Лоран Ботти - Проклятый город. Однажды случится ужасное... Страница 13

— Что вас побуждает убивать ваших персонажей?

— Даже не знаю… думаю, те самые причины, которые заставляют других смотреть «Молчание ягнят» или читать Агату Кристи… Это то, что Питер Джеймс называл «некой склонностью к смерти»… и это, в принципе, в той или иной мере присутствует у всех, не правда ли?

— Кто или что вас вдохновляет?

— На этот вопрос я, к сожалению, не смогу ничего ответить, поскольку я не контролирую процесс…

Или еще:

— Пишут не тогда, когда хотят, а когда чувствуют неодолимую потребность…

У Одри сохранялось все то же впечатление, что Ле Гаррек произвел на нее утром в кафе: он был двойственным существом, солнечным и сумеречным, простым и сложным, доступным и отдаленным. Человек, открытый первому встречному и в то же время словно окутанный туманом.

Туманом…

Одри непроизвольно повернулась к окну. Туман понемногу рассеялся, и сейчас лицей «Сент-Экзюпери» предстал перед ней во всем своем средневековом обаянии. Она сама раньше не наблюдала такое явление, но слышала о нем: с началом осени туман образовывался ночью, понемногу рассеиваясь к середине дня, и лишь к зиме окончательно устанавливал свою власть над побежденным городом.

До нее донесся шорох крыльев: огромный ворон слетел с дерева и с хриплым карканьем полетел прочь. Одри рассеянно проследила за ним глазами — ворон какое-то время кружил возле окна директорского кабинета, прежде чем скрыться из виду. Одри вспомнила истории о птицах-почтальонах и невольно подумала о том, что ворон докладывал Антуану о том, как идут дела в лицее. Ее позабавила эта мысль, она была до смешного «гаррипоттеровской» — но тут же, по ассоциации, Одри подумала о своем сыне и уже больше не слышала ни вопросов, ни ответов. Давид восхищался персонажами «ГП», и даже если он был еще слишком мал, чтобы уловить всю сложность хогвартских интриг, первые тома приключений юного волшебника, прочитанные с экрана монитора, его очаровали. Гарри Поттер сделался виртуальным членом семьи. Одри пришлось с этим смириться. Но когда бывший муж забирал Давида, и она оставалась одна — двенадцать дней из четырнадцати, — одно лишь имя Гарри Поттера, вид книги или киноафиши, а также новости из жизни автора тут же напоминали ей о разводе, одиночестве, страхе перед будущим.

Звонкий голосок у нее за спиной прервал ее размышления.

— Я прочитала ваш первый роман, который вы подписали псевдонимом… очевидно, тот самый, который вы печатали на новеньком компьютере. (Смех в зале.) Он сильно отличается от «Голубой лилии»… он гораздо более мрачный. Он меня даже напугал. Очень напугал. Я никогда бы не сказала, что его написал тот же самый автор…

Одри показалось, что она узнала голос. Обернувшись, она убедилась, что права: это была Опаль Камерлен.

Каждый год в каждом классе преподавателю встречаются ученики, которых он запоминает с первого же урока, тогда как порой на различение лиц и фамилий требуется несколько месяцев. И дело здесь не столько в физической привлекательности, сколько во внутренней силе, составляющей основу личности.

Опаль Камерлен, без сомнения, была частью этой «элиты» — тех, кто был отмечен печатью внутреннего света. У нее были ярко-рыжие волосы и, как нередко бывает в таких случаях, зеленые глаза, а также густые ресницы и пухлый красиво очерченный рот. Но вместе с тем в ней ощущалось нечто суровое и непреклонное, и серьезное выражение ее лица составляло разительный контраст с детским очарованием и россыпью веснушек на щеках.

Одри перевела взгляд на Николя Ле Гаррека. Его лицо изменилось, это было хорошо заметно в резковатом свете ламп, горевших над сценой: оно застыло, словно на него мгновенно набросили маску. Одри поняла, что слова Опаль — скорее утверждение, чем вопрос, — вывели его из равновесия. «Я прочитала ваш первый роман… Он меня напугал… Я никогда бы не сказала, что его написал тот же самый автор…»

Воцарилась тишина.

Потом раздался крик.

Он был коротким и страшным: полный ужаса, леденящий кровь, он разнесся по всему залу, заставив и учеников, и учителей вздрогнуть.

Одри, как и все остальные, на мгновение окаменела. Затем Мартина Руве, сидевшая рядом с ней, вскочила как испуганная газель.

Немного придя в себя, обе женщины стали оглядываться, чтобы выяснить, кто кричал. Взгляд Одри спонтанно устремился в глубину зала — по опыту ей было известно, что проблемы в помещениях вроде актового зала иногда возникают из-за неожиданных возгораний. Но ничего не горело. Она окинула взглядом ряды учеников, заметив среди них Манделя — верзилу из пятого класса. Он со своей обычной наглостью в упор смотрел на нее, но Одри поняла, что на сей раз он ни при чем.

Она снова повернулась и встретилась взглядом с Николя Ле Гарреком — по крайней мере, вначале ей показалось, что он смотрит на нее, но потом она увидела, что его взгляд устремлен в последние ряды зала.

Проследив за его взглядом, Одри увидела сидевшего недалеко от Манделя Бастиана Моро — единственного ученика, который смотрел не на нее, а…

…в стену?

Да, он устремил взор в стену, и вид у него был абсолютно потрясенный.

Одри почти бегом приблизилась к нему, тогда как мадам Руве по-прежнему стояла на месте, — это был ученик из пятого класса, который вела Одри, где также учились Мандель и Опаль Камерлен.

Когда она оказалась рядом с Бастианом, тот повернул голову и взглянул на нее совершенно пустыми глазами — на мгновение Одри даже отшатнулась.

— Бастиан, что случилось?

Мальчик заметил Одри, и глаза его расширились так, словно он увидел перед собой самого дьявола во плоти. Она услышала, как у нее за спиной зазвонил чей-то мобильный телефон, но оставила это без внимания.

— Бастиан?.. — осторожно произнесла она, слегка дотрагиваясь до плеча мальчика, чтобы не испугать.

— Здесь была… дама… — прошептал он.

Одри недоуменно оглянулась.

— Дама?..

Мальчик снова повернул голову к стене. Вокруг послышались смешки, все более громкие. Бастиан Моро, который и без того успел заслужить репутацию «странного», теперь, кажется, окончательно спятил. Ну и ну. Здорово!

— Замолчите! — приказала Одри, резко обернувшись.

Снова воцарилась тишина. Одри повернулась к Бастиану и увидела, что он недоуменно моргает, словно только что проснулся.

— Все в порядке? — мягко спросила она.

Мальчик посмотрел по сторонам, потом поднял глаза на учительницу. Он выглядел все более смущенным и растерянным, по мере того как к нему оборачивалось все больше насмешливых, любопытных и возбужденных лиц. Он протер глаза, провел рукой по волосам, чихнул.

— Да… все в порядке. Извините. Кажется, мне приснился кошмар.

Эти слова вызвали общее веселье.

— Оба-на! — громко произнес Мандель за спиной Одри.

Она обернулась.

— Мандель, если я услышу от тебя еще хоть один звук, пойдешь к директору!

В зале усилился гул, и в нем слышалось явное недовольство. Если бы Одри располагала временем, она бы поставила Манделя на место, но у нее были более неотложные дела — Бастиан Моро, Николя Ле Гаррек и сотня учеников, ждущих от нее каких-то действий…

Она переключила все внимание на Бастиана, стараясь ничем не выдать своего волнения. В конце концов, за время своей учительской карьеры она сталкивалась и с другими, далеко не самыми простыми ситуациями: приступ эпилепсии, массовая драка в классе… но, правда, еще ни разу не видела, чтобы кто-то из учеников погрузился в такое глубокое состояние оцепенения. И никто при ней не кричал во весь голос от кошмарных видений…

— Приснился? — переспросила она. — Ты уверен, что это был сон?

Бастиан кивнул — слишком поспешно, словно говоря: да-да, не беспокойтесь… Точнее, умоляя: не спрашивайте больше ни о чем… забудьте обо мне… продолжайте. Одри пристально смотрела на него, лихорадочно размышляя, что именно предпринять: отправить его к школьному врачу? или продолжать встречу с Ле Гарреком, словно бы ничего не произошло?

Но тут оказалось, что писатель уже стоит у нее за спиной.

— Простите…

Одри удивленно взглянула на него — она совершенно не ожидала, что он вмешается.

— Можно вас на секунду? — вполголоса произнес он.

И, не ожидая ответа, направился в угол зала. Одри последовала за Ле Гарреком.

— Мне жаль, — заговорил он, — но я не могу больше оставаться…

— Это из-за того, что сейчас произошло?

— Нет-нет… совсем не из-за этого.

Он замолчал. Одри догадалась, что он не хочет посвящать ее в свои личные дела, — очевидно, здесь тоже сыграло роль его постоянное пристрастие к тайнам.

— Это из-за моей матери, — произнес он странно спокойным голосом. — Мне только что сообщили, что она умерла. Я должен идти.

Глава 6