Нацуо Кирино - Гротеск Страница 12

Прочитав в газете эту заметку, я тут же поняла, о какой Кадзуэ речь. Конечно, Кадзуэ Сато — имя совсем не редкое, можно и обознаться, но я была убеждена на все сто. Откуда такая уверенность? Два года назад, когда умерла Юрико, Кадзуэ мне позвонила. Единственный раз.

— Это я. Кадзуэ Сато. Я слышала, крошку Юрико убили.

Я не поддерживала связи с Кадзуэ с университета И вот первое, что я от нее услышала после такого перерыва.

— Я в шоке!

Я тоже была в шоке, но не из-за того, что произошло с Юрико, и не из-за неожиданного звонка Кадзуэ, свалившейся как снег на голову, а потому, что услышала на другом конце смех — тихий, похожий на жужжание пчелы. Кадзуэ смеялась. Может быть, хотела, чтобы ее голос звучал приветливей, сердечней. Но я чувствовала, как ее смех пульсирует в моей руке, сжимавшей телефонную трубку. Помните, я говорила, что смерть Юрико не стала для меня таким уж сильным потрясением? Но в тот момент, именно в тот момент, у меня похолодела спина.

— Что здесь смешного?

— Да это я так, — небрежно бросила Кадзуэ. — Переживаешь, наверное?

— Я бы не сказала.

— Ага! — понимающе проговорила Кадзуэ. — Вы же не очень ладили. Со стороны и не поймешь, что вы сестры, хотя я-то сразу догадалась.

— Чего ты звонишь? — оборвала я ее.

— Попробуй догадайся.

— Я слышала, ты в строительную фирму устроилась.

— А если я скажу, что мы с Юрико работали по одной линии, удивишься?

В ее голосе звучало даже какое-то торжество. Я чуть не лишилась дара речи. В моем представлении жизнь, которую вела Кадзуэ, уж никак не ассоциировалась с такими словами, как «мужчина», «проституция», «секс». Я слышала, что она работает в солидной фирме, делает карьеру. Не дождавшись ответа, Кадзуэ положила трубку со словами:

— Так что мне надо быть настороже.

Какое-то время я стояла, опустив голову и глядя на телефон, и никак не могла понять, с кем только что разговаривала: с Кадзуэ или с кем-то иным, кто лишь выдавал себя за нее? Кадзуэ, которую я знала, не имела привычки говорить загадками. Всегда вещала с заносчивой безапелляционностью, нервно посматривая на собеседника, будто боялась дать промашку. Стоило переключиться на учебу, и Кадзуэ тут же задирала нос, но когда заговаривали о модах, ресторанах, о том, кто с кем встречается, от ее самоуверенности не оставалось и следа — она сразу тушевалась. Вот какой она была. Это несоответствие казалось таким резким, что мне даже было жаль Кадзуэ. Если с тех пор она стала другой, значит, научилась как-то иначе сражаться с этой жизнью.

Вы ведь об этом хотите услышать? Хорошо, вернемся к Кадзуэ и Юрико. Извините, что все время перевожу рассказ на себя. Наверное, утомила вас своей болтовней. Конечно, про Кадзуэ и Юрико вам интереснее слушать.

Но позвольте спросить: откуда весь этот интерес? Хотя я уже задавала этот вопрос. Никак не моху понять, почему это вас так привлекает. Может, потому, что в убийствах обвинили китайца — его звали Чжан, — который жил в Японии нелегально? Или из-за слухов, что обвинили вообще не того?

Хотите сказать, Кадзуэ, Юрико и этого Чжана захлестнула темная страсть? Не думаю. Но наверняка и Кадзуэ, и Юрико получали удовольствие от своей работы. Да и Чжан тоже. Нет, я не говорю, что убивать было для него наслаждением. Ведь я даже не знаю, убийца он или нет. Не знаю и знать не хочу.

Вполне возможно, что у него были отношения и с той и с другой. Он вроде бы сказал, что покупал их почти даром — всего за две-три тысячи. Значит, их с ним что-то связывало. В противном случае чего бы им продавать себя по дешевке? А может, это такой способ борьбы за существование? Я уже упоминала об этом, когда говорила о Кадзуэ. Но мне такие методы не по зубам.

За годы, что я проучилась вместе с Кадзуэ Сато (три — в школе и четыре — в университете), в нашей семье произошли огромные перемены. В первый мой год в новой школе, как раз перед летними каникулами, в Швейцарии покончила с собой мать. Я уже показывала вам ее письмо. В свое время я еще расскажу о ней.

С Кадзуэ случилось то же самое — когда она училась в университете, у нее скоропостижно умер отец. Как это произошло, не знаю — мы тогда еще близко не познакомились. Вроде у него в ванной случился инсульт. Так что мы с ней были похожи: и по ситуации в семье, и по тому, как держали себя в классе, как к нам относились одноклассники.

А они нас избегали. Уж если об этом зашла речь, возьму на себя смелость сказать: пожалуй, как никого в нашем классе. Вполне естественно, что мы с Кадзуэ потянулись друг к другу.

Вместе мы сдали экзамены в школу высшей ступени — женскую школу Q. Известно, какой большой туда конкурс. Кадзуэ, должно быть, занималась изо всех сил в муниципальной школе, чтобы поступить. Я тоже — к счастью или несчастью — как-то просочилась сквозь это сито. Вообще-то я стремилась попасть в эту пафосную школу, чтобы утереть нос Юрико, а не потому, что как-то зациклилась на ней. Да я уже об этом говорила. Кадзуэ — совсем другое дело. Она нацелилась на школу Q. еще с младших классов и, как потом сама мне говорила, училась как каторжная, чтобы добиться своего.

Система Q. выстроена от начальной школы до университета. Попал в обойму — можешь подниматься по ступенькам, как на эскалаторе. В начальные классы набирают всего восемьдесят мальчишек и девчонок. Учатся вместе. В среднюю школу принимают еще столько же. В школе высшей ступени[9] уже вводится раздельное обучение, и число учащихся снова увеличивается вдвое. То есть из ста шестидесяти девчонок половину составляют те, кто начал учиться в этой системе со школы высшей ступени.

Что касается университета, туда, конечно, принимают студентов со всей Японии. Среди выпускников университета Q. столько известных людей, что не сосчитать. «Фирма» знаменитая, от одного ее упоминания престарелые дедовы дружки приходили в восторг. Туда не берут всех без разбора. Поэтому у тех, кто в ней учится, рано или поздно возникает ощущение избранности, принадлежности к элите. И чем раньше человек попадает в систему, тем сильнее это чувство.

Именно поэтому состоятельные люди старались пристроить своих детей в систему Q. с первого класса. Мне доводилось слышать краем уха, что из-за этого поднимается настоящая истерика. Хотя я мало понимаю в таких делах, ведь у меня детей нет, живу сама по себе.

Хотела бы я устроить туда же своих воображаемых детей? Думала ли я об этом? Никогда. Мои дети просто плавают в воображаемом море. Лазурно-голубая вода, как на картинке из учебника, песочек на дне, скалы. Простой и понятный мир, чьи обитатели борются за существование по «закону джунглей» и существуют только ради произведения потомства.

Поселившись у деда, я ударилась в мечтания: представляла, какая жизнь пойдет у меня в этой замечательной школе. Фантазия разыгралась, я, как уже рассказывала, с удовольствием рисовала в уме одну картину за другой. Запишусь в клубы и секции, заведу новых друзей… Буду жить нормально, как нормальные люди. Однако реальность обратила мои мечты в прах. И все из-за того, что в школе все делились на группы. Просто так невозможно было ни с кем подружиться. Даже в клубах существовало четкое разделение на «основных» и «боковых». Причина заключалась в том самом ощущении принадлежности к категории избранных.

Сейчас, в моем возрасте, это для меня очевидно. По ночам, лежа в постели, я часто думаю о том времени и о Кадзуэ — и вдруг, вспоминая что-то, хлопаю себя по колену: «Ага! Вот как было!» Расскажу поподробнее о своей школьной жизни. Уж не взыщите, что займу ваше время.

Торжественный день — посвящение новеньких. Помню толпу обалдевших учениц, застывших как изваяния в главной аудитории, где проходила церемония. Они четко делились на две части: тех, кто перешел в школу высшей ступени, поднявшись из глубин системы Q., и новичков со стороны. Их можно было легко отличить. По длине форменных юбок.

У всех поступивших в школу после экзаменов юбки были как положено по правилам — до колена. Что касается другой половины — девчонок, учившихся в Q. с начальных или средних классов, — то они как одна нарядились в едва прикрывавшие бедра мини. Хотя, им, конечно, далеко до нынешних совсем уж сомнительных нарядов. В общем, юбки были в самый раз и прекрасно смотрелись вместе с симпатичными темно-синими гольфами на длинных стройных ногах. У девчонок были каштановые волосы; в ушах поблескивали маленькие золотые сережки. Все подобрано со вкусом — заколки для волос, шарфики, сумочки… Одеты в фирменные вещи, которых мне раньше близко видеть не доводилось. На фоне всего этого шика вновь прибывшие смотрелись бледно.

Не знаю, как сейчас, но тогда школьная форма представляла собой прямую юбку из шотландки в темно-синюю и зеленую полоску и темно-синий жакет. Многие о такой мечтали. Я к нарядам безразлична, поэтому мне было все равно. Есть форма — и на том спасибо. Хотя среди вновь принятых наверняка были и такие, кто жаждал нацепить на себя форму школы Q., чтобы целиком отдаваться учебе. И вот, потратив столько усилий и добившись цели, они столкнулись с таким откровенным разделением на две категории, и, конечно же, это поразило новеньких.