Карин Жибель - Укус тени Страница 14

Кроме, конечно, тех случаев, когда он был занят какой-нибудь срочной работой или… или был со своей очередной любовницей.

Да, пятничный вечер они с Гаэль обычно посвящали друг другу.

Они отвозили Жереми к няне и отправлялись в какой-нибудь хороший ресторан, в кино или театр. Придя затем домой, они ложились в постель и занимались любовью — так же страстно, как и в их первую ночь.

Сегодня тоже пятница. И уже вечер. Однако ему придется провести этот вечер без Гаэль.

Бенуа по-прежнему сидит прикованный наручниками к решетке. От холода и голода у него начинаются слуховые галлюцинации: кажется, что чей-то незнакомый голос шепчет ему на ухо нечто ужасное. А еще его мучает боль. Боль, гуляющая вверх-вниз по его рукам.

Сегодня днем Лидия к нему не приходила. А может, он ее вообще больше никогда не увидит? Будет сидеть один в этой конуре, пока не сдохнет.

Когда-нибудь здесь, в подвале, возле решетки найдут скелет с наручниками на запястьях. Судебно-медицинский эксперт при помощи картотеки рентгеновских снимков зубов попытается установить, кто это был, и тогда все узнают, что наконец-то удалось разыскать останки погибшего майора Лорана!

Ему, как положено, устроят торжественные похороны.

«Бей в барабаны!»

Орден Почетного легиона и медаль «За мужество» приколоты к маленькой сиреневой подушечке. Стандартный дубовый гроб покрыт сине-бело-красным флагом. Сослуживцы, облаченные в парадную полицейскую форму, несут гроб.

Его посмертно произведут в комиссары.

Ему для этого даже не придется проходить по конкурсу… Вот здорово!

«Отставить бить в барабаны!..»

В пятницу вечером он обычно прекрасно проводил время.

Сегодняшним пятничным вечером он сидит в темноте, нарушаемой лишь серым прямоугольником расположенного прямо напротив него подвального окошка.

Сидит с чувством полной безнадежности, граничащей с умопомешательством.

Да, если он просидит так еще несколько дней, то наверняка сойдет с ума.

Даже если она потом все-таки выпустит его, он уже будет чокнутым. Таким же полоумным, как эта рыжеволосая женщина.

Бенуа вдруг осознает, что его жизнь никогда больше не будет такой, какой она была прежде. Если, конечно, он когда-нибудь отсюда выберется.

Он получил душевную травму, от которой вряд ли когда-нибудь оправится.

Хотя ему сейчас всего лишь неполных тридцать пять лет…

Хотя его ждала впереди блестящая карьера…

Хотя он любил свою жену, других женщин, своего сына, своих родителей.

Хотя у него были друзья.

Хотя он чувствовал себя, можно сказать, счастливым.

Он любил есть, пить, смеяться, заниматься сексом.

Он любил свою работу. Любил связанные с этой работой опасности.

Да, он любил даже страх, от которого в кровь стремительно поступает адреналин.

А теперь глагол «любить» ему приходится использовать лишь в прошедшем времени.

Нет, он никогда не оправится от полученной им душевной травмы.

У него снова наворачиваются на глаза слезы, но он не позволяет себе расплакаться.

Эта чокнутая Лидия может явиться сюда в любой момент. Не стоит радовать ее таким проявлением слабости!

«Держись, Бен! Не сдавайся! Ты не только выберешься отсюда, но и снова заживешь так, как жил раньше… В следующую пятницу ты пойдешь с Гаэль в ресторан… Это будет замечательно…»

Он уже думает о том, что они себе закажут. О том, как он наестся до отвала. Перед его внутренним взором мелькают аппетитные кушанья. Овощные закуски, мясные блюда, десерт. И вино. Он обязательно напьется. Аж до чертиков. А затем рухнет в объятия своей благоверной…

В следующую пятницу…

Раздается скрип двери, от которого у него екает сердце. Загорается свет.

Вскоре он чувствует запах духов Лидии. Запах этот — едва уловимый, но он кажется ему омерзительным. Бенуа догадывается, что она встала у него за спиной.

Она кладет руку ему на плечо. Затем ее рука скользит вверх и касается его лица. Еще через мгновение он чувствует ее теплое дыхание возле своего затылка.

— Добрый вечер, Бен… Как ты провел сегодняшний день?

— Замечательно!

— Вот и хорошо. Ты ведь мой гость, и я не хотела бы, чтобы тебе приходилось жаловаться на мое гостеприимство!

— Нет, все прекрасно, не переживай! Я непременно порекомендую это уютное местечко своим приятелям!..

Лидия злорадно хихикает и говорит:

— А ты, я гляжу, сегодня вечером в ресторан не идешь, да?

Она, конечно же, знает о том, как он проводил вечера по пятницам.

— Я просто решил поберечь фигуру… С некоторого времени сижу на диете!

— Ты хочешь улучшить свою фигуру, Бен? Наверное, чтобы нравиться женщинам? Но ты и так очень соблазнительный, Бен, можешь мне поверить! Лично мне совсем не нравятся тощие мужчины…

— Благодарю за комплимент! Но ты знаешь, Лидия, в таких условиях я очень быстро отощаю! Если я нравлюсь тебе полнотелым, ты должна меня подкармливать!

Лидия опять хихикает.

— Да, но… голод — одно из тех наказаний, которые ты должен понести, чтобы искупить свою вину, Бен… Голод, холод, тоска, одиночество… А еще страх, отчаяние и, конечно же, физическая боль.

У Бенуа по спине пробегают холодные мурашки.

— И что потом? — спрашивает он.

— Потом? Потом — смерть… Но ты умрешь только после того, как полностью расплатишься со мной… Если сумеешь заслужить мое прощение.

Она появляется справа от него и заходит к нему в «клетку».

— А ты и вправду похудел…

— Неужели?

И откуда у него еще берутся силы что-то отвечать и играть в затеянную Лидией игру?

— Я вижу, что ты еще не утратил чувства юмора, Бен… Чувства юмора и смелости… Тем лучше! Получается, что мы с тобой еще долго будем развлекаться, да?

— В данной ситуации развлекаешься скорее ты… Только ты.

— Именно так!

Она садится перед ним на корточки.

— И во что мы будем играть сегодня вечером? — спрашивает он. — Будем разгадывать шарады? Или, может, поиграем в слова?

Она улыбается своей кровожадной улыбкой и пристально смотрит ему прямо в глаза.

— Или… Или, может, посоревнуемся, кто из нас двоих быстрее съест пиццу? Я наверняка у тебя выиграю!

Улыбка на губах его мучительницы постепенно увядает. Шутки, похоже, закончились. Теперь очередь серьезных дел.

— А может, мы посоревнуемся, кто громче закричит от боли? — спрашивает Лидия.

Бенуа, немного помолчав, набирается смелости и отвечает:

— И в этом я тоже у тебя выиграю!

— Да, ты выиграешь. Наверняка…

У Бенуа вдруг исчезает чувство голода. Остается только страх.

— Ну что же ты замолчал, Бен?

Лидия встает, и теперь перед глазами Бенуа находятся ее колени.

Он охотно бы сейчас помолился — если бы знал хоть одну молитву.

Лидия выходит из «клетки», стуча высокими каблуками по бетонному полу. Бенуа закрывает глаза, пытаясь отыскать в своей душе хотя бы капельку мужества, которого у него с каждым прошедшим днем становится все меньше и меньше…

Снова раздается стук каблуков по бетонному полу. Все ближе и ближе.

Бенуа открывает глаза, но вместо красивой молодой женщины видит садистку, вооруженную длинным и острым ножом.

Бенуа инстинктивно сжимается в комок. Лидия медленно подходит к нему. В его память на всю оставшуюся жизнь врезается звук ее шагов: каблуки по бетону.

Она садится рядом с ним на одеяло. Уже не тело к телу, как вчера…

Затем она распахивает лезвием ножа его расстегнутую рубашку. Бенуа неотрывно следит за движениями руки, держащей нож. Острие ножа скользит по его торсу, доходит до нижней части живота.

— Лидия!

— Что, Бен?

— Лидия, пожалуйста, не делай этого…

Лезвие ножа устремляется вверх и останавливается на шее. Лидия, еще больше распахнув рубашку Бенуа, обнажает его плечи.

— Тебе нравится смотреть на кровь, Бен?

— Нет… Совсем не нравится!

— А мне нравится. Кровь — это символ жизни…

Лезвие ножа легонько вонзается в кожу.

Затем Лидия начинает давить сильнее.

Она слегка надрезает кожу, ведя нож по прямой линии от правой ключицы до грудной кости. Она делает это медленно, вонзая лезвие в кожу ровно настолько, сколько нужно для того, чтобы потекла кровь.

Бенуа сжимает челюсти. У него вырывается стон.

Лидия с удовольствием разглядывает сделанный ею ровный надрез.

— Прекрати, мерзавка! — стонет Бенуа.

Красные капельки крови вытекают из надреза и устремляются по холодной коже вниз.

— Это выглядит еще красивее оттого, что у тебя на груди почти нет волос! — восклицает Лидия.

— Послушай, Лидия… Мы можем поговорить или нет? Почему ты не хочешь рассказать мне, что такого произошло в твоей жизни? Почему ты не говоришь мне, чем я, по-твоему, перед тобой провинился?