица увидела, что он безрезультатно пытается убедить водителей, явно неспособных в таких условиях управлять своими автомобилями, отъехать от ограждения, выступавшего наружу на плавно изгибавшемся участке дороги, что для этого города с ровными, прямыми линиями было редкостью.

– Как я уже говорила во время нашей первой встречи, благодаря специфике места преступления нам удалось избежать огласки, – объяснила Кертис Бакстер, когда они подошли ко входу в участок.

Прямо под навесом, над двойной дверью, стену украшал синий значок Департамента полиции Нью-Йорка. В нескольких метрах справа от входа к стене припечатался зад внедорожника «Додж». За ним сломанным зубом возвышался на шесть дюймов над землей обрубок бетонного столба. Даже не приближаясь к машине, Бакстер увидела черные пятна засохшей крови, обильно испачкавшей кремовый салон.

Из двери вышли двое полицейских, прошествовали мимо картины разрушения прямо на их рабочем месте с таким видом, будто это был лишь выбранный без их ведома не самый удачный элемент декора, и выскользнули наружу.

– Давайте я сообщу вам, что нам известно, – сказала Кертис, опуская натянутую вокруг «Доджа» ярко-желтую ленту.

– Ничего, если я позвоню? – спросил Руш.

Этот вопрос ее немного удивил.

– Я и без того все знаю, – добавил агент.

Кертис махнула рукой, отпуская его, он вышел наружу, и женщины остались одни.

– Но перед тем как приступать, я хотела бы спросить: с вами все в порядке?

– В каком смысле? – осторожно спросила Бакстер.

– Я имею в виду после вчерашнего.

– Да нормально все, – пожала плечами Бакстер с таким видом, будто не понимала, о чем это Кертис, и, желая больше не касаться личных вопросов, напомнила: – Так что там с этим внедорожником, который сейчас торчит из стены?

– Жертву звали Роберт Кеннеди, тридцать два года, женат. В полиции девять лет, из них последние четыре в должности детектива.

– А убийца?

– Эдуардо Медина. Мексиканский иммигрант. Работал на кухне в «Парк-Стэмфорд отель» в Верхнем Ист-Сайде. Предупреждая ваш вопрос, отвечу сразу – нет, мы не обнаружили никакой связи между ним и Кеннеди, другими убийцами или жертвами.

Бакстер открыла рот, чтобы задать вопрос.

– С делом Тряпичной куклы тоже… пока. – Кертис вздохнула и вошла на огороженную зону.

Вернувшись с улицы, Руш сунул телефон обратно в карман и подошел к Бакстер.

– У нас есть запись камер видеонаблюдения… – сказала агент.

– Из расположенной напротив школы, – перебил ее Руш, – простите, продолжайте.

– Да, у нас есть запись с камеры видеонаблюдения, на которой Медина паркует машину на 168-й Вест-стрит и выволакивает с заднего сиденья тело Кеннеди, не подающего признаков жизни. Хотя угол зрения камеры оставляет желать лучшего, мы можем с уверенностью сказать, что за эти пять минут он перетащил Кеннеди на капот, уложил его там, раскинул в стороны руки и ноги, а потом привязал к каждой из них веревку, в точности как на том трупе, который мы нашли на мосту, и накрыл простыней.

Бакстер посмотрела на разбитую машину. Над мостовой, на уровне заднего колеса, болталась толстая веревка.

– Медина разделся догола, причем слово «Кукла» уже было высечено у него на груди, сдернул с Кеннеди простыню и на полной скорости помчался по Джамел-плейс. Здесь надо сказать спасибо погоде, потому что он не вписался в поворот, – с этими словами Кертис показала траекторию движения «Доджа», – не справился с управлением и вместо того, чтобы въехать в главный вход, врезался в стену. И преступник, и жертва погибли на месте.

– Других пострадавших не было, – добавил Руш.

Вслед за Кертис они вошли внутрь, протиснулись мимо внедорожника и подошли к пролому в стене.

Нос машины вмялся в салон вровень с разбитым ветровым стеклом. Осколки и пыль разлетелись в разные стороны в радиусе десяти метров, но, если не считать этого аккуратного островка разрушения в углу, в остальном помещение никаких повреждений не получило. Бакстер опустила глаза и увидела на полу вычерченный малярным скотчем силуэт.

– Вы в своем уме? – недоверчиво прошептала она. – Я понимаю, что кому-то вполне могло прийти в голову испортить сцену преступления, но мы же не на съемках фильма «Голый пистолет».

Туловище и ноги трупа лежали на полу, но голова и поднятые руки покоились на смятой решетке радиатора.

– Не вините полицейских, – сказал Руш, – их к этому подтолкнули исключительные обстоятельства.

– Вряд ли нам стоит зацикливаться на положении тела, – сказала Кертис, – к тому же вы должны понять, что Кеннеди был их коллегой, поэтому полицейские как можно быстрее вытащили его и приступили к реанимационным процедурам. А пока они им занимались, кто-то из новичков сотворил это.

– А вы уверены, что это не месть полиции со стороны Медины или его семьи? – с сомнением в голосе спросила Бакстер.

– Нет, насколько мы знаем, – ответила Кертис. – Я понимаю, эта мысль напрашивается, потому что он таким образом, очевидно, сделал все возможное, чтобы вызвать ярость всего Департамента полиции Нью-Йорка. Все знают, что стоит кому-нибудь убить копа, как на него, как тонна кирпичей, обрушиваются все правоохранительные органы. С чем бы мы ни столкнулись, – с сектой, с жаждущей славы группой в интернете или же с обществом последователей Тряпичной куклы, – выбрать в качестве жертвы копа было глупейшим решением. Чего бы они ни добивались, после этого их жизнь станет в десять раз хуже.

Бакстер вспомнила, что ей минувшей ночью сказал Эдмундс, и сказала:

– Кто-то дергает за ниточки, координирует все преступления и использует этих марионеток в своих целях. Нам известно, что жертвы выбираются не случайно, потому что два других убийства имеют непосредственное отношение к делу Тряпичной куклы. Теперь у нас есть три убийства. Мы не знаем ни кто они, ни где находятся, ни даже чего хотят. И дураками их точно не назовешь.

– Зачем же тогда объявлять войну полиции? – спросил Руш, которому явно понравилась речь Бакстер.

– И в самом деле – зачем?

Под навесом у входа зазвучали громкие голоса.

– Специальный агент Кертис? – позвал один из них.

Вслед за Кертис через пролом в стене выбрались на улицу Бакстер и Руш. Команда телевизионщиков расставляла свою аппаратуру, жадно поглядывая на место преступления. Кертис подошла к нескольким мужчинам в черных костюмах и завела с ними разговор.

– Ну что, готовы? – спросил Руш Бакстер, вытащил из кармана припрятанный на такой случай галстук и накинул на шею, – ну и как вам быть официальным лицом пропагандистской кампании?

– Замолчите. Они могут снимать меня, пока я делаю свою работу, но пойдут на хрен, если им вдруг…

– Руш? – воскликнул в этот момент дородный мужчина, отделившись от группы коллег, с которыми беседовала Кертис.

На нем была огромная дутая куртка, выставлявшая далеко не в самом выгодном свете расплывшийся торс.

– Дамьен Руш? – сказал он, широко улыбнулся и протянул руку с толстыми, будто сосиски, пальцами.

Агент ЦРУ поспешно завязал галстук и быстро повернулся; он выглядел на удивление презентабельно.

– Джордж Макфарлен, – улыбнулся он, опустил глаза и неодобрительно окинул взглядом висевший на шее дородного коллеги бейджик ФБР, – что, дружище, переметнулся?

– И это говорит британец, работающий в ЦРУ! – улыбнулся собеседник. – Стало быть, в той тюрьме ты оказался в водовороте событий, да?

– Боюсь, что да. Но кто-то там наверху приглядывает за мной.

– Аминь, – кивнул Макфарлен.

Бакстер закатила глаза.

– Послушай, а как у тебя со стрельбой? Все тренируешься?

– Да нет, честно говоря, я бросил это дело.

– Ну вот! Это очень грустно! – Макфарлен обратился к Бакстер, судя по виду, не на шутку расстроившись. – Этому парню до сих пор принадлежит абсолютный рекорд ЦРУ по стрельбе с расстояния в пятьдесят ярдов.

Бакстер кивнула и неопределенно хмыкнула.

Заметив ее плохо скрытое равнодушие, Макфарлен вновь повернулся к Рушу:

– Твоя семья по-прежнему живет в Англии? – спросил он и продолжил, не дожидаясь ответа: – Сколько сейчас твоей дочери? Шестнадцать, как моей Кларе?

Руш открыл рот, пытаясь что-то сказать.

– Кошмарный возраст, – покачал головой Макфарлен. – На уме одни парни и развлечения. Я бы на твоем месте залег здесь на дно и вернулся бы домой, когда ей стукнет двадцать!

Макфарлен сам засмеялся своей шутке громоподобным хохотом, совсем неуместным на месте преступления. Руш вежливо улыбнулся, Макфарлен хлопнул его по спине – из лучших побуждений, что не помешало Рушу скривиться от боли, – и ушел.