Айзек Адамсон - Тысячи лиц Бэнтэн Страница 14

Я кинул взгляд на девчонку, пытаясь врубиться, что она задумала, но она меня проигнорировала. Проведя нас через зал, официантка жестом пригласила сесть под учебным плакатом «Как правильно чистить зубы». Вот только сесть оказалось не так-то просто. Парты высотой в два фута, втиснуть туда взрослого – все равно что запихивать жирафа в телефонную будку.

– Меню найдете в парте, – объяснила наша официантка. – И не беспокойтесь. Неправильных ответов не бывает!

Она убежала приветствовать очередного посетителя. Девчонка уселась и откинула крышку парты. Я сделал то же. Внутри обнаружилось меню и бланк заказа, приклеенный к коробке маркеров пастельных тонов. А под ними лежала детская книжка под названием «Черепашка Тики идет на пляж» и маленькие деревянные счеты, украшенные красненькими божьими коровками и синими бабочками.

– Супер, правда? – спросила девчонка. – Повезло нам, что мы отхватили место, просто невероятно. Обычно тут набито под завязку.

Сказать по правде, я вообще не въезжал, как понять и эту кафешку, и эту девчонку. Говорят, японцы с ума сходят от ностальгии по детству, потому что только в детстве они поистине свободны, избавлены от социального давления и бесконечных обязанностей зрелости. Может, во всем мире люди относятся к детству так же, но что-то я не припоминаю ни одной страны, где декор в стиле начальной школы – последний писк в ресторанном бизнесе.

На бланке заказа я отметил галочкой кофе. Девчонка поставила несколько галочек, а затем подошла официантка и бланки забрала. Через несколько столиков от пас кучка студентов затянула припев какой-то песенки о пирожках со сладкой бобовой пастой, потом расхохоталась. Пялясь на неумелые рисунки, прикнопленные к стене, я вспоминал огромный портрет Миюки, тот самый, в особняке Накодо. На мысленном экране высвечивались эти пять улыбающихся портретов с вкраплениями других кадров: вот Миюки сидит перед автоматом патинко, уставившись в никуда; вот ее выносят из галереи автоматов; а вот ее вылавливают из воды.

Девчонка вытащила сигареты и закурила.

– Знаешь, не надо бы этого делать, – сообщил я. – Курить – здоровью вредить.

– Как будто я не знаю.

– А мне все равно надо это сказать. Я же взрослый.

– Ты в смысле, что я – не взрослая?

– А кто тебя знает. Тебе сколько лет?

Девчонка закатила глаза, затянулась и увильнула от ответа:

– Взрослый ты или нет, возраст тут ни хрена не значит.

– Справедливо. Но имя-то свое могла бы мне сказать.

– Меня зовут Афуро.

– Афро? Как прическа?

– А-фу-ро, – выдохнула она. – Сокращенно от Афородэтау.

Пришлось поломать мозги, прежде чем до меня дошло, что она выдала японское произношение имени «Афродита».

– Как богиня любви Афродита?

– Угум, – промычала она с нулевым энтузиазмом.

– Очень необычно.

– Когда люди говорят «необычно», они, как правило, имеют в виду «отстойно».

– Это не про меня. Если я говорю «необычно», – это значит, что мне нравится твое имя.

– Терпеть его не могу, – сказала она. – О чем вообще думали мои предки, когда изобрели такое имечко? Для него даже кандзи[25] нету. А если б я оказалась мальчиком, мой папаша собирался назвать меня Пифагором. Пифагор. Я хренею.

– Предки тащатся от древних греков, а?

– В медовый месяц они в Грецию ездили, предположительно там меня и зачали. Я об этом даже думать не хочу. Короче, забудь всю эту мутотень насчет Афродиты, считай, что я Афуро, что это никакое не сокращение.

Тут подошла официантка. Отдав мне кофе, она выгрузила на парту Афуро шоколадно-клубничный молочный коктейль и кусок бананового торта. Затушив сигарету, Афуро хлюпнула коктейлем, сунула в рот здоровенный кусок торта и следом отправила клубничину. Если у нее такое представление о завтраке, обед она наверняка пропускает. Судя по тому, какая она тощая, ужин отправляется вслед за обедом.

– Я хотел спросить кое-что насчет твоей подруги, – начал я.

Афуро сморщила нос:

– Сейчас я не хочу обсуждать Миюки. Кучу времени я думала только о ней. Задолго до – ну, до того, что случилось. Ты даже не представляешь, ясно? И никто не представляет. Но моим мозгам надо отдохнуть от Миюки, или у меня случится нервный срыв, в натуре. Еще чуть чуть, и я разревусь. В любую секунду, в натуре, въезжаешь?

Она захлопала ресницами, потом глубоко вздохнула и отвела взгляд. На секунду мне показалось, что она прямо тут и разревется. Но вместо этого девчонка медленно выдохнула и запихнула в рот очередной кусок торта.

– Можешь оказать мне услугу? – спросила она.

– Говори.

– Давай прикинемся, что все ништяк. Притворимся, что мы просто нормальные люди, у нас обычный завтрак и разговор. Как будто у нас свидание, ну или типа того.

– Свидание в девять утра?

– Да я к примеру, – ответила она. – Как хочешь, так и притворяйся. Если тебе стремно свидание, представь, что я твоя племянница. Я могу быть твоей племянницей, а ты – мой иностранный дядюшка с заскоками.

Вытягивать информацию силком – дело дохлое, а из Афуро получалась вполне ничего себе племянница понарошку, так что я решил ей подыграть. Но я чуял, что девчонка – порядком странная штучка, даже для своего возраста. Да еще и росла с имечком Афродита.

Девчонка оттяпала очередной кусок торта:

– Ну, дядюшка, чем занимаешься в Токио? Живешь тут?

– В основном в Кливленде живу.

– Гас?

– В Кливленде. Американский Средний Запад.

– А я слыхала о Кливленде?

– Фиг знает, – ответил я. – У нас однажды река загорелась. Нормальный город, в общем. Но я много путешествую, и в Токио тоже бываю. Так сказать, дом вдали от дома.

– Говоришь, ты писатель или типа того?

– Точно. Журнал «Молодежь Азии».

– А-а, – с оттенком неодобрения протянула она.

– Не любишь «Молодежь Азии»?

– Журналы – это отстой. Без обид.

– Никаких обид. А что в них такого отстойного?

Афуро положила вилку.

– Во-первых, вся эта фигня о том, что носить. Какой свитер к какой юбке, какие цвета дня весны, какие – для осени. Какой идиот станет читать журнал, чтоб одеться?

– У нас не такой журнал.

– Тупые диеты, дурацкие прически. Плюс вся эта хренотень насчет секса. «Сто один способ угодить мужику в постели, фишки и подсказки для улетного секса». Я вас умоляю. Ну, как будто так сложно заставить парня кончить.

– «Молодежь Азии» не…

– Я в том смысле, что надо просто повыпендриваться, разве не так? Стонешь время от времени, извиваешься и повторяешь «о, малыш, малыш», ну и прочее в том же духе. Не самое сложное в мире дело.

– Наш журнал больше пишет о…

– Если секс – такая замороченная штука, с чего тогда у всех этих тупых людишек дети заводятся? Или вот зацени – была одна отсталая девчонка, жила на одной улице со мной; в смысле реально умственно отсталая, и мудозвоны из школы платили ей, чтоб она им отсасывала. В смысле ртом, так? За храмом в парке. И они ведь платили ей не деньгами. Платили кошачьим дерьмом.

Я сидел и ежился, озираясь – не слушает ли нас кто, – и чуял, что пора менять тему, прежде чем я начну задыхаться и заплюю кофе всю парту, как в паршивой комедии. Но Афуро не дала мне шанса.

– Не настоящее дерьмо, заметь, если ты так подумал. В этом случае ты все-таки извращенец. Нет, разная фигня: наклейки с кошками, брелки с кошками, мягкие игрушки. Любой прибамбас с кошкой – и дело в шляпе. Реально отвратно. В смысле, эти чуваки. Не кошачьи безделки или эта отсталая девчонка. В конце концов, не ее вина, что она такой уродилась. Я к чему веду: эта девчонка, ясный пень, не читала журналов, не изучала пособий по сексу и прочего, и тем не менее она – настоящий профессионал, на раз заставляет парней…

– Я усек насчет журналов, – перебил я. – Ну а ты, учишься в колледже?

– Нет, – ответила она. – А сейчас ты спросишь, есть ли у меня работа; да, есть, и она такая нудная, что я даже языком не шевельну, обсуждая ее. Затем ты спросишь, чем занимается мой папаня, потому что люди всегда спрашивают; так что я тебе отвечу и разделаемся с этим сразу же. Мой папаня – математик. Даже какое-то время был типа знаменит. Знаменит для математика, что бы это ни значило. Ты когда-нибудь слыхал о парадоксе Ногути?

Я покачал головой.

– Это парадокс моего папаши. Насчет теории дружественных чисел.

– Теории дружественных чисел?

– Меня не спрашивай. – Афуро шумно отхлебнула коктейль. – В общем, этот парадокс решили.

– Так это же здорово.

– Ни хрена подобного! После того, как парадокс решили, с папашей, считай, все было кончено. У него случился тотальный психический срыв, и он потерял грант на свои исследования. Для семьи было очень тяжело. Он сейчас преподает математику в «зубриловке»[26] в Мурамура.

– Где это?