Вячеслав Миронов - Капище Страница 12

Вот и ехали на помощь к своим братьям казаки. Под перестук колес шел неспешный разговор, чувствовалось, что все это обсуждалось не раз, не было особых эмоций, все уже было выплеснуто.

Натруженные руки, с мозолями больше, чем у меня на пятках, пытались рисовать предполагаемые фортификационные сооружения для отпора чеченским бандитам.

И мне хотелось с ними поговорить, сказать, что я свой, что я тоже воевал в Чечне, что знаю, какие среди чеченских бандитов законченные гады. Выпить с ними стопку водку, плюнуть на все эти игры в шпионов и поехать с ними. Все понятно. Вот ров, по ту сторону — враг, по эту — свои братья. Хоть и не занимался я крестьянским трудом, но может, сгожусь на что-нибудь. Там все понятно, все как на войне. Есть свои и чужие и нет серых теней, которые следят за каждым твоим шагом, чтобы воткнуть тебе нож в спину.

А может рискнуть, и поговорить с мужиками. Они тоже могут пригодиться? Опасно.

Во-первых, я могу их «засветить» — будут их потом таскать на беседы в местное Управление ФСБ.

Во-вторых, и это тоже нельзя скидывать со счетов, что среди них есть агент или сотрудник спецслужбы. Тогда я сам положу голову в пасть льву.

Когда ходил курить в тамбур, познакомился со старшим среди казаков. Ездил он по Северному Кавказу, звал на помощь казакам. Черепанов Виталий Витальевич.

Матерый мужичина. С него только портреты казаков да богатырей былинных писать. Рост под метр девяносто, широк в плечах, огромные ручища, перевитые венами, а пальцы, казалось, способны были разогнуть подкову.

Иссине-голубые глаза, шапка рано поседевших кучерявых волос, борода и усы с проседью, широкие крепкие зубы. Красавец. Оказалось, что в прошлом был он был заместителем командира полка. Проходил службу в Германии. Вывели в Союз. Попал под сокращение, хоть пенсия была.

Жена умерла, дочери вышли замуж. Оставил им квартиру в Туле, а сам поехал к матери в Ставропольский край.

Тут и начал он хозяйствовать. Живет с русской женщиной — беженкой из Чечни. Ее сын живет в этой же станице. Виталий вступил в казачье войско. Когда началась чеченская компания, пришел в военкомат, попросился на службу. Не взяли, сказали, что стар уже. А ему было на ту пору всего-то сорок четыре года. Вот и пошел подполковник Черепанов добровольцем с казаками в Чечню.

Воевали, по его словам, в Грозном, в Аргуне, в Веденском районе. Потом пришлось срочно эвакуироваться из Чечни. Очень он сокрушался по поводу подписанного мира-капитуляции.

Я обратил внимание, что у него на плечах погоны были не обычного — общевойскового образца, а с голубыми просветами. Звание — подполковник, на груди — орденские планки: «Орден Красной Звезды», медали «За Отвагу», «За Боевые Заслуги», «За безупречную службу» всех трех степеней, «От благодарного афганского народа», слева — знак «Воина-Интернационалиста», значок парашютиста. Значок старого образца, эмаль на значке потерлась, местами потрескалась. Оказалось, что Черепанов служил в ВДВ, окончил Рязанское училище ВДВ, до этого прошел Афганистан.

Вроде — свой.

Не выдержал я, и рассказал, что тоже воевал. Пара-тройка контрольных вопросов с его стороны. Проверка. Выдержал, все правильно ответил. Только скромно я умолчал о том, чем занимался. Подробности ни к чему.

Попросил его не упоминать при остальных обо мне. Попутно выяснил, что живет он в пяти километрах от чудного местечка под названием «деревня Красново». Со слов Черепанова оказалось, что это вовсе не деревня, а тоже станица.

Стоит на самой границе с Чечней. Немало местный народ хлебнул там лиха от чеченских бандитов. Набеги совершались регулярно. В том числе были и убийства тех хозяев, кто вставал на защиту своего добра. И в плен уводили, и просто народ пропадал.

Подполковник ВДВ запаса отчаянно курил, сплевывал в на пол тамбура, лицо покрылось красными пятнами.

Я внимательно смотрел за выражением его глаз, мимикой, жестикуляцией, дыханием. Пока все выглядело очень убедительно. Или сама удача мне улыбалась или хорошо организованная провокация — спецоперация.

Бывшие коллеги могли при желании полвагона насадить своих сотрудников и их родственников. И все, что я здесь слышал — спектакль, организованный лишь для одного зрителя.

Есть спектакль одного актера, а есть спектакль одного зрителя. И этот красавец-богатырь на самом деле заслуженный артист России, работает в Ставропольском театре юного зрителя, и играет он там двадцать лет одну роль — Ильи Муромца. Все может быть. А может это просто шизофрения, и я до конца уже никому не доверяю, и мне нужно не в Красново, а в краевой психоневрологический диспансер?

И пока я общался с красавцем-богатырем, его коллеги могли элементарно слямзить миллион долларов, подсунуть какую-нибудь гадость в виде пакетика с героином, гранаты или еще чего-нибудь. Сейчас заорут, что украли миллион долларов, начнется всеобщий шмон, и я буду передан в руки блюстителей порядка.

Когда мы вновь вернулись на свои места после выкуренных трех сигарет, я сел на место, потом нырнул в рундук, посмотрел: вроде бы куртку никто не трогал, хлебная крошка лежит на месте. Пощупал подклад, денежные «кирпичины» на месте, достал свою снедь и предложил всем угоститься.

Казаки тоже вновь достали, что бог послал, и непрекращающийся обед продолжился.

Вот только не ел я из предложенного, только свое. Боялся элементарного расстройства желудка и прочего. Могут подсыпать чего-нибудь. Но все было тихо. Поезд мчался вперед, бутылочка ходила по кругу, бурлили вагонные разговоры и никто не кричал «караул». И деньги мои лежали на своем месте. Только вот надо будет проверить на наличие радиозакладок свой багаж и одежду.

И сейчас мужики, что сидели вокруг меня, рассказывали друг другу истории из недавно закончившейся войны. Каждая из них была достойна постановки хорошего кинофильма и американские боевики не могли стоять рядом с ними.

Я заснул. Сквозь полудрему слышал как казаки разговаривали вполголоса, потом угомонились.

Наутро показался Ставрополь. Только встретил он нас нудным моросящим дождиком, да холодным ветром.

Хороший южный город, в таких хорошо жить на пенсии. Тихо, неспешно текла жизнь, что-то галдела вокзальная толпа. Говор у них был особенный. Твердые звуки были смягчены. Хороший город. Для меня слишком тихо, слишком спокойно. Хотя я прекрасно понимаю, что под всей этой видимой спокойствием кипела бурная жизнь.

Казаки выгрузились и пошли гурьбой в автобус, стоявший у вокзала. Старый потрепанный «ПАЗ» стоял с распахнутой дверью. Черепанов командирским голосом поторапливал своих товарищей побыстрее грузиться.

Можно было и проехаться с ними, а там уже до Красново добраться, но зачем мужиков подставлять? Если только они настоящие, а не бутафорские, подставленные мне Конторой. Дай бог, чтобы настоящие, — я, Черепанов, имею на тебя далеко идущие планы. Дай бог!

Мое прибытие сопровождалось большим внимание. Не знаю, что рассказали из Моздока, но здесь, на вокзале, казалось, что дышали мне в затылок. Боялись потерять. Интересно, а опознавателей привезли? Может и Сергуня Толстых здесь рядом трется, тыча в мою сторону пальцем? Эх, Контора, Контора!

Видимо рассказали, что я ушел из-под их наблюдения и сделал неконтролируемый звонок. Наверное, рассказали, что я мастер перевоплощения и кудесник маскировки. Могу как Гудини растворяться в воздухе и проходить сквозь стены.

Поэтому и слышны были шаги сопровождающих, и буравящие спину взгляды грели спину. Эти ребята получили команду не отпускать меня дальше трех метров. И они ее должны были выполнять, если даже им придется приковать себя ко мне цепью.

Вот и автовокзал. Взял билет до станицы Красново. Времени до отправления было еще более трех часов. Я вышел покурить на улицу. Ветер с дождем не прекращался. Плотная ткань куртки не пропускала воду, а американские деньги грели тело. Оказывается, что деньги не только пахнут, но еще и тело греют.

Я стоял у ближайшего фонарного столба и по привычке, приобретенной в Моздоке, читал объявления. Везде то же самое. Сдам квартиру, куплю квартиру, сниму комнату, продам картошку, продам зерно, продам свинью.

Подошли два милиционера, козырнули, попросили показать документы.

Началось. Ну, блин, сейчас начнут досматривать. Спорить и доказывать, что они не имеют права — будет еще хуже. Достал паспорт. Показал билет.

Цель прибытия? Командировка. Не стали уточнять. Козырнули, развернулись ушли.

Когда милиционеры подходили, а подходили они именно ко мне, народу вокруг стояло прилично, но проверили лишь меня, проверили и ушли в здание автовокзала, что-то говоря по радиостанции, а трое молодых людей стали выдвигаться на исходные позиции.

Один вдруг под дождем пошел к фонарному столбу и начал с интересом рассматривать объявления, другой — задрав голову рассматривал что-то на фасаде здания, придерживая рукой кепку, третий просто вышел на дорогу и курил. Этот на тот случай, если я вдруг по тупости рвану с места.