Ларри Бейнхарт - Библиотекарь или как украсть президентское кресло Страница 14

— Что вы об этом думаете? — Кардинал показал на стенограммы телефонных разговоров Кельвина Хаджопяна, главы штаба демократов. Словосочетание «октябрьский сюрприз» было выделено желтым маркером. Наблюдение установило, что эта фраза была сказана 11 раз: девять раз её произнёс Хаджопян, ещё два раза его произнесла женщина, личность которой установить не удалось. Было установлено, что звонила она из телефонного автомата в Виргинии и оплатила разговор по карточке, купленной в круглосутке, где нет камер наблюдения.

Что-то очень знакомое. Такое уже было. Но что это значит на этот раз?

4 ноября 1979 года, ровно за год до начала предвыборной гонки Рейгана и Картера, иранские студенты, поддержанные новоизбранным исламистским правительством, вторглись в здание американского посольства в Тегеране и захватили в заложники пятьдесят два американца.

Каждый день во всех газетах и во всех телевизионных передачах вывешивался счётчик дней, уже проведенных заложниками в заточении, что методично вгоняло гвоздь за гвоздем в крышку гроба Картера, который ничего не мог сделать.

Картер вступил с иранцами в переговоры. Если бы он смог убедить их отпустить заложников, особенно если бы ему удалось убедить их отпустить их в октябре, его рейтинг, несомненно, скакнул бы вверх и он стал бы президентом во второй раз. Но республиканцы приложили все усилия, чтобы этого «октябрьского сюрприза» не случилось, они устроили свои переговоры с иранцами и убедили их, что Картер и не подумает дать им оружие, если они отпустят американцев раньше, чем станут известны результаты президентских выборов. Иранцы прервали официальные переговоры и получив информацию, что Картер собирается предпринять вторую попытку штурма здания, просто-напросто разделили заложников и спрятали их.

Президентом стал Рейган. В день его инаугурации иранцы освободили заложников.

Но сейчас ситуация изменилась. У власти были республиканцы, и их кандидат здорово опережал своего соперника. Так о каком же, чёрт подери, «сюрпризе» говорит Хаджопян?

— Что такое «октябрьский сюрприз»?

— Я не знаю, сэр.

— Что же это? — пробормотал снова Кардинал. — Что они там ещё придумали?

— Я не знаю, сэр.

Кардинал постучал крючковатым пальцем по стенограмме. «Их сила — это и их слабость. Не переживайте. Не волнуйтесь. Их успех обернётся для них поражением. Мы обернём их силу против них самих. Заарканим дурака».

— Они знают, что мы их подслушиваем? Может он просто водит нас за нос, а, Морган?

— Хаджопян увлекался МакЛюэном, нечёткой логикой, айкидо и буддизмом. Он начал работать в рекламе, потом перешёл в реалити-шоу на телевидение. Он говорил, что вся американская политика очень похожа на теле-шоу и что все предвыборные кампании после смерти Кеннеди — это просто шоу. Поэтому идеальным кандидатом, по его мнению, была Опра Уинфри. Впрочем, Энн Линн Мёрфи тоже подойдёт, она чем-то похожа на Рональда Рейгана, только тот был республиканцем, а она — демократ. «То, что вы видите, это только внешний образ, — любил повторять Хаджопян. — А внешний образ и есть реальность».

— Водит он нас за нос, а?

— Это возможно, сэр, очень возможно.

— У них есть здесь свой человек?

— Свой человек?

— Да. Есть у них свой человек в штабе Скотта?

Глава 14

Когда Алан Стоуи держался темы, он держался её строго, когда он хотел просто поболтать, предугадать, куда заведёт его воображение, было невозможно. Ему нравился «Конго», сборник стихов Вейчела Линси.[9] Он любил цитировать: «И увидел я Конго, золотую дорогу в джунглях». Нравился ему и сборник «Генерал Уильям Бут отправляется на небо» «А вы умылись кровью, Овцы?» Стоуи рассказал мне, что наследников у него нет, и что деньги ему оставлять некому, но бессмысленно ли, несмотря на отсутствие наследников, продолжать копить богатства? Он боялся, что никого не огорчит его смерть, и что о нём моментально забудут. Но на эти темы он предпочитал долго не говорить, просто упоминал их как факты и всё, они проносились перед его внутренним взором, как проносятся перед глазами моряка увлекаемые невидимым течением корабли. На меня, если я отвечал или пытался поддержать беседу, он никак не реагировал. Как-то он спросил меня, верю ли я в проклятия. Я сказал, что не верю, тогда он спросил, верю ли я в благословения. Я сказал, что и в это тоже не верю. Стоуи задумался и пробормотал, что большинство людей верит в благословение и не верит в проклятия, но как же можно одновременно верить в одно и не верить в другое?

Ещё он очень хотел знать, сможет ли он стать знаменитым благодаря своей библиотеке.

Да, невозможно иметь столько денег и не испытывать заблуждений. Я изо всех сил пытался не давать воли своей гордости, но то и дело видел себя поводырём, ведущим слепого по стопам Эндрю Карнеги, который завещал всё своё состояние двум тысячам библиотек по всей Америке, я уже заранее распределял наследство Алана Стоуи. Я ответил Стоуи, что тем, кто помогает библиотекам, вечная память и почёт обеспечены. Вспомните Асторсов. Кто теперь помнит, что они сделали своё состояние на торговле мехами? Зато все помнят, что они строили общественные библиотеки.

Тут он переключился на что-то другое и тема замялась.

18-го октября был прекрасный вечер, легкий ветерок шевелил головки цветов.

— Дэвид, ты когда-нибудь видел по-настоящему важный член в работе?

Я чуть не поперхнулся и ничего не ответил. Обычные мысли вслух, решил я.

Стоуи развеселило моё замешательство.

— 28-го Звезду Энджела случат… — так мы о лошадиных членах говорим, вот оно что! — с Ослепительным Утром…

Какое смешное имя для племенного жеребца, если только, конечно, это никак не связано с шуткой про секс-символ, он же всё-таки знаменитый конь, он выиграл Прикнесс в Чёрчхилл Даунз, его отпрыски, коих не так много, приносят своим владельцам хорошие деньги. За покрытие хозяин кобылы заплатил семьдесят пять тысяч долларов. И впрямь, важный член. И этот важный член совершит настоящее дело. «Если никогда раньше не видел, посмотреть стоит» — на лице Стоуи заиграла фирменная таинственная улыбка.

Я знал, что подобные мероприятия Стоуи превращает в общественно значимые события и то, что меня туда пригласили, означало, что из статуса нанятого работника я перешёл в какой-то другой. Я не решился определить его как «друг», определение же «приятель» в данном случае в принципе не подходило. Я не его торговый партнёр, не могущественный соратник, но уже и не просто слуга.

— Это займёт день и вечер. Последние президентские дебаты. Последний гвоздь в гроб Мёрфи. Самое то, да?

Я его прекрасно понял, но Стоуи всенепременно хотелось разжевать всё до состояния кашицы.

— Сначала Ослепительное Утро отымеет Звезду Энджела, а потом Он отымеет Энн Линн Мёрфи.

И Стоуи захохотал. Не знаю, виделось ли мне грядущее событие так, как оно виделось республиканцам. Я совершенно точно знал, что в перерыве между покрытиями эти господа будут говорить о гольфе.

— Там будет человек двадцать-тридцать. Будет и приглянувшаяся тебе Ниоб. Да всё нормально, сынок. Но будь осторожен, Джек Морган человек резкий. Если он тебя застукает, он изрежет тебя на кусочки, поджарит и съест.

— Спасибо за предупреждение. Я обязательно приду.

Глава 15

Я переодевался три раза. Я принял душ, побрился, протёр подбородок лосьоном после бритья, после чего мне показалось, что он воняет попросту недостойно, и я снова полез в душ, чтобы отмыться.

За организацию подобных мероприятий отвечал Билл, исполнявший обязанности швейцара. Штатных слуг не хватало, и наняли несколько временных. Так, к примеру, мою машину погнал на стоянку именно временный слуга. Мне указали на конюшни и сказали, что если я не желаю идти пешком, меня могут отвезти на карте.

Единственным знакомым мне человеком был Эндрю МакКлинан, судья Верховного суда, мы с ним познакомились уже у Стоуи. Ни Ниоб, ни других знакомых видно не было. На нём был подобающий случаю спортивный костюм и шотландские резиновые сапоги, но каждый раз, когда кони справляли нужду, появлялся конюх и быстро сгребал навоз.

Я поздоровался с судьёй, не надеясь, что он станет беседовать со мной, но он заговорил и даже представил меня своей спутнице. Джульетта работала секретарём в юридической фирме, где работал и сам судья. Это была очаровательная негритянка лет семнадцати-восемнадцати. К самому МакКлинану я обращался «ваша честь», но он раза три или четыре поправил меня, и в конце концов я привык к мысли, что могу звать такого известного человека просто Энди. Ниоб по-прежнему не было.

Два конюха ввели в загон кобылу. Все присутствующие начали громко восхищаться безупречностью её пропорций, ухоженной шкурой, строить догадки о ее стоимости, если хозяин решится продать её, и о том, сколько будет стоить её жеребёнок.