Сидни Шелдон - Если наступит завтра Страница 12

Звон был громкий и настойчивый.

– Время ужинать, – объявила Эрнестина Литтл.

Трейси открыла глаза. Двери камер с хлопаньем открывались. Трейси лежала на своей койке, отчаянно пытаясь вернуться в прошлое.

– Эй! Время хавать, – сказала пуэрториканка.

От всякой мысли о еде Трейси затошнило.

– Я не голодна.

Паулита, толстая мексиканка, сказала:

– Es llano. Это просто. Их не волнует, голодна ты или нет. Каждый должен идти в столовую.

Заключенные были построены в коридоре в одну шеренгу.

– Ты лучше иди, или они поимеют тебя в зад, – предупредила Эрнестина. Я не могу двигаться, подумала Трейси. Я останусь здесь.

Ее товарки по камере вышли и встали во втором ряду. Приземистая надзирательница с вытравленными перекисью волосами увидела, что Трейси лежит на койке.

– Эй, ты! – сказала она. – Ты что, не слышала звонок?! Иди сюда.

Трейси ответила:

– Я не голодна, спасибо. Я бы хотела, чтобы меня оставили в покое. Надзирательница раскрыла широко глаза, не веря своим ушам. Она ворвалась в камеру и остановилась около койки, где лежала Трейси.

– Кто дал тебе право думать, что ты можешь лежать? Ты что, ждешь прислугу? Ну-ка, поставь свою задницу в строй. Я должна буду подать рапорт об этом случае. Если еще раз такое повторится, отправишься в карцер. Поняла?

Она не поняла. Она вообще ничего не понимала, что с ней происходит. Она с трудом поднялась с койки и встала в строй за чернокожей.

– Почему я должна?

– Заткнись! – проворчала сквозь зубы Эрнестина Литтл. – В строю не говорят.

Женщины строем направились по узкому коридору через двойные двери в огромную столовую, уставленную большими деревянными столами со стульями. Кроме того, там был длинный сервировочный прилавок с движущейся поверхностью, где заключенные выстраивались за пищей. Меню этого дня состояло из отварного тунца, зеленых бобов, бледного заварного крема и на выбор: разбавленный кофе или фруктовая вода. Порции неаппетитно выглядевшей еды накладывались в оловянные тарелки заключенных по ходу их движения вдоль прилавка, а заключенные, стоявшие за прилавком и обслуживающие остальных, только покрикивали:

– Двигайтесь, держите строй, следующая… следующая.

Трейси получила свою порцию еды и неприкаянно стояла, не зная, куда ей идти. Она оглянулась, ища Эрнестину Литтл, но та как сквозь землю провалилась. Трейси направилась к столу, где разместились Лола и Паулита. За столом сидели 12 женщин, с огромным аппетитом поглощавшие еду. Трейси посмотрела на то, что было в тарелке, и отставила от себя, так как волна желчи поднялась и заполнила рот.

Паулита пододвинула ее тарелку к себе:

– Если ты не хочешь, то я съем.

Лола сказала:

– Если ты не будешь есть, ты долго здесь не протянешь.

Я не хочу долго протянуть, безнадежно думала Трейси. Я хочу умереть. Как могут все эти женщины терпеть такую жизнь? Сколько они уже здесь? Месяцы, годы?

Она подумала о жуткой камере и омерзительном матрасе, и ей захотелось закричать, завыть. Но она только крепче сжала челюсти, так что ни один звук не вырвался наружу. Мексиканка продолжала говорить:

– Если они увидят, что ты не ешь, то посадят тебя в карцер.

Она непонимающе взглянула на Трейси.

– Это нора, и ты там одна. Тебе не понравится там.

Она наклонилась к Трейси:

– Ты здесь впервые, да? Я дам тебе совет, querida. Эрнестина Литтл управляет этим местом. Будь с ней хорошей – и все будет отлично.

Через тридцать минут после того, как женщины пришли в столовую, прозвенел звонок и они поднялись. Паулита выхватила одну зеленую фасолинку из соседней тарелки. Трейси встала за ней в строй, и женщины промаршировали назад в камеры. Ужин закончился. Было четыре часа дня. Когда Трейси вернулась в камеру, Эрнестина Литтл была уже на месте.

Без всякого любопытства Трейси представила, где та провела обеденное время. Она взглянула на туалет в углу. Ей отчаянно хотелось воспользоваться им, но она никак не могла заставить себя усесться перед остальными женщинами. Придется ждать, пока не выключат свет. Она уселась на край койки.

Эрнестина Литтл сказала:

– Как я понимаю, ты ничего не ела за ужином. Это глупо.

Как она узнала? И какое ей дело? – думала Трейси.

– Как я могу увидеть начальника?

– Ты пишешь требование. Охранники используют его как туалетную бумагу. Того, кто хочет увидеться с начальником, они считают смутьяном. Она подошла к Трейси:

– Тута оченно много странных вещей. Тебе нужна подруга, которая оградила бы тебя от всяческих ужасов. Она улыбнулась, показав золотые передние зубы. Голос ее был мягок.

– Такую, кто знает всякие пути этого зоопарка.

Трейси взглянула в ухмыляющееся черное лицо женщины. Казалось, что оно плывет где-то около потолка.

Это была самая высокая вещь из тех, что она когда-либо видела.

– Это жираф, – сказал папа.

Они находились в зоопарке в Одибон-Парк. Трейси очень там нравилось. По воскресеньям они направлялись туда послушать выступление оркестров, а потом родители вели ее к аквариуму в зоопарк. Они медленно прогуливались, разглядывая животных в клетках.

– Они, наверное, ненавидят всех за то, что их посадили в клетки, папа?

Отец смеялся:

– Нет, Трейси. У них прекрасная жизнь. О них заботятся, их кормят и защищают от врагов. Животные жалостно смотрели на Трейси. Ей так хотелось открыть клетки и выпустить всех.

Я бы не хотела быть запертой, как они, думала девочка.

В 20.45 прозвенел звонок по всей тюрьме. Товарки по камере начали раздеваться. Трейси не двигалась. Лола сказала:

– У тебя 15 минут, чтобы приготовиться ко сну.

Женщины разделись и надели ночные рубашки. Надзирательница с перекисными волосами зашла в камеру. Она даже остановилась, увидев Трейси одетую.

– Давай раздевайся, – приказала она и повернулась к Эрнестине:

– Ты говорила ей?

– Ага. Мы сказали.

Надзирательница, ища слова, повернулась к Трейси:

– Мы ужо найдем способ разделаться со смутьянкой. Ты будешь делать то, что тебе здесь сказали, – или я разобью твою задницу.

Надзирательница ушла. Паулита предостерегла ее:

– Ты лучше слушай ее, детка. Старая Железные Трусы одна из главных сук.

Медленно Трейси поднялась и начала раздеваться, повернувшись к остальным спиной. Она сняла все, кроме трусиков, и натянула через голову грубую ночную рубашку. Она чувствовала на себе глаза женщин.

– У тебя по-настоящему красивое тело, – прокомментировала Паулита.

– Ух, действительно, красивое, – подхватила Лола.

Трейси почувствовала холодок, пробежавший по спине. Эрнестина подошла к Трейси и посмотрела на нее сверху вниз.

– Мы твои друзья. Мы будем заботиться о тебе, – сказала она хрипло.

Трейси отпрянула:

– Оставьте меня. Все. Я… Я не из этого сорта.

Чернокожая захихикала:

– Ты будешь того сорта, какого мы захотим, детка.

– Hay tiempo. Уже много времени.

Свет погас.

Темнота была врагом Трейси. Она села на край койки, вся в напряжении. Она чувствовала, как остальные ожидают удобного случая напасть на нее. Или это только ее воображение? Она была настолько взвинчена, и ей казалось, что отовсюду грозит опасность. Угрожали ли они ей? На самом деле – нет. Они, вероятно, только пытались быть дружелюбными, а она истолковала их заигрывания как зловещие намерения. Она много слышала о гомосексуальных отношениях в тюрьмах, но чаще это было исключением, а не правилом. В тюрьмах не разрешаются такого рода развлечения. Все еще не проходило назойливое сомнение. Она решила, что будет бодрствовать всю ночь. Если одна из них хотя бы двинется в ее сторону, она позовет на помощь. Обязанностью охраны было наблюдать, чтобы ничего не случилось с заключенными. Трейси успокоила себя, что ничего плохого не случится. Она только должна оставаться настороже.

Трейси сидела на уголке койки в темноте, прислушиваясь к каждому звуку. Она слышала, как одна за одной женщины сходили в туалет и вернулись на свои койки. Когда Трейси уже не могла терпеть, она также сходила в туалет. Она попыталась спустить воду, но бачок не работал. Вонь была почти нестерпимой. Она вернулась к своей раскладушке и уселась на нее.

Скоро рассвет, думала она, утром я попрошу устроить мне встречу с начальником. Я расскажу ему о ребенке. Он переведет меня в другую камеру. Тело Трейси было напряжено и стеснено. Она прилегла на койку и через минуту почувствовала, как что-то поползло по шее. Она подавила крик.

Я должна вытерпеть это до утра. Утром все будет хорошо, думала Трейси – только одну минуту.

В три ночи она не могла уже больше лежать с открытыми глазами. Она заснула.

Трейси разбудила рука, зажавшая ей рот, и кто-то хватал ее за грудь. Она попыталась сесть и закричать, но тут увидела, что ночная рубашка и трусики содраны. Руки ползали по ее бедрам, раздвигая ноги в стороны. Трейси яростно боролась, стараясь подняться.