Нил Стивенсон - Зодиак Страница 13

Том не любил «сухих» костюмов, но спорить не стал. Перед тем как он его надел, мы постарались обезопасить те участки кожи, которые окажутся слишком уж близко к швам или местам возможной протечки «доспеха». Силиконовый уплотнитель «Жидкая кожа» словно бы создан для этой цели. Намажетесь им, и уже наполовину защищены. Поверх надевается костюм. С собой я дал Тому мерную ленту, блокнот подводника и восьмимиллиметровую камеру для подводной съемки.

— И еще одно. Что выходит из этой плевалки?

— Поразительные веши. Завод выпускает пигменты и краски. Поэтому в выбросе скорее всего есть растворители. И металлы. И множество очень и очень странных фталатов и гидразинов.

— И что это значит?

— Лучше там ничего не пить. Когда закончишь, поплавай подальше от берега, там вода чище.

— От этого дерьма мне всегда не по себе.

— Взгляни с другой стороны. Множество токсинов проникает в организм через легкие, но в баллонах у тебя запас чистого воздуха. Еще больше — через кожу, но в трубе-диффузоре не хватит растворителей, чтобы расплавить костюм. Я, во всяком случае, так думаю.

— Именно это говорили про «эйджент орандж».

— Вот черт!

У меня не было причин изумляться, просто такое мне в голову не пришло.

— Тебя полили этой дрянью?

— Да мы в ней купались!

— Ты был в «морских котиках»?

— В команде подрывников. Но у вьетконговцев и флота-то почти не было, поэтому мы занимались самым обычным техобслуживанием. Ну, сам понимаешь, извлекали дохлых буйволов из заборных труб.

— Здешние химикаты — не «эйджент орандж», тут нет диоксинов.

— Ладно. У тебя своя паранойя, у меня — своя.

У нас обоих действительно паранойя. В своей я уже признался. После полночной поездки через Брайтон он в общем и целом представлял себе, как у меня работают мозги.

— Мне все равно, видел ли кто-нибудь, как я проверяю их трубу на поверхности, Том. Мне даже плевать, узнали меня или нет. Но стоит им заметить ныряльщика, они все просекут. Тогда они поймут, что у них крупные неприятности. Поэтому потерпи.

Том нырнул, и я потащил его под водой до того места, где вода становилась черной, а затем вырубил мотор. Том стукнул в днище «Зодиака».

Дав ему отплыть, я снова завел мотор и несколько минут поболтался на одном месте. У меня уже была вполне приличная карта, но сейчас представился шанс ее уточнить: пометить рощицы, причалы, скрытые отмели и места, куда удобно привозить журналистов. В полумиле к югу находилась городская пристань, принадлежавшая парку; за ней к воде спускался забор, отделявший парк от территории «Швейцарских Сволочей». Еще через пару сотен ярдов имелся другой такой же, затем шли чьи-то участки и дома ушедших на покой рыбаков.

Территория «Швейцарских Сволочей» была обманчиво лесистой. Когда поднялся ветерок, деревья завздыхали и почти скрыли шум утреннего часа пик на шоссе. Из чистого любопытства я подвел «Зодиак» поближе к берегу и всмотрелся в деревья через бинокль. Один из поставленных за ними охранников выдал себя дымком сигареты. Или, может (учитывая легковерие этих псевдокопов), он курил орегано, которое ему продали как марихуану.

Я знал, в каком направлении проходит труба, поэтому при помощи компаса сумел проследить, где она залегает под заболоченными лесками и одинаковыми, как коробки печенья, многоквартирными домами, до паркового шоссе и еще на пару миль в глубь материка. А там за настоящими деревьями вставал лес труб. Всякий раз, когда оттуда налетал ветер, я улавливал запашок органических растворителей и газообразных побочных продуктов. Завод как раз оживал с приходом утренней смены, это к нему стремился поток машин в час пик. Завтра сделаю телефонный звонок и его прикроют.

Великая ложь американского капитализма в том, что корпорации будто бы действуют в собственных интересах. На самом деле они сплошь и рядом совершают то, что со временем поставит их на колени. Большинство этих «грешков» связаны с токсичными веществами, про вредность которых следует знать каждому компетентному химику. А корпорации сбрасывают их в окружающую среду и даже не пытаются себя обезопасить. Улики у всех под носом, словно бы совет директоров сам расписался под признанием, размножил его и сбрасывает листовками с самолетов. Рано или поздно появится кто-нибудь на «Зодиаке» и эти улики обнаружит, и результат будет гораздо более разорительный, чем мог бы надеяться террорист, скажем, какой-нибудь Бун со своими бомбами и пистолетами. Все старики в радиусе двадцати миль, у которых нашли опухоль, превратятся в непримиримых врагов. А с ними — их жены, все матери увечных детей и даже неувечных. Политики и средства массовой информации затопчут друг друга, спеша первыми обрушить огонь и серу на эту корпорацию. Преображение может произойти мгновенно и добиться его нетрудно. Нужно лишь прийти и ткнуть пальцем.

Безупречных химических преступлений не бывает. У химических реакций есть продукты на входе и продукты на выходе, и эти последние не скроешь. Можно попытаться устранить их при помощи другой химической реакции, но и у нее будет свой выход. Сколько их ни прячь, химикаты имеют обыкновение ускользать. Единственный разумный выход вообще не совершать подобных преступлений. В противном случае все свое будущее вы поставите на надежду, что ни один химический сыщик вами не заинтересуется. А надеяться на это сейчас не стоит.

Я говорю не про «Федеральное агентство охраны окружающей среды», наших «Кейстоунских копов»[2] от химии. Эта организация — просто офисы, набитые посредственными химиками и самыми погаными донными тварями: политическими назначенцами. Ждать от них решительных действий — все равно что требовать от больного сенной лихорадкой скосить поле аллергенных сорняков. Господи Боже, они даже не признают опасным хлордан! И если у них на превентивные меры кишка тонка, то карательные им просто в голову не приходят. Законы нарушаются настолько повсеместно, что они даже не знают, что делать. Даже не ищут нарушителей.

А вот я ищу. В прошлом году я путешествовал в каноэ по Центральному Джерси, собирая по дороге пробы. Вернувшись домой, я пропустил их через хроматограф. Результат? Многомиллионные штрафы, наложенные на нескольких нарушителей. Тут уж свободный рынок с его спросом и предложением постарался: создал систему невмешательства правосудия со множеством ниш для молодых агрессивных предпринимателей вроде меня.

Впереди из воды показалась рука в перчатке, и я заглушил мотор. Затем неподалеку появилась голова Тома, который приподнял «маску Дарта Вейдера», чтобы поговорить. Он утрированно разевал рот, выпучивал глаза, двигал губами — короче, всячески изображал удивление.

— Та еще труба!

— Длинная?

— Очень, не могу доплыть до конца. Подбрось.

— Из нее черная вода выходит?

— Ага.

Том положил на палубу «Зодиака» видеокамеру. Подняв ее, я перемотал пленку, поднес камеру к лицу и начал прокручивать заснятое на экранчике видоискателя.

— Тут снимки диффузоров, — объяснил Том. — Каждый — три с четвертью дюйма в диаметре. Поперечина — три восьмых дюйма.

— Отличная работа.

— Когда я спустился, ничего особенного не происходило, а потом труба как начала плеваться!

— Утренняя смена. Погрузившись, ты пропустил час пик. Давай-ка посмотрим.

В видоискателе появился плавный изгиб большой трубы на дне. Она была покрыта ржавчиной, которая словно бы поросла зеленым ворсом. Камера надвинулась на черную дыру в боку трубы, по вполне понятным причинам рядом ничего не росло. Через середину дыры шла поперечина.

— Тебе это ничего не напоминает?

— Ты о чем? — удивился Том.

— Похоже на греческую букву «тета». Ну, знаешь? Символ экологии.

Я поднял повыше пресс-релиз с логотипом «ЭООС», и он рассмеялся.

— Наверное, сочли это хорошей шуткой, — сказал я. — Держись, сейчас оттащу тебя подальше.

Мы отплывали от берега сначала ярдов на сто зараз, потом (когда Тому наскучило и он стал подумывать о ленче) на четверть мили. Дно плавно шло под уклон, и нырять приходилось не больше, чем на пятьдесят футов. Ориентируясь по компасу, я тащил его вдоль трубы, а он нырял посмотреть, на месте ли она. Когда Том все-таки нашел ее конец, мы оказались почти там, откуда начали, — на поросшем травой островке. Эта чертова штуковина была в милю длиной!

С Томом я раньше не работал, но свое дело он знал. Когда ныряешь для заработка, дотошность, вероятно, окупается. Я знаю кое-каких ныряльщиков «ЭООС», которые сказали бы: «Ух ты, там огроменная такая трубища. Наверное, вот столько шириной». Но Том был фанатиком и поднимал наверх страницу за страницей замеров и схем.

С часок мы посидели на островке, попивая пиво и обсуждая замеры.

— Все дыры одного диаметра, — сказал он. — Расположены примерно на расстоянии пятидесяти футов друг от друга. В твоей измерительной ленте только восемнадцать, поэтому совсем точно сказать не могу.