Мариша Пессл - Ночное кино Страница 13

Он потряс головой и сигаретой указал на конверт в моей руке:

– До этого – нет.

– А почему ты думаешь, что это она послала?

– Почерк ее. И обратный адрес – это где… – Он дернул плечом. – Я решил, она мне мозг компостирует. Влез туда вчера – думал, там послание какое или знак. Ничего не нашел.

Я помахал обезьяной:

– А это что значит?

– Впервые вижу. Я же сказал. – Он затушил сигарету.

– И никаких соображений, почему она это прислала?

Он испепелил меня взглядом:

– Я типа надеялся, что соображения есть у тебя. Ты же тут журналист.

Плюшевую игрушку облепила красная грязь – на западе ее полно, в Юте уж точно; возможно, игрушка принадлежала кому-то из ребят в лагере – не исключено, что самому Хопперу. Впрочем, этот в утешение скорее будет таскать с собой потрепанный томик «На дороге».

Однако это полезно – это окно в натуру Александры. Ненадолго она проступила отчетливо, обернулась яростным ангелом возмездия, личностью, которая вполне могла играть музыку так, как Александра ее играла. Непонятно, зачем в день смерти она отправила Хопперу обезьяну – если, конечно, обезьяну отправила она.

Хоппер, похоже, впал в раздражение, развалился на диване, скрестив руки, и поблекшая белая футболка – с надписью «ЗНАМЕНИТОЕ МОРОЖЕНОЕ ГИФФОРДА» – вся вокруг него перекрутилась. Он напоминал мне одного малолетнего автостопщика в Эль-Пасо – на заре мы вдвоем сидели за стойкой в пустующей забегаловке. Разговорились, обменялись историями, он попрощался, уехал на цистерне «Бритиш Петролеум». Я встал, собрался расплатиться и обнаружил, что он слямзил мой бумажник. Никогда не доверяй харизматичным бродягам.

– Может, в ней что-нибудь есть, – сказал я, перевернув обезьяну. Перочинным ножиком взрезал ей спину. Вытащил набивку, пожелтевшую и заскорузлую, пощупал внутри. Ничего.

И тут заметил, что у меня гудит телефон: код 407.

– Алло?

– Можно, пожалуйста, поговорить с мистером Скоттом Макгрэтом?

Женский голос, четкий и мелодичный.

– Это я.

– Это Нора Халлидей. Из гардероба. Я на углу Сорок пятой и Одиннадцатой авеню. Кафе «Помпон». Можете приехать? Надо поговорить.

– Сорок пятая и Одиннадцатая. Через пятнадцать минут буду.

– Хорошо. – И она повесила трубку.

Я потряс головой и встал.

– Это кто был? – спросил Хоппер.

– Гардеробщица. Последняя, кто видел Александру в живых. Вчера чуть не сдала меня в полицию. А сегодня хочет поговорить. Мне пора. Я пока заберу обезьяну.

– Да нет, не стоит. – Опасливо на меня покосившись, он забрал игрушку, сунул в конверт и унес в спальню.

– Спасибо, что уделил мне время! – крикнул я через плечо. – Я позвоню, если что узнаю.

Но Хоппер уже выскользнул следом за мной из квартиры, на ходу влезая в серое пальто.

– Круто, – сказал он. Запер дверь и зашагал по лестнице.

– Ты куда это?

– Сорок пятая и Одиннадцатая. Надо с гардеробщицей потрындеть.

Его шаги эхом разносились в лестничном колодце. Я проклинал себя за то, что проговорился, куда иду. Я всегда работаю один.

Но с другой стороны – и я тоже зашагал по лестнице, – может, разок объединиться с ним и не помешает. Есть квантовая механика, есть теория струн, а есть самый заумный фронтир природы – женщины. И по моему опыту работы в этой тернистой области знаний – я десятилетиями экспериментировал методом проб и ошибок, выкинул на помойку многие годы ложных результатов (Синтия) и постиг, что, как ни прискорбно, никогда не буду ведущим специалистом, останусь одним из множества середнячков, – женщин описывает лишь одна достоверно вычисленная константа: вблизи таких, как Хоппер, айсберги растекаются лужицами.

– Ладно! – заорал я. – Но разговаривать предоставь мне.

Кафе «Помпон» оказалось классической забегаловкой, узкой, как железнодорожный вагон.

Нора Халлидей сидела в глубине, под фотопейзажем Манхэттена во всю стену. Низко-низко сползла по сиденью, вытянув тощие ноги. И в кабинке она не просто сидела. Она как будто уплатила за первый и последний месяц аренды, плюс внесла депозит, плюс выложила непомерную сумму за услуги риелтора, подписала договор и в этой кабинке поселилась.

Под боком у нее стояли две гигантские сумищи из магазина «Дуэйн Рид», с другой стороны ее подпирали бумажный пакет из «Цельных продуктов» и большая сумка серой кожи, расстегнутая и раззявленная, точно освежеванная рифовая акула, а внутри виднелось все, что акула сожрала с утра: «Вог», зеленый свитер на вязальных спицах, кроссовка, белые наушники «Эппл», обмотавшие не айпод, а «уокмен». Хорошо, что не граммофон.

Нора не заметила, как мы вошли, потому что, не открывая глаз, бубнила себе под нос – по всему судя, зубрила кусок закрашенного маркером текста из пьесы в книжке. В тарелке перед ней, точно плавучий дом по Миссисипи, дрейфовал в луже сиропа недоеденный гренок.

Нора взглянула на меня, затем на Хоппера. И – вероятно, от электрического удара его пригожести – рывком села прямо.

– Это Хоппер, – пояснил я. – Он к нам присоединится. Если вы не против.

Не произнеся ни слова, Хоппер сел в кабинку против Норы.

Костюмчик на ней был странный: «вареные» джинсы прямиком из кино восьмидесятых, пушистый свитер, такой розовый, что жгло глаза, черные шерстяные перчатки без пальцев и синюшно-багровая помада. На сей раз она распустила светлые волосы и расчесала на прямой пробор – на удивление длинные, они свисали до локтей и тончали на кончиках.

– Так вы актриса? – спросил я, садясь рядом с Хоппером.

Она улыбнулась и кивнула.

– А играла где? – осведомился Хоппер.

Глаза ее скользнули по нему в растерянности и вернулись ко мне. Даже я понимал, что актеру едва ли можно задать вопрос грубее.

– Нигде. Пока. Я актриса всего пятую неделю. С тех пор, как сюда приехала.

– Откуда вы? – спросил я.

– Сент-Клауд. Это под Наркуси.

Мне оставалось лишь кивнуть: я представления не имел, где находится это Наркуси. По названию судя – индейская резервация и казино, где играют в кости и любуются, как двойники Кристал Гейл поют «И от этого грустны мои карие глаза»[18]. Однако Нора бесстыдно улыбнулась, закрыла книжку и погладила обложку, точно Святую Библию, хотя то был «Гленгарри Глен Росс» Дэвида Мэмета[19].

– Простите, что нагрубила вчера, – сказала мне Нора.

– Принято.

Слегка нахмурившись, она чопорно обмахнула руками столешницу, сбросив на пол хлебные крошки. Затем открыла пакет из «Цельных продуктов» и заглянула внутрь, словно там таилось что-то живое. Обеими руками осторожно извлекла большой красно-черный ком, положила на стол и подтолкнула ко мне.

Я его мигом узнал.

Женское пальто. На миг кафе и все вокруг растворилось во мгле. Осталась только эта тряпка, яростно красная, и она пялилась на меня в упор. Походила на маскарадный костюм, вычурный, с намеком на русские мотивы – красная шерсть, черная овчина обшлагов, черный кант на груди.

В этом пальто была женщина, которую я видел на водохранилище в Центральном парке несколько недель назад.

Мокрые темные волосы, тяжкая поступь, фигура вспыхивает под фонарем и гаснет в темноте, пальто горит сигнальной ракетой, предупреждает… о чем? В игрушки она со мной играла? Как она умудрилась так быстро очутиться в метро – это же никакой логикой не объяснить? Очень странная вышла история; вернувшись в ту ночь домой, я, зараженный этой странностью, не мог уснуть. Не раз и не два вылезал из постели, отдергивал шторы, почти ожидая увидеть ее внизу: тонкий силуэт – красным надрезом в асфальте, лицо запрокинуто, и на меня жестко взирают черные глаза. Я всерьез раздумывал, не лишился ли рассудка, спрашивал себя, не настало ли оно, – некондиционные последние годы наконец довели меня до развода с реальностью, а теперь шлюзы открылись, начинается нашествие бесчисленных адских тварей. Которые выползут из моей башки в открытый мир.

Но алой прорехи на тротуаре не было. Улица и ночь пребывали безупречны и бездвижны.

Я даже стал забывать этот эпизод – а теперь вспомнил.

То была Александра Кордова.

Это открытие пугало, а за ним мигом накатила паранойя: что-то не так, в том числе с этой неловкой гардеробщицей. Наверняка подстава; наверняка гардеробщица замешана. Но девчонка лишь невинно мне улыбалась. А вот Хоппер, видимо, заметил, какое у меня лицо – совершенно ошеломленное, – и подозрительно щурился.

– Это что? – спросил он, кивнув на пальто.

– Пальто Александры, – ответила Нора. – Она в нем пришла в ресторан. – Нора взяла вилку и нож, надрезала гренок. – Отдала мне. Когда полиция пришла расспрашивать, я отдала им черное пальто из забытых вещей, сказала, что Александра была в нем. Если б узнали, что я соврала, сказала бы, что перепутала номерки. Но они больше не приходили.