Эрик Ластбадер - Плавучий город Страница 12

Бэй уже несколько секунд находилась под водой. Но Николас, сам умевший надолго задерживать дыхание, не очень беспокоился. К тому же ничто не говорило ему, что девушке угрожает опасность. Наконец она вынырнула на поверхность и сказала:

— Путь свободен. Пойдемте.

Какое-то время они плыли под водой, потом Бэй отодвинула небольшую дверцу и скользнула внутрь подводной камеры, затем схватилась за металлическое кольцо другой двери и открыла ее. Они начали подниматься и вскоре вынырнули на поверхность. Воздух был затхлым, но они все-таки вздохнули с облегчением.

Бэй достала карманный фонарь, луч света скользнул по тоннелю и осветил какой-то предмет, похожий на череп, затем задержался на блестящей нити, которая была похожа на паутинку.

— Вот она где, — прошептала девушка. — Мина-ловушка!

— Возможно, тут есть и другая, — предупредил ее Николас.

Бэй кивнула головой и провела пальцами по стенам тоннеля. Луч света сфокусировался на каком-то предмете.

— Осколочная граната, — шепнула Бэй. — Если взрыватель сработает, то шрапнелью во взрывном устройстве вам оторвет ноги.

Бэй показала ему, как не задеть закопанные в земле взрыватели, и они потихоньку двинулись вперед, держась середины прохода. Луч ее фонаря высветил остатки скелета крупной собаки. Ее кости были давным-давно обглоданы мелкими животными, которые обитали в тоннелях. Николас понял, что именно этот череп он видел, когда они попали в подземелье.

— Это останки восточно-европейской овчарки, — сказала ему девушка, когда они проходили мимо груды костей. — Американцы использовали собак, чтобы отыскивать входы в тоннели. Но им это не удавалось. Для того, чтобы сбить собак со следа, партизаны использовали перец и надевали на себя форму, снятую с убитых американских солдат, даже мылись американским мылом. Многие овчарки подорвались здесь на минах и в конце концов их перестали использовать.

Она повела Николаса по крутой лестнице, которая была сделана из утрамбованной глины и гнилой древесины. Пахло чем-то приторно-сладким, и этот запах все усиливался по мере подъема. В одном месте Бэй задержалась, повернулась к своему спутнику и тихо сказала:

— Нынешние власти почти ничего не знают об этом лабиринте. Считается, что американские бомбы полностью уничтожили большую часть сети тоннелей, но это не так. Тоннели, которые были на нижнем уровне и находились под спрессованной землей и известняком, не пострадали. Мы сейчас по ним и идем.

Беглецы с интересом рассматривали подземный город. Повсюду, куда попадал луч фонаря, были видны человеческие останки; судя по положению скелетов, Николас понял, что люди погибли не в открытом бою — их убивали во время отдыха, приготовления пищи или сна.

— Мы спасены! — переводя дыхание, сказала наконец Бэй. — Ни полиция, ни армия никогда сюда не сунутся, даже если уверены, что мы здесь.

— Почему?

— Они знают, что в этом лабиринте мы можем прятаться месяцами и они не смогут напасть на наш след. Вы же видели: здесь полно мин-ловушек. И боевых снарядов тоже.

— Но в тоннели они могут пустить слезоточивый газ.

— Нет. Известно, что тоннели разделены перегородками и подземными дверями, они-то и не дадут распространиться газу по всему подземелью.

Бэй направила на Николаса луч фонаря и, склонившись, сняла с его ног несколько пиявок.

— Вы можете снять мокрую одежду, не стесняйтесь!

Когда он разделся, девушка оглядела его с подчеркнутым безразличием врача.

— У вас красивое тело — тело атлета. Мускулы длинные и лишены жира, как у пловца. — На лице ее появилось озадаченное выражение. — Не думаю, чтобы вы были темным дельцом или занимались шпионажем в чьих-либо интересах. Ну вот, я заглянула под вашу маску, Чы Гото. Теперь я знаю, кто вы на самом деле. И поскольку вы лишены предрассудков, я позволю себе тоже раздеться.

Взглянув на ее обнаженную фигуру, Николас решил, что ей не больше двадцати лет. Она была хорошо сложена, но нижнюю часть ее спины и верх ягодиц крест-накрест пересекали шрамы.

— Откуда это? — спросил Николас, легонько коснувшись рубцов. — И заметив, что девушка смутилась, сделал предостерегающий жест:

— Если вам неприятно об этом вспоминать, не рассказывайте.

Она тихо выдохнула:

— Это было проявление... не знаю, как это назвать...

— Жестокости?

— Страсти.

Николас на мгновение задумался, потом спросил:

— Это было сделано намеренно?

— Да. Любовником. Вы меня осуждаете, Чы Гото?

— Пожалуй, нет. Вы очень убедительно изображали мужчину. Теперь я вижу, что вы настоящая женщина, и могу восхищаться вами.

На лице Бэй снова появилась улыбка, глаза же оставались печальными. Заглянув в них, Николас понял, что многое в жизни эта девушка узнала слишком рано и далеко не с лучшей стороны.

— Вы сами позволили своему любовнику истязать вас? — спросил он.

— Если я отвечу «да», вы меня не поймете Но боль эта доказала мне тогда, что я действительно существую, что еще жива...

Ответ Бэй поразил Николаса. Девушке едва исполнилось двадцать, а она уже нуждалась в столь ужасных средствах, чтобы чувствовать себя живым человеком, способным любить и помнить... На его глазах чуть было не выступили слезы, но он усилием воли сдержал их, так как знал, что любое проявление жалости приведет ее в ярость.

Они просушили одежду на каком-то странном приспособлении, похожем на плиту, на котором много лет назад вьетконговцы готовили пищу. Сложная система дымоходов выводила дым на поверхность далеко от того места, где находились тоннели. Материал для растопки и дрова были в изобилии, и, к счастью, зажигалка Бэй не испортилась оттого, что побывала в воде.

Они долго сидели на корточках нагишом в темноте, наконец Николас спросил.

— Почему ты привела меня именно сюда?

— Это место находится на полпути.

— Между чем и чем?

— Между Сайгоном и местом... о котором тебе не обязательно знать. Абраманов поставил условие: встреча должна состояться именно здесь.

— Это и есть тот самый человек, который работал на Винсента Тиня и тайно сконструировал компьютер на основе украденной микросхемы нейронной сети?

Бэй пошевелила горящие дрова обуглившейся палкой и ответила:

— Абраманов — единственный человек в радиусе пяти тысяч миль, который мог бы это сделать.

Николас внимательно посмотрел на девушку:

— Ты что-то темнишь. Это действительно сделал Абраманов, да или нет?

Она ответила спокойно, но таким тоном, как будто он подлег к ней раскаленные щипцы.

— Не спрашивайте меня, пожалуйста.

— Но почему?

Бэй закрыла глаза, и ему показалось, что она плачет.

— Я хочу вам все рассказать, но знаю, что вы мне не поверите, — проговорила она и вытерла глаза тыльной стороной руки.

— Попробуй.

Девушка снова язвительно улыбнулась:

— Но вы мне по-прежнему не доверяете. Однажды моя мать сказала, что самая большая ошибка, которую может совершить человек, — это сообщить кому-нибудь то, чего он не хочет слышать.

— Я выслушаю все, что бы ты мне ни рассказала.

Девушка встала, юркнула куда-то в темноту и вскоре возвратилась назад с американской каской, наполненной водой, поставила каску на плиту и, усевшись на корточки, продолжила:

— Ваш друг Винсент Тинь часто приходил сюда.

— Он никогда не был моим другом, и, мне кажется, тебе это хорошо известно.

— Возможно наверное, поэтому вы его плохо знали. — Бэй взглянула на каску — вода в ней еще не закипела. — Именно здесь он встречался с Абрамановым... и с другими людьми, с которыми вел дела, и чувствовал себя в полной безопасности. Это был странный человек. Я так и не смогла понять, что им движет. Винсент не знал ни кто его родители, ни где он родился. Вырос он на улицах Сайгона и дважды чуть не погиб: один раз ребенком, когда попал в руки местного гангстера, другой — во время войны под артобстрелом. По правде говоря, не знаю, кого он ненавидел больше, гангстеров или американцев, которые варварски уничтожали наш народ. А ненавидеть он умел, отдавался этому чувству со всей страстью души...

— Тинь брал тебя сюда с собой? — спросил Николас девушку, когда она сняла с плиты каску Он догадался, что именно Винсент был ее любовником, иначе бы этот скрытный человек не рассказал Бэй о своем происхождении и о своей ненависти.

— Да, часто. Он обожал заниматься сексом здесь. И был превосходным любовником.

— А тебе здесь нравилось?

— Место не имело значения.

— Даже такое... экзотическое?

— Даже такое... Я везде была рада его видеть.

Они выпили кипятка, и Николас, поколебавшись, спросил.

— А кроме секса, между вами ничего не было? Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Конечно, понимаю. Я его возбуждала, но это не все. Когда мы встречались, он становился совсем другим, словно был пьян или под воздействием наркотиков. Обычно он носил маску человека, который познал в жизни все: одиночество, нищету, страх, несправедливость, а со мной становился добрым, открытым, и, я бы сказала, беззащитным. Я имела над ним абсолютную власть и от этого была очень счастлива!