Стивен Хантер - Я, Потрошитель Страница 12

– Да, это точно.

Тут не было никаких сомнений. Я избавлю читателя и самого себя он повторения описания увечий (смотри предыдущую главу, дневник).

– Страшно смотреть, – признался я. – Несомненно, этот тип сумасшедший.

– Не пожелаешь встречи с ним в темном переулке. Если в руке нет «Уэбли» с полным барабаном[11].

Тут к нам присоединился третий.

– Сэр, вы доктор Филлипс? – спросил Чандлер.

– Да, да… О Господи, только посмотрите на это!

Полицейский врач был потрясен кровавым зрелищем, как это было бы с любым.

Джордж Багстер Филлипс из отделения «Эйч» полиции Большого Лондона, специалист по убийствам, отстранив меня, приблизился к телу, изучая подробности. Судя по всему, он предположил, что я еще один полицейский в штатском, а Чандлера настолько смутило появление старшего по чину, что он не представил меня. Между тем стали подходить и другие полицейские, чтобы посмотреть на труп. Они топали своими тяжелыми черными башмаками, приминая все, на что наступали, изображая кипучую деятельность, однако на самом деле они не столько искали улики, сколько уничтожали следы на месте преступления. Констебли были похожи на свиней в загоне, толкающихся, чтобы первым добраться до корыта. Начальник тщетно пытался навести хоть какой-нибудь порядок.

– Так, так, ребята, работаем тщательно, работаем организованно, не топчем место преступления. Нам нужны улики.

– А это уже что-то, – сказал Чандлер.

Нагнувшись, он подобрал конверт, на котором было написано: «Сассекский полк». Это первый прорыв! И я был тому свидетелем.

– Отличная работа, Чандлер, – похвалил начальник. – А теперь и вы, остальные, делайте то же самое!

Ну, на мой взгляд, не требовалось семи пядей во лбу, чтобы заметить лежащий на земле конверт, однако Чандлер, похоже, был так доволен вниманием начальства, что опять забыл объяснить, кто я такой и что здесь делаю.

Приблизительно в это же самое время доктор Филлипс поднялся с корточек, записывая что-то в блокнот.

– Сэр, – спросил я, – у нас есть время смерти?

– Тело холодное, за исключением тех мест, где контактировало с землей, поэтому я бы определил время смерти как половина пятого утра. Окоченение уже началось.

– Есть какие-либо интересные детали?

– Я заметил ссадины на одном пальце. Палец не сломан, но распух и посинел. На нем видны следы от колец, так что убийца, похоже, решил поживиться драгоценностями убитой. Учитывая ее статус, добыча была невелика, но все же это наводит на мысли.

– Убийца забрал с собой какие-либо части тела?

Казалось, жертва не только была изувечена, но и подверглась разграблению.

– Это я выясню, когда тело доставят в морг. Сейчас я вижу просто кровавое месиво.

– На убитой есть следы, оставленные мужчиной, которые указывали бы на нападение сексуального характера?

Обернувшись, Филлипс пристально посмотрел мне в лицо.

– Эй, а кто вы такой?

Что ж, моя игра подошла к концу. Два констебля быстро выпроводили меня на улицу. Мое время во дворе дома номер 29 по Хэнбери истекло.

И вот тут настало время вступить в игру гению О’Коннора. Я не помчался назад на Флит-стрит[12] в кэбе, теряя драгоценные минуты на улицах, забитых вагонами конки, подводами и экипажами. Нет, ни в коем случае. Я спустился на станцию подземки «Олдгейт», которая только что открылась в семь часов утра, и отыскал телефонную кабину. Я снял трубку, подождал, пока девушка на телефонной станции ответит, и через пять секунд уже говорил с Генри Брайтом.

– Женщина во дворе дома номер двадцать девять по Хэнбери, Уайтчепел. Язык распух, как будто она задушена, два глубоких разреза на шее, как и в Бакс-роу. А вот следующая часть, мистер Брайт, вызывает тошноту.

– Выкладывай, парень.

– Убийца вытащил ее кишки и перебросил их ей через плечо. Они распутались и стали похожи на макароны, лиловые макароны.

– Великолепно! – похвалил Брайт. – Просто великолепно!

Я изложил все детали, упомянув доктора Филлипса и подтвердив то, что жертва до сих пор не опознана, а также сказал, что собираюсь отправиться в морг.

– Замечательно, дружок! Бесподобно!

Вот так «Стар» снова первой преподала на своих страницах мерзость. Не знаю, как Генри Брайту это удалось, но он превратил мои заметки в удобоваримый текст, опирающийся на официальные заявления, полученные в Скотланд-Ярде – по большей части пустые слова, – и материал появился на улицах в одиннадцать часов дня, на добрых тридцать минут опередив все остальные вечерние выпуски. А в мире О’Коннора это был грандиозный триумф.

Однако истинная глубина величия Брайта выразилась на первой полосе. Она заключалась в одном-единственном слове:

ИЗВЕРГ!

Ну кто, проходя мимо газетного киоска и увидев это, не поспешил достать шиллинг, чтобы погрузиться с головой в отвратительные подробности, представленные «нашим корреспондентом Джебом на месте преступления в Уайтчепеле и Генри Брайтом в редакции»?

НАДРУГАТЕЛЬСТВО НАД ТЕЛОМ

ВЫПОТРОШЕННЫЕ ВНУТРЕННОСТИ

ПОЛИЦИЯ ОБНАРУЖИЛА УЛИКУ

УОРРЕН ВОЗДЕРЖИВАЕТСЯ ОТ КОММЕНТАРИЕВ

И тут наступил час моего величайшего торжества. Все было настолько просто, что мне даже стыдно говорить об этом. Но это сделало меня легендой, принесло мне премию в размере десяти фунтов, привело к тому, что «Стар» пришлось шесть раз заказывать дополнительный тираж, и произвело впечатление даже на Гарри Дэма, хотя познакомился я с ним позже. Как-то раз я отправился в Уайтчепел искать женщину, которая знала Энни. Я нашел ее на рабочем месте: она медленно расхаживала по Уэнтворт, с изможденным и замученным видом, что однозначно свидетельствовало о том, что она измождена и замучена.

– Мадам, я Джеб из «Стар»; мы с вами встречались по случаю смерти Энни.

– А, это вы, – сказала женщина. – Репортер, газетчик… Вы хорошо написали про беднягу Энни; все прочитали и вспомнили бедную девчонку.

– Позвольте угостить вас джином? И мы сможем поговорить о вашей подруге.

– Ну да, джин я люблю, – согласилась она, и мы тотчас же организовали столик в «Десяти колоколах», известном «месте водопоя» в районе.

Какое-то время мы мило и грустно разговаривали обо всем и ни о чем, и, подобно всем несчастным, с кем я встречался, женщина, сбросив защитные доспехи, оказалась трогательной и доброй, а до плачевного состояния ее довела огненная вода, которая была у нее в стакане. И все же она не сообщила мне ничего полезного, и я уже подумывал, как бы поаккуратнее отделаться от нее, не покупая новой трехпенсовой порции блаженства, как вдруг она ни с того ни с сего, без каких-либо тонких наводящих вопросов с моей стороны, сказала:

– Я вот тут думаю: а что этот тип сделал с ее кольцами?

– С какими кольцами?

И тут я вспомнил замечание Багстера Филлипса насчет опухшего пальца и предположение о пропавших кольцах.

– У Энни были два латунных колечка. Ничего особенного, но они были ей дороги. Она говорила, это обручальные кольца. Этот тип вспорол ей живот и забрал у нее кольца. Он точно спятил.

Я молча кивнул.

Вот как получилось, что на следующий день первая полоса «Стар» состояла исключительно из:

КОЛЬЦА ЭННИ

ИЗВЕРГ УКРАЛ У ЖЕРТВЫ ЕЕ ЛЮБИМЫЕ ОБРУЧАЛЬНЫЕ КОЛЬЦА

ПОЛИЦИЯ НИКАК НЕ ОБЪЯСНЯЕТ ЭТУ СТРАННУЮ КРАЖУ

Эта новость подпитывала тему в течение нескольких дней, предлагая ту по-домашнему уютную жуткую подробность, которая обладала эмоциональной притягательностью для продавщиц магазинов, конторских служащих и помощников поверенных. Куда пропали кольца Энни? Если изверг входил в число моих читателей, он, имея в голове хоть какие-то мозги, должен был выбросить их в Темзу и больше ни о чем не думать. Но мне показалось, что я уловил в нем тень тщеславия; возможно, он просто самонадеянно сохранил кольца. Я подумал, что будет весьма любопытно, если именно кольца, как улика, отправят его на виселицу.

На протяжении следующих нескольких недель внимание привлекали многие другие вопросы, которые на поверку оказались не имеющими никакого отношения к делу, поэтому не стоит и упоминать о них. В частности, проблемой было установление времени, когда именно скончалась бедная женщина, поскольку несколько не слишком надежных свидетелей делали противоречивые заявления о том, что слышали, видели или, наоборот, не видели какие-то вещи в определенные моменты времени в то роковое утро. Полицейские верили им и отмахивались от квалифицированного заключения своего врача. Полная глупость!

Но в конце концов осталось одно предположение: евреи. Подозреваю, массовый приток евреев вызывал злобу и опасения, что они принесут в старый Альбион чуждые обычаи, подорвут рынок труда и оставят порядочных англичан без работы. Из семидесяти шести тысяч обитателей Уайтчепела от тридцати до сорока тысяч составляли евреи, и в то же время сорок процентов того же населения обитали за чертой бедности. Таким образом, по мнению многих, именно евреи являлись причиной безработицы. Поэтому их не любили уже к тому времени, как начались убийства.