Пола Хокинс - В тихом омуте Страница 14

– Что, по-вашему, она имела в виду? – спросила я инспектора. – Может, стоит допросить ее официально?

– Я бы не стал воспринимать Никки Сейдж всерьез, – сказал Шон, качая головой. – Ее словам вряд ли можно доверять.

– В самом деле?

– Она выдает себя за медиума, который разговаривает с мертвыми. У нас уже были с ней проблемы: мошенничество и прочее. И еще она утверждает, что является потомком женщины, которую здесь убили охотники на ведьм, – сухо добавил он. – У нее не все дома.

Джулс

Когда раздался звонок в дверь, я была на кухне. Выглянув в окно, я увидела на крыльце инспектора Таунсенда. Лина оказалась у двери первой и открыла.

– Привет, Шон, – сказала она.

Таунсенд вошел, протиснувшись мимо ее худенького тела, наверняка обратив внимание (не мог не обратить) на короткие джинсовые шорты и футболку с логотипом «Роллинг Стоунз» с высунутым языком. Он протянул мне руку, и я пожала ее. Ладонь у него была сухая, но кожа имела нездоровый цвет, а под глазами темнели сероватые круги. Разглядывая его из-под опущенных век, Лина принялась грызть ноготь.

Я провела его на кухню, Лина последовала за нами. Мы с инспектором устроились за столом, а Лина прислонилась к столешнице. Она скрестила ноги, потом, переступив, скрестила их по новой.

Таунсенд на нее не смотрел. Он покашлял, потер руки и тихо произнес:

– Вскрытие закончено. – Он перевел взгляд на Лину, а потом снова на меня. – Нел погибла при падении. Доказательств того, что там был кто-то еще, нет. В ее крови найден алкоголь. – Его голос стал еще мягче. – В достаточном количестве, чтобы повлиять на координацию. Чтобы она нетвердо держалась на ногах.

Лина громко и прерывисто выдохнула. Детектив смотрел себе на руки, которые теперь положил на стол.

– Но… на этом обрыве Нел не могла потерять равновесие, – возразила я. – И несколько бокалов вина ничего не меняют. Она могла спокойно выпить бутылку…

Он кивнул:

– Возможно. Но в ту ночь там наверху…

– Это не несчастный случай! – вмешалась Лина.

– Она не могла прыгнуть! – осадила ее я.

Лина покосилась на меня, вытянув губы.

– Откуда тебе знать? – спросила она и повернулась к инспектору: – А ты знаешь, что она тебе врала? Врала, что никакого общения с мамой у нее не было. Мама ей звонила, даже не знаю сколько раз. А она не отвечала, никогда не перезванивала, никогда… – Она запнулась и посмотрела на меня. – Она просто… зачем ты вообще приехала? Я не хочу тебя здесь видеть! – Она выскочила из комнаты, хлопнув дверью. Через несколько мгновений так же громко хлопнула дверь ее спальни.

Мы с инспектором сидели молча. Я ждала, когда он спросит про телефонные звонки, но он ничего не говорил и просто сидел, закрыв глаза, и его лицо не выражало никаких эмоций.

– Вас не удивляет, – не выдержав, нарушила я молчание, – что она уверена, будто Нел поступила так намеренно?

Он повернулся ко мне, слегка наклонив голову набок. Но по-прежнему ничего не произнес.

– А в вашем расследовании есть подозреваемые? Я хочу сказать… похоже, что ее смерть тут вообще никого не волнует.

– А вас? – поинтересовался он.

– Что вы хотите этим сказать?!

Я почувствовала, как мое лицо заливает краска. Я знала, что будет дальше.

– Миссис Эбботт, Джулия.

– Джулс. Меня зовут Джулс. – Я понимала, что отвечать на неприятные вопросы все равно придется, и оттягивала этот момент, как могла.

– Джулс. – Он откашлялся. – Как только что сказала Лина, хотя вы сообщили нам, что не поддерживали контакт с сестрой годами, распечатка звонков с ее мобильного говорит, что за последние три месяца она звонила вам одиннадцать раз.

Мое лицо стало пунцовым от стыда, и я отвернулась.

– Одиннадцать раз. Почему вы нам солгали?

(«Она всегда врет, – пробормотала ты мрачно. – Всегда. Вечно все придумывает».)

– Я не лгала! – заявила я. – Я никогда с ней не разговаривала. Как сказала Лина, она оставляла мне сообщения, но я на них не отвечала. Так что я не лгала, – повторила я. Мой голос звучал заискивающе, и я сама это чувствовала. – Послушайте, вы не можете у меня просить объяснений, потому что постороннему человеку это невозможно объяснить. У нас с Нел были проблемы много лет назад, но к произошедшему это не имеет никакого отношения.

– Откуда вы знаете? – поинтересовался Таунсенд. – Если вы с ней не разговаривали, то откуда вам знать, что явилось причиной?

– Я просто… Вот, – сказала я, протягивая свой мобильник. – Возьмите. Послушайте сами.

У меня дрожали руки, и, когда он забирал телефон, я увидела, что у него тоже.

Он прослушал твое последнее сообщение.

– А почему вы ей не перезвонили? – спросил он, не в силах скрыть разочарования. – Она была явно расстроена, разве не так?

– Нет, я… я не знаю. Обычный звонок в ее стиле. Иногда она была радостной, иногда грустной, иногда злой, нередко навеселе… этот звонок был как все. Вы ее не знали.

– А другие ее звонки? – Его голос стал требовательным. – У вас они сохранились?

Кое-какие я не стала оставлять, но все сохраненные он прослушал, сжимая трубку так сильно, что костяшки его пальцев побелели. Закончив, он вернул телефон.

– Ничего не стирайте. Нам может понадобиться прослушать их еще раз.

Отодвинув стул, он поднялся, и я проводила его до прихожей. Возле двери он обернулся и посмотрел на меня.

– Должен признаться, – сказал он, – я удивлен, что вы ей не перезвонили. И не стали выяснять, почему ей было так важно срочно с вами поговорить.

– Я думала, ей просто хотелось внимания, – тихо ответила я, и он отвернулся.

Только закрыв за ним дверь, я вдруг вспомнила и бросилась за ним.

– Инспектор Таунсенд! – окликнула я его. – У Нел был браслет. Еще мамин. Она его носила. Вы его нашли?

Он обернулся и покачал головой:

– Нет, мы его не нашли. Лина сказала сержанту Морган, что Нел часто его носила, но не каждый день. Хотя, – он снова покачал головой, – полагаю, что вам неоткуда было это знать.

Бросив взгляд на дом, он сел в машину и осторожно выехал на дорогу.

Джулс

Выходило, что во всем виновата я. Ты не перестаешь меня поражать, Нел. Ты умерла, может, даже убита, и все показывают пальцем на меня. Хотя меня тут даже не было! Совсем как в детстве, меня захлестнули обида и горечь. Мне хотелось кричать. Как это может быть моей виной?!

После ухода инспектора я вернулась в дом и, бросив в прихожей взгляд на зеркало, увидела в нем тебя – изменившуюся с годами, не такую красивую, но все равно легко узнаваемую. В груди у меня защемило. Я прошла на кухню и расплакалась. Если я тебя подвела, то хочу знать, в чем именно. Может, я тебя и не любила, но я не могу допустить, чтобы все махнули на тебя рукой и не стали ни в чем разбираться. Я хочу знать, кто причинил тебе боль и почему, хочу, чтобы они за это заплатили. Хочу, чтобы не осталось никаких белых пятен, и, может, тогда ты перестанешь шептать мне на ухо, что сделала это «не сама, не сама, не сама». Я тебе верю, хорошо? Скажи, что мне нечего бояться. Что за мной никто не придет. Я хочу быть уверена, что ребенок, о котором я должна позаботиться, действительно невинное дитя, а не тот, кого следует бояться.

Я вспоминала, как Лина смотрела на инспектора Таунсенда, как обращалась к нему по имени (по имени?) и как он смотрел на нее. Интересно, сказала ли она ему правду о браслете? Я в этом сомневаюсь, потому что помню, как сразу после смерти мамы ты забрала браслет себе, сказав, что он будет твоим. Не исключено, что ты так поступила только потому, что знала, как мне хочется его получить. Когда ты нашла его среди маминых вещей и надела на руку, я пожаловалась папе (да, я снова «выдумываю»). Я спросила: «А почему браслет должен быть у нее?» – на что ты ответила: «А почему нет? Я же старшая!» А когда папа ушел, ты надела браслет на руку и любовалась им. Сказала: «Он мне подходит. Правда, он мне в самый раз?» А потом ущипнула меня за мое жирное предплечье и добавила: «Сомневаюсь, что он застегнется на твоей маленькой пухленькой ручке».

Я вытерла глаза. Ты часто меня обижала, жестокость всегда была у тебя в крови. Какие-то издевки – по поводу моей полноты, медлительности, внешности – я оставляла без внимания. Но некоторые – «Ну же, Джулия… Признайся. Неужели в глубине души тебе это не понравилось?» – так сильно меня ранили, что все попытки выкинуть их из головы лишь бередили раны. Эти слова, произнесенные заплетающимся языком в день похорон мамы… да я была готова задушить тебя собственными руками! И если ты была способна так обойтись со мной, вызвать такие чувства у меня, то в ком еще ты могла разбудить желание покончить с тобой раз и навсегда?

Я отправилась в твой кабинет и принялась разбирать бумаги. Начала с разных документов. Из деревянного шкафа с бумагами, стоявшего возле стены, я достала папки, в которых хранились ваши с Линой медицинские карты и свидетельство о рождении Лины с прочерком в графе «Отец». Конечно, для меня это не явилось неожиданностью – это было одной из твоих тайн, секретом, которым ты ни с кем не делилась. Но неужели и Лина не имела права знать? (Я даже допускала, что ты и сама не знала, что было не очень-то красиво с моей стороны.)