Том Смит - Малыш 44 Страница 14

Предатель не собирался выныривать. Вне всякого сомнения, он старался как можно дальше уплыть от пробоины во льду, чтобы утонуть и защитить своих сообщников. Лев поспешил за ним вдоль берега, прикидывая, в каком месте подо льдом тот может сейчас находиться. Отстегнув тяжелую портупею с пистолетом, он бросил ее на землю и ступил на замерзшую поверхность реки. Сапоги его тут же заскользили по льду. Почти сразу же лед начал опасно потрескивать. Лев не останавливался, стараясь ступать как можно легче, но лед уже трещал и прогибался под его весом. Дойдя до середины реки, он присел на корточки и принялся судорожно расчищать снег. Но подозреваемого нигде не было видно — повсюду расстилалось лишь темное зеркало воды. Лев двинулся вниз по течению, но все новые и новые трещины сопровождали каждый его шаг, окружая со всех сторон. Поверх льда выступила вода, подбираясь к его сапогам, и трещины начали соединяться. Он поднял голову, набрал полную грудь воздуха, готовясь к неизбежному, и в это самое мгновение раздался громкий треск.

Лед треснул и разошелся в стороны.

Хотя Лев пока еще не чувствовал холода, разогретый действием амфетамина, он понимал, что должен действовать быстро. При такой температуре в его распоряжении оставалось всего несколько секунд. Лев закрутился на месте. Сверху, в двух местах, где лед проломился, падали столбы света, но в остальном вода была темной и мрачной. Толстый слой снега на льду не пропускал сюда солнечные лучи. Он оттолкнулся ногами от дна и устремился вниз по течению. Ничего не видя вокруг, он плыл все дальше и дальше, слепо загребая руками то вправо, то влево. Легкие горели, требуя воздуха. Но в ответ он лишь увеличил скорость и сильнее заработал ногами, заставляя себя двигаться быстрее сквозь толщу воды. Вскоре у него не останется выбора: ему придется или повернуть назад, или умереть. Сообразив, что второго шанса у него не будет и что возвращение с пустыми руками равносильно смертной казни, он сделал еще один мощный гребок.

Рука его наткнулась на что-то мягкое: это была брючина. Лев понял, что это Бродский, которого течение прижало снизу ко льду. Он не шевелился. Но вдруг, словно прикосновение Льва пробудило его к жизни, он начал брыкаться и размахивать руками. Лев поднырнул под него и обхватил за шею. Легкие у него уже раздирала жгучая боль. Ему нужно было немедленно всплыть на поверхность и глотнуть воздуха. Одной рукой держа подозреваемого за шею, другой он попытался разбить лед над головой, но его кулак лишь бессильно скользил по гладкой поверхности.

Бродский перестал сопротивляться. Решившись умереть и подавляя инстинктивное стремление выжить, он широко раскрыл рот, набирая полные легкие ледяной воды в предвкушении смерти.

Лев ничего не видел перед собой, кроме столбов солнечного света выше по течению. Он изо всех работал ногами, увлекая их обоих к пробоине во льду. Его пленник более не подавал признаков жизни — он потерял сознание. У Льва уже кружилась голова, он задыхался. Сделав еще один мощный гребок, он почувствовал солнечные лучи на лице и рванулся вверх. Двое мужчин вынырнули на поверхность.

Лев хватал воздух широко раскрытым ртом и никак не мог надышаться. А вот Бродский уже не дышал. Лев потащил его к берегу, проламывая лед и раздвигая осколки в стороны. Ноги его коснулись дна. Он заставил себя вскарабкаться на берег, волоча за собой пленника. Оба посинели от холода. Льва била мелкая дрожь. Подозреваемый же, напротив, оставался совершенно неподвижен. Лев взвалил его себе на колено, перегнул и открыл ему рот, нажимая на спину. Затем он перевернул Бродского и принялся вдувать ему воздух в легкие через рот.

— Ну, давай же! Очнись!

Бродский отчаянно закашлялся и пришел в себя. Он согнулся пополам, и его вырвало ледяной водой, заполнившей желудок. У Льва не было времени даже на то, чтобы перевести дух и с облегчением вздохнуть. У них оставалось всего несколько минут, прежде чем оба умрут от переохлаждения. Он встал на ноги и заметил неподалеку трех своих оперативников.

Они видели, как Лев скрылся под водой, и поняли, что их командир был прав с самого начала. В мгновение ока баланс сил переменился и стрелка весов опять качнулась от Василия ко Льву. Теперь их недовольство тем, как он обошелся с Федором, ничего не значило. Единственная причина, по которой они не боялись выражать свои эмоции, заключалась в том, что они полагали, будто нынешняя операция провалится и Лев будет отстранен от руководства бригадой. Но этого не случилось, и теперь его положение выглядело еще прочнее, чем раньше. Они бросились к нему со всех ног, поскольку от этого отныне зависели их жизни.

Обессиленный, Лев повалился на снег рядом с пленным. Глаза Бродского закрывались — он вновь проваливался в забытье. Лев отвесил ему пощечину. Ни в коем случае нельзя было позволить ему заснуть. Лев ударил его снова. Подозреваемый открыл было глаза, но тут же вновь смежил веки. Лев ударил его еще раз, и еще, и еще. Время истекало. Он выпрямился и окликнул своих людей.

— Быстрее!

Голос у него сорвался. Наконец-то холод начал пробирать его до костей — броня химической неуязвимости дала трещину. Действие наркотиков заканчивалось. На него навалилась неимоверная усталость. К нему подбежали оперативники.

— Снимайте шинели. Разведите костер.

Все трое сняли шинели. Одну они накинули на плечи Льву, а двумя оставшимися укутали Бродского. Но этого было мало. Им нужен был костер. Трое агентов стали искать дрова. Неподалеку виднелся какой-то штакетник, и двое оперативников побежали к нему, а третий принялся рвать на ленты свою грубую хлопчатобумажную рубашку. Лев же занимался пленным. Он то и дело лупил его по щекам, не давая заснуть. Но Льва и самого клонило в сон. Он отчаянно нуждался в отдыхе. Глаза у него закрывались.

— Быстрее!

Он хотел крикнуть, но голос его прозвучал едва слышным шепотом.

Вернулись двое оперативников, нагруженные оторванными от штакетника рейками. Они быстро расчистили от снега участок земли и свалили на него планки. Под них они подсунули оторванные от рубашки полоски ткани. Сверху шалашиком выстроили тонкие рейки. Один из офицеров достал зажигалку и побрызгал бензином на тряпки. Щелкнул кремень, полоски ткани занялись, и из-под пирамиды потянуло дымком. Но рейки отсырели и отказывались гореть. Дым спиралью закручивался вверх. Костер все никак не разгорался, и Лев не чувствовал исходящего от него тепла. Он вырвал подкладку своего кителя и сунул ее в огонь. Если костер погаснет, они оба погибнут.

На троих у них оставалась только одна зажигалка. Оперативник аккуратно разобрал ее и вылил остатки бензина на тлеющую древесину. Робкие язычки пламени рванулись вверх, жадно пожирая скомканную пачку из-под сигарет. Все три оперативника опустились на колени, бережно раздувая огонь. Дрова наконец вспыхнули и разгорелись.

Анатолий открыл глаза, глядя на пляшущие перед ним языки пламени. Дерево потрескивало в пламени костра. Несмотря на желание умереть, тело его жадно впитывало идущее от костра тепло. Когда огонь запылал в полную силу, а угли засветились янтарным блеском, он с удивлением понял, что, похоже, останется жить.

Лев сидел, не сводя глаз с пламени. От его одежды валил пар. Два оперативника, стремясь вернуть себе его расположение, вновь отправились за дровами. Третий стоял на страже. Когда стало ясно, что костер разгорелся и больше не потухнет, Лев приказал одному из своих подчиненных вернуться в избу и заняться приготовлениями к их возвращению в Москву. Обращаясь к пленнику, Лев спросил:

— Вы сможете идти?

— Мы с сыном часто ходили на рыбалку. По ночам мы разжигали костер и сидели вокруг, вот как сейчас. Ему не особенно нравилось удить рыбу, зато, как мне кажется, он очень любил сидеть у костра. Если бы он не умер, теперь ему было бы примерно столько же лет, сколько вам.

Лев ничего не ответил. Пленник продолжал:

— Если вы не возражаете, я бы задержался здесь еще чуть-чуть.

Лев подбросил дров в костер. Они могли подождать еще немного.

На обратном пути к дому все молчали. Им понадобилось почти два часа, чтобы пройти то расстояние, которое Лев утром покрыл за полчаса. Каждый шаг давался ему все тяжелее по мере того, как действие амфетамина заканчивалось. И сейчас его поддерживало лишь осознание собственного успеха. Он возвращался в Москву победителем, вернув себе доверие начальства и подчиненных. Он был на грани провала, но сумел устоять и вновь подняться на вершину.

Подходя к избе, Анатолий вяло раздумывал над тем, как им удалось найти его. Но потом он сообразил, что, должно быть, сам однажды проговорился Зине о своей дружбе с Михаилом. А она предала его. Но он не питал к ней ненависти. Она всего лишь пыталась выжить. И никто не мог упрекнуть ее за это. Как бы там ни было, теперь это не имело решительно никакого значения. Зато он должен был приложить все усилия, чтобы убедить своих конвоиров в невиновности Михаила. Он повернулся к офицеру, который спас ему жизнь и арестовал.