Стиг Ларссон - Девушка с татуировкой дракона Страница 14

Микаэль был уверен в том, что о любви между ними речь не шла, по крайней мере, в ее традиционном понимании — о любви, ведущей к общему дому, совместному погашению кредитов, рождественской елке и детям. Несколько раз в 80-х годах, когда оба оказывались свободными от других обязательств, они подумывали съехаться. Микаэлю этого хотелось, но Эрика всегда в последний момент уклонялась. Она говорила, что ничего хорошего у них все равно не получится, а если они влюбятся друг в друга, то это только испортит их отношения.

Они дружно считали, что их связь держится на сексе или даже сексуальном безумстве, и Микаэль часто задумывался о том, возможно ли испытывать к женщине более всепоглощающее, неутолимое желание, чем он питал к Эрике. Они идеально подходили друг другу, и их отношения были сродни наркотической зависимости. Иногда они встречались так часто, что напоминали прочную пару, а иногда не виделись неделями и месяцами. Но как алкоголики после периода воздержания рвутся к винному магазину, так и они неизменно возвращались друг к другу за новой порцией.

Ничего хорошего из этого, естественно, не получалось. Подобные отношения просто созданы для того, чтобы приносить боль. На совести обоих остались безжалостные измены и нарушенные обещания — его собственный брак развалился, потому что он не смог держаться в стороне от Эрики. Микаэль никогда не скрывал своей связи с Эрикой от жены Моники, но та полагала, что этим отношениям придет конец, поскольку они поженились и у них родилась дочь, а Эрика почти тогда же вышла замуж за Грегера Бекмана. Микаэль тоже так считал, и в первые годы брака встречался с Эрикой только по работе. Потом они основали «Миллениум», после чего буквально в течение недели их благие намерения рухнули, и как-то поздним вечером они предались бурному сексу прямо на ее письменном столе. Потом последовал мучительный период, когда Микаэлю хотелось жить с семьей, наблюдать, как подрастает дочка, и вместе с тем его невыносимо тянуло к Эрике и он ничего не мог с этим поделать. Разумеется, он мог бы взять себя в руки, если бы захотел. Лисбет Саландер правильно угадала, что Моника развелась с ним именно из-за его неверности.

Как ни странно, Грегер Бекман, похоже, полностью смирился с этим положением дел. Эрика никогда не скрывала своих отношений с Микаэлем и, когда связь возобновилась, незамедлительно рассказала об этом мужу. Возможно, только человек с художественной натурой, полностью поглощенный собственным творчеством или самим собой, смог бы принять тот факт, что его жена периодически спит с другим мужчиной и даже делит отпуск так, чтобы провести неделю-другую с любовником на его даче в Сандхамне. Микаэлю Грегер не особенно нравился, и он никак не мог понять, что в нем находит Эрика. Однако его радовало, что Грегер не возражает против того, чтобы его жена любила двух мужчин одновременно.

Он подозревал, что в глазах Грегера связь жены с ним, Микаэлем, придает их браку дополнительную пикантность. Впрочем, это они никогда не обсуждали.

Заснуть не удавалось, и часа в четыре Микаэль прекратил бесплодные попытки. Он уселся на кухне и еще раз от начала до конца прочел приговор. Вспоминая прошлое, он чувствовал, что встреча на Архольме имела прямо-таки судьбоносное значение. Ему так и не удалось разобраться, заговорил ли Роберт Линдберг о махинациях Веннерстрёма только в порядке трепа за рюмкой в каюте или же он действительно хотел предать дело огласке.

Микаэль склонялся к первому, но с таким же успехом могло оказаться, что Роберт из сугубо личных или коммерческих соображений хотел навредить Веннерстрёму и воспользовался удобным случаем, когда к нему на яхту попал податливый журналист. Он был достаточно трезв, чтобы в решающий момент вырвать у Микаэля роковое обещание, благодаря которому сам Роберт из трепача превратился в анонимный источник информации. А значит, он мог говорить все, что угодно, но Микаэль не имел права на него ссылаться.

Одно, правда, было Микаэлю совершенно ясно. Если бы какие-то заговорщики нарочно устроили встречу на Архольме с целью привлечь его внимание, то лучшего вклада в это дело Роберт внести просто не мог бы. Однако они пересеклись там по чистой случайности.

Роберт не знал, насколько Микаэль презирает людей типа Ханса Эрика Веннерстрёма. Многолетнее изучение данной темы убедило Микаэля, что не существует ни единого директора банка или известного главы компании, который бы не был прохвостом.

О Лисбет Саландер Микаэль никогда не слышал и пребывал в счастливом неведении относительно сделанного ею этим днем отчета, но, слушай он ее, он бы согласно закивал, когда Лисбет заявила, что его откровенное отвращение к любителям считать деньги не является проявлением левого радикализма. Нельзя сказать, что политика Микаэля не интересовала, но к разным политическим «измам» он относился с величайшей подозрительностью. Единственный раз, когда он голосовал на выборах в риксдаг — это было в тысяча девятьсот восемьдесят втором году, — он остановился на социал-демократах просто-напросто потому, что, на его взгляд, ничто не могло быть хуже, чем еще три года иметь Йосту Бумана в качестве министра финансов, а Турбьёрна Фельдина или, возможно, Улу Ульстена — на посту премьер-министра. Поэтому он без большого энтузиазма проголосовал за Улофа Пальме, получив в результате убийство премьер-министра, «Бофорс» [27] и дело Эббе Карлссона. [28]

Микаэль презирал репортеров, пишущих об экономике, по причине пренебрежения ими такой, по его мнению, очевидной вещью, как мораль. Для него уравнение решалось просто. Директора банка, который растратил сто миллионов из-за безрассудных спекуляций, надо снимать с работы. Руководителя предприятия, который занимается созданием «дутых» компаний, следует сажать в тюрьму. Домовладельца, который вынуждает молодежь нелегально оплачивать комнату с сортиром, необходимо делать объектом всеобщего осуждения.

По мнению Микаэля Блумквиста, задача репортера-экономиста состояла в том, чтобы выявлять и разоблачать финансовых акул, которые создают банковские кризисы и растрачивают капиталы мелких вкладчиков в безумных вереницах дот-комов. Он полагал, что такому журналисту надлежит наблюдать за руководителями предприятий с тем же пристальным вниманием, с каким политические репортеры отслеживают малейший неверный шаг министров и членов риксдага. Политическому журналисту никогда бы не пришло в голову считать лидера партии непогрешимым, будто святой, и Микаэль отказывался понимать, почему столь многие экономические журналисты важнейших СМИ страны относятся к посредственным биржевым дельцам с обожанием, словно те — рок-звезды.

Такая необычная для экономической журналистики позиция когда-то привела его к громкому конфликту с коллегами, иные из которых, в первую очередь Уильям Борг, сделались его злейшими врагами. Микаэль повел себя вызывающе, раскритиковав собратьев по перу за то, что они предают свое дело и служат на посылках у успешных молодых биржевиков. Роль критика общественных пороков, разумеется, создала Микаэлю определенный статус, его стали приглашать в качестве «неудобного гостя» на телепередачи, чтобы прокомментировать разоблачение какого-нибудь директора, растратившего миллиард или около того. Однако эта же позиция принесла ему много непримиримых врагов. Микаэль легко мог себе представить, что этим вечером в некоторых редакциях откупоривали бутылки шампанского.

Эрика понимала роль журналиста так же, как он, и еще в школе журналистики они вместе забавлялись тем, что придумывали издание, основанное на таких принципах.

Лучшего руководителя, чем Эрика, Микаэль просто не мог себе представить. Она была организатором, способным проявлять по отношению к сотрудникам теплоту и доверие, но вместе с тем не уклонялась от конфликтов и при необходимости умела править твердой рукой. А главное, ее хладнокровие и точная интуиция играли важную роль, когда надо было определять содержание нового номера. Они с Микаэлем нередко расходились во взглядах и отчаянно ругались, но при этом бесконечно доверяли друг другу и вместе составляли непобедимую команду. Он играл роль чернорабочего, добывая материал, а она обрабатывала его и находила ему применение.

Парень из рабочей среды и девушка из высшего класса вместе обладали необходимыми качествами. «Миллениум» был их общим творением, но никогда бы он не стал реальностью без ее способности обеспечить финансирование. У Эрики имелись деньги, полученные по наследству, и основной капитал она внесла сама, а потом уговорила отца и знакомых вложить в проект весьма солидные суммы.

Микаэль часто раздумывал над тем, почему Эрика занялась именно «Миллениумом». Конечно, быть совладельцем — даже основным владельцем — и главным редактором собственного журнала престижно, а к тому же ни на каком другом рабочем месте она не была бы так независима как журналист. После Высшей школы журналистики Эрика, в отличие от Микаэля, сделала ставку на телевидение. Она была боевой, роскошно смотрелась на экране и могла успешно конкурировать с кем угодно. Кроме того, у нее имелись хорошие контакты в бюрократической среде. Если бы она продолжала там работать, то, без сомнения, уже занимала бы куда более высокооплачиваемую руководящую должность на одном из каналов. Вместо этого она сознательно предпочла направить свои усилия на «Миллениум» — рискованный проект, который начинался в тесных, ободранных подвальных комнатах на окраине, но оказался достаточно успешным для того, чтобы в самом начале 90-х годов они смогли перебраться в более просторные и уютные помещения на холме Гётгатсбаккен в самом центре.